А было, говорят, так. Стояла в одной деревеньке церквушка старая, ещё деревянная. Староверы давно из тех краёв ушли, а церквушка осталась. Новый поп не захотел в ней службы вести, новую построил, а эту запер. И строго-настрого велел прихожанам туда ни ногой, а то, дескать, прокляну и анафеме предам.

Жил в той деревушке один мужик. Семейно жил, крепко. И решил он мельницу выстроить, чтоб, значит, доход свой увеличить. И место подходящее нашёл – в ложке, ещё речушка рядом протекала. Делай запруду, колесо ставь – и трудись себе, вози зерно. Одно плохо – церквушка как раз по соседству стояла, на дне балки.

Ну, как добрый христианин, пошёл мужик к попу. Так и так, мол, мельницу надо ставить, а тут церквушка мешает. Если речку запрудить, то её затопит. Поп дал добро: это, говорит, к лучшему, если старая церковь под воду уйдёт – народ скорее о расколе забудет.

На том и порешили. Затопил мужик ложок, поставил мельницу – и пошло дело, поехало. Развернулся, зажиточным стал.

Только снится однажды мужику сон. Звонит церковный колокол, хочет мельник перекреститься, а откуда звон раздаётся – никак не поймёт. Крутился мужик во все стороны, крутился – и понял наконец, что этот звон из-под воды идёт! Стал себя крестным знамением осенять, а рука не слушается. Тут очнулся мужик ото сна, но звон в ушах всё стоит. И понял он, что звон этот – настоящий.

А через три дня утонула в том ложке младшая дочка. Только-только пятнадцатый год пошёл. Вся семья скорбела – не то слово. А уж мужик горевал по-чёрному, высох совсем. Придёт на берег, шапку скинет и стоит. Весь день оторвать его не могут.
Ну, время подлечило, горе поутихло. Старший сын женился. Тут внучата пошли. И опять мужик слышит звон во сне. И опять перекреститься никак не может. Насилу пробудился – и давай себя крестом осенять.

Не помогло, однако. Утонул в запруде младший внучок. Сноха умом тронулась.

Тогда и рассказал мужик жене про колокольный звон. А жена говорит, что тоже его слышала, да не за три дня до беды, а на неделю раньше.

Вот оно как вышло – церковь обидели, Бога обидели. А вину детки малые искупают.

И в третий раз зазвонил подводный храм. На этот раз мужик с женой вместе звон услыхали. Вскочили с постели – и давай на образа молиться. Только видят – из красного угла густой дым повалил. Пожар случился, пока спали! Так в одном исподнем и выскочили, а дом сгорел. Весь сгорел, с добром, с пристройками.

Долго потом церковный колокол молчал. Мужик уже умер, внуки стариками сделались. А он вдруг возьми да снова зазвони. Многие его тогда, говорят, слышали. Всё гадали: кого в этот раз заберёт? А забрал многих – Гражданская война пришла. А потом и голод. Покосило тогда и тех, кто в Бога верил, и неверующих тоже. Смерть ведь не разбирает, кто ты. Своего не упустит.

А потом уж забывать про ту церквушку стали, лет двадцать прошло. Но она своё дело не забыла. Перед самой войной звонить начала. Ох и громким был тот звон! Говорят, из райцентра народ приезжал послушать. Старики судачили, не иначе конец света грядёт. А оно вон что – война народная…

Всё народ на себя принял. И войну, и разруху, и неверие. Но не сломался, нет. Как та церковь – стоит себе на дне и предупреждает: держи, мол, ухо востро. А я уж до тебя дозвонюсь, если беда какая. Вот такая она, вера на Руси, – вечная.