И в двух словах рассказала о своих бедах: и об одиночестве, извечной проблеме русских женщин, и о мужиках, которым неинтересна её душа. «Им только тело подавай».
– Матушка, по поводу души давай я с тобой поговорю. Ты что-нибудь о Евангелии слышала?
– И слышала, и читала. И не только Евангелие, но и ещё множество разных церковных книжек, мне их наш батюшка давал. Только, знаете, нигде в ваших книжках не написано, как стать счастливой. Так что разочаровалась, больше ничего не читаю, а только злюсь, уже до ненависти дошла.
– А Евангелие?
– А что Евангелие? Надоело, батюшка, быть кругом положительной. Ну Его, этого Христа. Мне о тебе хорошо отзывались, так что я тебя прошу – помолись, чтобы я маленько угомонилась. Сама себя порой ненавижу.

Никогда ещё за годы, проведённые в Церкви, мне не приходилось слышать что-либо подобное. Человек совершенно не представляет, зачем и к Кому идёт в храм. Неужто только к священнику? Но без Христа я пуст, и самое большее, что могу, – посочувствовать, но никак не помочь. Мы же не экстрасенсы. Без веры и упования на Него в церкви делать нечего. И не только в церкви.

Знаю одного чиновника, он к нам в деревню к тёще своей приезжает. А тёща та – наша постоянная прихожанка и, конечно же, активный миссионер. Как человек грамотный и облечённый властью, зять к тёщиной пропаганде относится с пониманием и лёгким сарказмом. Единственное, в чём бабушка преуспела, так это в том, что убедила любимого зятя носить с собой в портмоне маленькую иконку с текстом девяностого псалма на обороте.

Как-то ему срочно понадобилось решить одно важное дело, и для этого нужно было немедленно попасть на приём к министру. Вопрос требовал безотлагательного решения, а на приём он заранее не записывался. Попросил секретаря доложить о себе и принялся ждать.

Проходит полчаса, час, нет ответа. Вдруг видит – выходит министр из кабинета и быстрым шагом направляется к выходу.
– Сегодня меня уже не будет, – бросает секретарю и убегает.

Что делать? В этот момент он почему-то вспоминает о тёщиной иконке с молитвой. В отчаянии достаёт ее из портмоне и начинает читать незнакомый ему текст. Секретарь наблюдает за странными манипуляциями чиновника.
– Что это вы делаете?
– Сейчас-сейчас, – останавливает тот секретаря и дочитывает текст до конца. Прячет иконку в бумажник.

И в этот момент всё тем же быстрым шагом возвращается министр.
– Хорошо вспомнил, а то уже чуть было не уехал. Нам же с Ивановым, – показывает в сторону нашего чиновника, – нужно переговорить. – И, делая приглашающий жест рукой, указывает на дверь кабинета: – Заходи.

Что это, случайность? Или проявление благодатной помощи в ответ на пусть и неумелую, но искреннюю просьбу о помощи?

Один из монахов, побывавших на Афоне, рассказывал, как недавно к ним приезжал один наш очень высокопоставленный деятель. Перед приездом братия всё задавалась вопросом, где его размещать и какими деликатесами потчевать. Не каждый день такие люди к ним наведываются. А тот через помощников, в свою очередь, спрашивает отцов монахов, во что ему одеваться и как себя вести, чтобы никого не смущать. Келью просил выделить самую обычную и трапезу разрешить ему вместе с братией.

Обычно те, кто бывает на Святой горе, не ограничиваются пребыванием в одном монастыре, а стараются побывать и в других местах. Вот и этот высокопоставленный паломник отправился поклониться известным святыням.

Наш монах, который рассказывал об этом посещении, вскоре после него ехал с тем же шофёром, что возил гостя по святым афонским местам.

– Только мы отъехали, а он уже просит: «Дай я порулю», – рассказывает шофёр. – Вообще он хорошо водит. Проехали ещё немного, и на тебе: откуда ни возьмись, появляется осёл и перегораживает нам дорогу. Никогда раньше такого не было. Откуда он взялся? Выходим, пытаемся его прогнать, осёл ни в какую. Наконец общими усилиями, вместе со всеми сопровождающими, отогнали настырное животное и поехали дальше.

И вот уже вечером возвращаемся к нам в монастырь, а на том же самом месте снова стоит давешний осёл. Вспомню, как мы опять его отгоняли, – о-ой, и смех и грех!

На общей трапезе с монахами гость молча ел и слушал чтение жития дневного святого. Потом спросил сопровождавшего его монаха:
– Это вы что же, специально для меня читали?
– Нет, что вы, за трапезой читается житие святого, память которого приходится на сегодняшний день.
– Надо же, случайность, а попали в точку.

Вот и думай: случайно вышел осёл на дорогу перед большим человеком или нет? Может, это и не простой осёл, а Валаамова ослица, но только мужского рода? Кто знает. В одном уверен: люди такого уровня не могут без присущей им харизмы править народами. Вопрос в другом – из какого источника она проистекает?

Харизма, или благодать, – это и есть проявление в человеке присутствия Божественных энергий. И даётся она на конкретное делание – служение Богу и людям. Благодатью священники совершают служение у престола, благодатью испрашивается исцеление болящих, мудрость царям и дерзновение пророкам. Вся наша жизнь освящается спасительной благодатью.

Но, как известно, свято место пусто не бывает. Стоит только, отказавшись от высшего призвания, начать выстраивать собственную систему мироздания, в центре которой место Истины займёт кто или что угодно, но только не Источник благ, – она отходит. И вот уже вместо творческих Божественных энергий тобою движут силы совсем иного рода.

Несколько лет назад слушал удивительную историю о проявлении епископской харизмы, причём тоже из уст очевидца. Этот очевидец сопровождал делегацию от лица руководства нашей Церкви, которая посещала святую гору Афон, а точнее – Русский Свято-Пантелеимонов монастырь. По благословению священноначалия несколько епископов отправились поздравить с девяностолетием архимандрита Иеремию, игумена этой древней обители.

– Прибыли в монастырь, где с почётом были приняты братией. После обычных приветствий все направились в храм и стали молиться, в первую очередь поминая виновника торжества.

Всё шло как обычно, кроме одного – самого игумена в храме не было.
– А где же отец Иеремия? – интересуется наконец один из епископов.
– А он у себя в келье. С утра ещё ушёл умирать.
– Как умирать? Мы же его поздравить приехали.

Собираются и всей делегацией направляются в келью к настоятелю. Заходят и видят отца архимандрита лежащим на кровати поверх одеяла и опирающимся спиной о подушку. Белая борода, по плечам длинные седые волосы. Старший из епископов подошёл к старцу, благословил его и задал вопрос:
– Что же это вы надумали, ваше высокопреподобие? Мы приехали вас поздравить от лица всей полноты нашей Церкви, а вы – помирать.
– Так сколько же можно жить, владыки святые? Девяносто лет, куда больше? Пора и честь знать.
– Нужно сказать, – продолжал рассказчик, – что старец, несмотря на почтенный возраст, оставался ещё достаточно крепким и лично продолжал заниматься вопросами закупки всего необходимого для нужд монастыря. В определённый день садился в грузовичок рядом с водителем, и отправлялись они на рынок. Поскольку поездки за продуктами совершались всегда в одно и то же время, то и торговцы их уже ждали. Стоило только монахам появиться, как к грузовичку уже тащили корзинки и сетки с продуктами. За что-то брали деньги, что-то жертвовали с просьбой помолиться о близких.
– Почему всегда езжу сам? – пояснил отец Иеремия. – Однажды послал вместо себя одного монаха, дал ему денег. Бес его и подловил. Искусился бедняга, хоть и сумма была небольшая.

Да только денег человек в руках давно не держал. Вот он с ними и скрылся. После этого случая боюсь ещё кого-нибудь в искушение ввести, потому сам и езжу.

Вспоминаются фильм «Остров» и монах, которого играл актёр Пётр Мамонов. Решил герой Мамонова, что всё, исполнил он на земле своё предназначение, вину искупил, можно и помирать. Лёг в гроб, руки сложил, вздохнул и уснул. Но это в кино, а с отцом игуменом такое могло произойти и наяву. Люди такой духовной высоты сами решают свою судьбу. Только епископы вмешались и не позволили.
– Нет, батюшка, дорогой. Нет тебе на то нашего благословения – помирать. Благословляем жить ещё как минимум пять лет здесь, в монастыре. Нужен ты братии, Церкви нужен.

Юбиляр полежал ещё некоторое время, потом с сожалением вздохнул:
– Разве только за послушание… – и принялся вставать.
И послушание исполнил, потом мы его ездили поздравлять уже с 95-летием.

Я и лично неоднократно сталкивался с проявлением епископской харизмы. Однажды в разговоре с владыкой мне очень хотелось задать вопрос о его отношении к одному выдающемуся церковному деятелю прошлого столетия. Но разговор шёл на другую тему, и мне было неудобно самолично менять его направление. Вдруг епископ встал из-за стола и куда-то вышел.

Через минуту он вернулся с папкой в руках. Сел рядом со мной, развязал тесёмки и достал из неё листок бумаги.
– Вот посмотри, это мнение отца Иоанна Крестьянкина о том человеке, что тебя интересует.

Я взял в руки и прочитал отзыв известного старца, отпечатанный на пишущей машинке. Получается, что вопрос, крутившийся в моей голове, был услышан собеседником, и я получил совершенно внятный ответ, как если бы задал его вслух.

Таких случаев на моей памяти было несколько, так что мой вам совет – в разговорах с людьми духовными не стоит давать волю собственным мыслям.

В 1971 году, через год после кончины патриарха Алексия I, в Троице-Сергиевой лавре был созван поместный собор, на котором главным вопросом значилось избрание нового предстоятеля Русской Православной Церкви. Вообще-то патриарх Алексий ушёл из жизни ещё в 1970-м, но проводить поместный собор власти не разрешили, поскольку смерть патриарха совпала с таким славным мероприятием, как празднование столетия со дня рождения Владимира Ильича Ленина.

И вот через год наконец приступили к выборам. Сами выборы прошли открыто, каждый из более чем семидесяти архиереев вставал и во всеуслышание заявлял, что он и вверенная его окормлению епархия отдают голос за патриаршего местоблюстителя митрополита Пимена.

Понятно, что в обществе победившего социализма решающим оставалось мнение тогдашних властей, все это прекрасно понимали, и тем не менее голосование проходило очень торжественно. Наконец председательствующий объявил, что новым патриархом избран митрополит Пимен.

– И только после избрания, – как вспоминал один из непосредственных участников тех событий, насельник Лавры и одновременно преподаватель Московской духовной академии, – вдруг все вспомнили, что новый патриарх не имеет духовного образования. Вообще никакого.

Время, которое мы обычно посвящаем учёбе, молодой иеромонах всё больше проводил в местах заключения. Хотя это тоже неплохая школа, особенно в отношении молитвы. Но и при желании окончить какую-нибудь семинарию в годы воинствующего безбожия было невозможно, их не существовало вовсе. Поскольку после известных революционных событий и вплоть до окончания войны духовное образование в нашем Отечестве находилось под запретом. Но правила требовали, чтобы кандидат в патриархи в обязательном порядке имел свидетельство о таком образовании.
– Как же нам тогда выйти из положения? – спрашивает новоизбранный патриарх присутствующих здесь же представителей академии.
– Придётся сдавать квалификационные экзамены, ваше святейшество, – возможно, в шутку отозвался один из преподавателей.

Какую-то секунду патриарх собирался с мыслями и потом ответил:
– Ну что же, устав – закон для всех, придётся садиться за парту.

Наверное, патриарх мог бы повести себя и по-другому, ведь уже избран, зачем самому себе создавать дополнительные трудности, но не стал.

Я сам был преподавателем семинарии и, конечно же, понимаю: никто из профессоров не стал бы ставить патриарху на экзамене неудовлетворительную оценку, а при затруднениях, напротив, старался бы всячески помочь. Но только как бы это выглядело со стороны? Такой человек, символ полноты церковной, и вдруг не может ответить на вопрос экзаменатора, а тот, сам краснея, ставит его святейшеству вымученную четвёрку. Кому это нужно? Сдавать так сдавать.

И вот патриарх прибывает в Лавру преподобного Сергия, в которой сам же некоторое время являлся наместником. Прибытие патриарха в любую епархию, любой монастырь – это ещё и великий праздник, особое торжество. Святейшего Пимена встречают все насельники Лавры, учащиеся и преподаватели Московских духовных школ. Торжественно звонят колокола. Помню, сам в начале девяностых видел, как однажды Лавра встречала патриарха Алексия II: под ноги ему бросали цветы, и ещё множество старушек периодически подбегало к нему за благословением. Мы все стояли в полупоклоне, а он шёл и нас благословлял.

Трудно представить, что после такого всеобщего изъявления чувств – тебе предстоит идти к людям, которые только что тебя приветствовали, и подтверждать право на это уважение.

Весь профессорско-преподавательский состав духовных школ ожидал святейшего в актовом зале. Когда тот вошёл, тогдашний ректор академии епископ Филарет приветствовал его замечательной речью. Кто слышал проповеди и выступления епископа Филарета – знает, какой это учёный, талантливый человек. Тот может себе представить, что это была за речь.

Патриарх стоял, опираясь на посох, и молча слушал. Ему, по большому счёту, в общем-то, простецу и самоучке, предстояло ответить этим более молодым премудрым знатокам истории, богословия и ещё множества других церковных наук и при этом оставаться на высоте своего положения.

Когда приветственная речь закончилась, патриарх, поблагодарив выступавшего, произнёс ответное слово.

Что мы ожидали услышать? Наверное, какие-то дежурные выражения благодарности. Но вместо этого стали свидетелями блестящего, удивительно глубокого и богословски насыщенного выступления человека, подтвердившего своё право носить столь высокий церковный сан. Не веря своим ушам, мы стояли с широко открытыми от удивления глазами. Потом, не сговариваясь, все вместе склонились в благодарном поклоне.

Вопрос о дальнейших испытаниях патриарха отпал сам собой. Более того, даже говорить об этом после такого слова казалось неуместно и бестактно, заключил мой собеседник. – С того дня прошло более сорока лет, а я всё продолжаю находиться под впечатлением чудесного явления патриаршей харизмы.