Зима снова завьюжила все улицы и упрямо сыплет снегом, несмотря на чертыханье дворников и постоянный скрип лопат. Зима – суровая мать, она гонит нас по домам, чтобы мы быстрее обняли родных, выпили с ними горячего чаю и рассказали последние новости.

Зимой я всегда куда-нибудь направляюсь. В этот раз еду в Мордовию – в тех краях сейчас находится мой одноклассник, в прошлом подававший надежды хоккеист, а теперь «парень из МЛС». Так бывает в этом безумном мире, порою жизнь человека меняется внезапно и до неузнаваемости.

Сильного, широкоплечего, статного спортсмена, возвращавшегося с тренировки, остановили полицейские, проводившие какой-то рейд. Он оказался похож на человека, которого они искали. Сотрудники правоохранительных органов долго изучали документы, потом обыскали. Добродушный Славка даже бровью не повёл, не пытался качать права. Но испытал шок, когда из его кармана извлекли странный пакетик с «неизвестным веществом».

И напрасно он потом до хрипоты доказывал невозмутимому следователю, совсем мальчику, своему ровеснику, что он спортсмен, не курит и не пьёт, что наркотики у него – это бред. Ему отвечали: мол, и спортсменов постоянно ловят на допинге. Потом его отцу, простому водителю автобуса, следователь написал на салфетке сумму, которая решит все проблемы. Но к назначенному сроку отец не смог её собрать.

Был суд, Славку отправили на три года в суровые края.

Сейчас я еду к Славке, чтобы отвезти все необходимые вещи, гостинцы, письма родных. Отец пашет на работе, чтобы отдать кредит, взятый на адвоката. Мама, пережившая сердечный приступ, совсем плоха, поэтому ехать вызвалась я – как одноклассница и подружка.

Славка меня всегда задирал. Как сейчас помню его иронические замечания на уроках литературы по поводу моего «слишком» трепетного чтения стихов. Я обожала Есенина и, не стесняясь никого и ничего, залихватски «пела» его стихи. Мне близко раздолье его лирики, поэтому и сейчас могу бесконечно декламировать Есенина, но тогда Славка обязательно подходил после урока, аккуратно толкал меня в спину и, смеясь, говорил:
– Ну ты, мать, даёшь, меня прямо дрожь пробила! Ещё бы чуть-чуть – и расчувствовался, честное слово. Могут же люди!

То же было и на истории, и на географии. А на математике нас вызывали к доске вместе. Мы, каждый на своей половинке доски, вычисляли логарифмы или производные, и Славка с интересом наблюдал, как я, вся перепачканная мелом, мучаюсь, вспоминая формулы, стираю. Быстро решив задачу, он тихонько подходил ко мне и молча указывал на ошибку, на что наша преподавательница неизменно говорила:
– Астафьев, Наринэ Владимировне ваша гуманитарная помощь не понадобится. Она и сама справится.

На физкультуре ему не было равных в игровых дисциплинах. Ребята брали меня в команду как самую заводную – я носилась за мячом и билась за каждую подачу. Однажды девчонки с силой подали мяч, он угодил мне в голову, и я потеряла сознание. А когда очнулась, надо мной стояли физрук и Славка со льдом. С озабоченным видом он спросил:
– Ну что, товарищ Че (это моё школьное прозвище), больно? Скажи, больно?

На что я, силясь улыбнуться, ответила:
– Нисколько не больно. Даже отдохнула.

Всё это я вспоминала в дороге, пока тряслась в поезде.

Не буду подробно писать о том, как сурово и тревожно выглядит то место, где сидит Славка. Как подозрительно смотрел на меня офицер, спрашивая, кем прихожусь заключённому, – я не моргнув глазом ответила, что двоюродной сестрой. Как у меня проверяли сумки на предмет запрещённых вещей, как я волновалась, пока ждала его.

Тяжёлая дверь скрипнула, и вошёл Славка. Нет, всё бы ничего, остались рост, плечи, стеснительная улыбка, но глаза погасли. Он был небрит и слегка сутулился. Я не знала, что делать, что говорить, руки тряслись. Славка сел рядом. Так мы и сидели минут десять, не в силах что-либо сказать. Он украдкой глядел на меня, потом кашлянул:
– Ну, мать, удумала в такую даль шастать…

Он пытался выглядеть не напряжённым, но ему это не удавалось.

– Да вот, решила осмотреть ваши красоты. Дома-то такого не найдёшь.

Он сцепил руки в замок.

– Да, красоты тут много, нечего сказать. Ты с ума сошла?

Я повернулась к нему.

– Меня твои родители попросили. И вообще, какой я Че, если не приехала бы сюда?

Он грустно улыбнулся.
– Ну это да, товарищ Че. Как давно это было.

Я взяла его под локоть.

– Совсем недавно, Славка. Знаешь, я много думала, может, не зря это произошло, может, это такой крутой поворот, чтобы пережить и измениться или изменить что-то важное?

Он меня остановил.

– Не надо. Всё было слишком здорово. Слишком. Окончил универ, сдал на КМС, спортивная карьера, тренер на руках носит, в девушках – самая красивая на свете, родители обожают. И вот – друзья мне не пишут, самая красивая вышла замуж, тренер отказался работать со мной по возвращении. Остались родители и ты, товарищ Че. Для этого и дано.
– Трудно тебе здесь, Славка?
– Не спрашивай, подруга. Труднее всего пережить предательство, но я пережил, уже не больно. А остальное – просто бег на длинную дистанцию.

Я тихо сказала:
– Тогда с мячом, Славка, помнишь? Мне же было очень больно, но я сказала себе, что нельзя ныть, и не ревела. Но у тебя-то не мяч, а настоящая драма, это должно быть очень больно.

Он царапнул мне лоб небритой щекой.

– Я спортсмен, не имею права жаловаться.

Потом за ним пришли.

– Прощайтесь с сестрой!

И тут Славка крепко меня обнял и сказал:
– Будь счастлива, сестрёнка! Где-то, с кем-то, но будь! Это правда больно, но надо жить.

И вот зима гонит меня домой, к тем, кто ждёт. Мороз кусает за щёки, и ветер плачет о тех, кто остался один и кому некуда возвращаться.

Мы его ждём.