К Богу каждый приходит своим путём. Сашка пришёл через беду – пьянство. Сначала выпивал как все – по праздникам, потом стал употреблять с друзьями на работе, а уж когда развёлся с женой – как с катушек слетел. С каждым разом запои становились длиннее, а перерывы между ними – короче.

Однажды утром, когда Сашка проснулся после очередной пьянки, мать поставила ему ультиматум:
– Ездила я к одной бабке, поведала о твоей беде, показала фото. Она сказала, что тебе сделано на смерть, умрёшь от вина, а следом и я. Ещё сказала, что не может снять порчу, она очень сильная. Одно, говорит, спасение – пожить в монастыре, в котором бесов изгоняют.
– Мам, ты что, серьёзно веришь в эти сказки? – Сашка отрешённо посмотрел на неё. Мыслями он был уже на улице, в поисках опохмела.
– У меня больше нет сил! Выбирай: два месяца в наркологии или две недели в монастыре.

Зная принципиальность мамы, Сашка не сомневался, что она действительно упрячет его в больницу. Вздохнув, сказал:
– Ладно. Согласен на монастырь.
– Вот и хорошо. Говорят, в России только два таких – Троице-Сергиев под Москвой и Задонский под Липецком. Едем в Задонский, это ближе. Я уже с крёстными договорилась, отвезут.

Стена из красного кирпича высилась метра на два. Двустворчатые ворота, рядом небольшая калитка, ведущая на территорию Задонского Рождество-Богородичного монастыря. Справа от входа небольшое захоронение с древними каменными крестами. Слева – двухэтажное здание, как потом узнал Сашка – больничный корпус. А в центре во всей красе стоял бело-синий собор. Мама узнала, куда нужно обратиться, чтобы приняли на проживание, но Сашка уже практически ничего не соображал и просто покорно плёлся следом. Последнее, что помнил, – как они подошли к храму, точнее к двери в кабинет настоятеля, а потом земля ушла из-под ног.

Когда он открыл глаза – не мог понять, где находится. В помещении было с десяток мужчин. Сашка сел на кровати, осмотрелся:
– Здравствуйте всем.
– Спаси Господи, – раздалось с разных сторон.

Сильно болела голова, но курить хотелось ещё сильнее, и он обратился к мужчине, который разместился на соседней койке:
– Не скажешь, где здесь можно подымить?

Человек как-то странно посмотрел на него и добродушно ответил:
– А курить на территории монастыря вообще-то запрещено, но настоятель сделал нам поблажку. Сейчас выйдешь на улицу, направо, завернёшь за угол здания и увидишь деревянный туалет. Вот там можно и покурить. Привыкай, спаси тебя Господи, к монастырскому распорядку. Как звать-то тебя, брат?
– Сашка. Александр.
– А меня Валера, я на первом посту послушание несу. Ничего, скоро сам всё узнаешь, брат.
– Спасибо.
– Не спасибо, а спаси Господи. Привыкай.

Добравшись до означенного места, Сашка с жадностью закурил сигарету. Подошли ещё двое мужчин, спросили:
– Новенький? Откуда?
– Тамбов, – коротко бросил Сашка. – Вы здесь кто? А то я ничего пока не понимаю.
– Мы-то? Трудники. Живём и работаем в монастыре. Здесь у каждого своя история, только ты не расспрашивай – не принято это. Мы сейчас у больничного корпуса отца Василия видели, он, наверное, тебя ищет.

Сашка двинулся к указанному зданию, возле которого действительно увидел довольно молодого священника с жиденькой бородкой и живыми глазами.

– Ты и есть Александр? А я отец Василий, эконом. Ну, то есть завхоз. Сейчас как раз нужен человек в больничный корпус – нести ночные дежурства. Справишься?
– Справлюсь, если нужно, – Сашка старался всё принимать как есть.
– Вот и хорошо. Забери свои вещи и приходи на второй этаж, – отец Василий указал на окно, – первая дверь налево от лестницы.

Сашку определили на постой на втором этаже больничного корпуса. И хотя келья и была рассчитана человек на пятнадцать, кроме него в ней проживало лишь двое.

Заступать на дежурство надо было только в ночь, поэтому решил осмотреть монастырь. На это ушло добрых полтора часа, он даже сходил за стену к источнику, правда, окунуться не решился. И только тут дошло, что у него не болит голова, его не мутит, как обычно, с похмелья. А ведь только сутки не пьёт!

Вечером сходил в трапезную на ужин, там знающие люди научили его: прежде чем войти, нужно прочитать молитву, а лучше выучить – она висела прямо у входа. Удивило то, что каждый мог положить в тарелку любое количество еды на свой выбор: стояли большие тазы с салатами, яблоками, несколькими видами гарнира. И ещё поразила тишина – люди ели молча, потом, встав, благодарили Господа за трапезу. Для Сашки всё это было в диковинку.

Но больше всего поразили пятиглавый собор и его великолепное убранство. Когда зашёл туда, будто оглушила торжественная тишина. Огромный иконостас просто завораживал. Слева стоял саркофаг с мощами Тихона Задонского, но подойти к ним Саша не решился. Полюбовавшись на всю эту красоту, тихо вышел и направился в свой корпус. Всё не мог поверить, что находится в самом настоящем монастыре и ему предстоит прожить тут две недели. Вот только почему-то не помнит, как уехали мама и крёстные.

Первое странное событие произошло с Сашкой дня через два после приезда. Днём он встретил Валерия, поздоровались.

– Ты сегодня в ночь? – спросил он Сашку. – Приходи ко мне, покурим. Только давай после двенадцати, концерт послушаешь, – и хитро улыбнулся.
– Какой концерт?
– Приходи, узнаешь.

Саша пришёл к часу. Валера и его напарник сидели за столом и о чём-то тихо переговаривались.

– Пришёл? Ну, пойдём, – Валера подмигнул товарищу. – Там дорожка вдоль забора, мы частенько ночью ходим по ней и курим, пост-то покинуть нельзя.

Действительно, прямо от ворот начиналась дорожка, уложенная квадратной плиткой. Товарищи закурили и двинулись вперёд. И тут до Саши донеслись крики, вопли, стоны – как будто за забором шла драка.

– Кто это там свару устроил? – наивно спросил он.
– Черти с бесами воюют, – спокойно ответил Валерий.

Сашка не понял – подшучивают над ним, что ли.
– Эх, простота! Здесь же земля святая, монастырская. Сюда ни черт, ни бес прорваться не могут, вот и грызутся за забором. Что, не веришь? Иди сам посмотри.

Осторожно подойдя к калитке и слегка приоткрыв её, Сашка выглянул на улицу. Она была совершенно пустой. Но едва закрыл калитку, за забором снова раздались те же самые звуки. Снова выглянул на улицу – звенящая тишина. Закрыл калитку – шум за забором.

– Ладно, брось это занятие, они теперь до четырёх утра беситься будут. Так каждую ночь, мы уже привыкли.

Самое странное, что в этот момент Сашка не испытывал никакого страха. Сам себе удивился. А Валерий продолжал:
– Здесь много чего странного и интересного происходит, земля намолена тысячами паломников и сотнями святых. Тебе тут таких историй расскажут…

Сашка вернулся на свой пост. Отдежурив до пяти утра, когда вся братия, некоторые трудники и те, кто проживал в больничном корпусе, пошли на утреннюю молитву, спокойно завалился спать.

Прошло три дня, Сашка начал привыкать к размеренной жизни монастыря, к его правилам. Заметил, что стал меньше материться, кланялся и крестился, проходя мимо собора, поклоном приветствовал монахов и особенно отца Василия, с которым виделся чаще всего. Даже взял в монастырской библиотеке молитвослов и ночью пытался читать его. Многого не понимал, но основная суть, заложенная в молитвах, была понятна: Бог – это любовь, доброта и жертвенность.
Единственное, что его сейчас беспокоило, – нывшая рука. Ещё дома по пьянке обжёг её сковородой. Рана покраснела и начала гноиться. Со своей бедой обратился к отцу Василию.

– Чего же ты медлишь, непутёвый! Так и руки лишишься. Ступай к матушке, она у нас медициной заведует, – посоветовал он.

Несколько дней матушка делала перевязки, вскрыв перед этим нарыв, накладывала разные мази. Поняв, что процедуры бесполезны, пристально посмотрела на Сашку.

– Ты верующий?
– Д-да, – с некоторой запинкой ответил он, и матушка уловила неуверенность в интонации.
– Понятно. Ну, а крест-то на тебе?
– На мне, – Сашка хотел было показать, но матушка остановила.
– Иди в храм к Тихону и попроси, чтобы даровал тебе излечение.
– А как просить?
– Сердцем.

Войдя в храм, Сашка подошёл к мощам, и непонятное волнение охватило его – внутри саркофага лежит нетленное тело того, кому поклоняются сотни верующих, а он стоит рядом и просит для себя милости. У изголовья было что-то вроде приступка, на который спиной к саркофагу могли одновременно сесть два человека. Сашка сел боком, приложившись больной рукой к святыне. Он не молился, своими словами просил Тихона помочь, просил прощения. И искренние слёзы раскаяния вдруг потекли по щекам.

Через два дня от раны остался только трёхсантиметровый шрам, напоминающий сигару.

Первая неделя пребывания Сашки в монастыре подходила к концу. Он сам чувствовал, как изменился. В голове были совершенно другие мысли, про водку и собутыльников не вспоминал. Чётко осознал, что до этого вёл неправедную жизнь и Господь постоянно пытался его вразумить. Но лишь попав сюда, понял: жизнь – это и есть вера. Вера в Бога, людей, доброту и любовь. Теперь каждый раз, проходя мимо храма, Саша крестился на три стороны, кланялся, на душе становилось легко и радостно.

Как-то к вечеру в монастырский двор въехали два паломнических автобуса. Люди прибыли на воскресную утреннюю молитву.

Ночь прошла как обычно, он сбегал к воротам, покурил, послушал свистопляску за забором, потом вернулся к себе. Когда зазвонили колокола, Сашка было собрался пойти спать. Но что-то остановило, и он, не раздумывая, направился в храм. Он иногда ходил на службы, но только вечерние, а сейчас какая-то неведомая сила несла его именно на заутреню.

Паломники, как обычно, расположились ближе к амвону и мощам Тихона. Служба началась и шла своим чередом. Сашка пристроился справа от дверей, закрыл глаза и вслушивался в голос, разносивший под сводами святые писания. Вдруг кто-то тронул его за руку:
– Эй, парень.

Он открыл глаза и увидел пожилую женщину, которую уже встречал на службах.

– Что, матушка?
– Видишь, вон там два монаха держат под руки старца? Пойди к нему и попроси благословить. Это святой старец из Мичуринска, приезжает очень редко. Иди, милый, тебе это нужно, – в голосе женщины было столько тепла, что Сашка без колебаний двинулся в указанную сторону.

Подойдя, слегка замешкался, не зная, как обратиться. Потом, сложив ладони правую на левую, склонил голову.

– Благословите, батюшка.
– Подними голову, сын мой, – раздался тихий и кроткий голос.

Сашка повиновался. Перед ним находился седой как лунь человек в белых одеждах. Было видно, что ему тяжело стоять. Но какая сила исходила от старца! Она, словно магнит, тянула к себе, растворяла и наполняла собой.

– Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, – старец перекрестил Сашку. И вдруг, взяв его руки в свои, пристально посмотрел в глаза. – Ты на правильном пути, сын мой, и первый шаг уже сделан. Скоро познаешь непознанное и увидишь невиданное. Ступай, и да хранит тебя Господь.

От этих слов Сашка совсем растерялся и, перекрестившись после благословления, отошёл в сторону. Вернувшись с заутренней, уставший, но одухотворенный, завалился спать.

Грудь распирало калёным железом, как будто кто-то хотел выбраться из неё. Боль становилась всё нестерпимее, и вдруг из неё вырвалась фигура в чёрном балахоне. Не узнать её было трудно – сгорбленная женская сущность с косой. Молча, не оборачиваясь, она как бы уплывала по воздуху, становясь всё меньше, пока совсем не исчезла.

Сашка проснулся в холодном поту и не мог понять: это явь или обычный страшный сон? Но ведь все ощущения были реальны! Неужели он сходит с ума?

День прошёл как обычно, но когда Сашка заступил на дежурство, впервые стало страшно одному в длинном узком коридоре больничного корпуса. Чтобы отогнать дурные мысли, он направился к центральному посту – перекурить с ребятами: за разговорами и время летит быстро.

Простившись с парнями, не спеша вернулся к себе в корпус, вошёл в келью, улегся на кровать и незаметно провалился в сон.

На этот раз грудь не болела, но что-то внутри происходило. Сашка чувствовал, как кто-то пытается выйти из него, однако, в отличие от вчерашнего, делает это аккуратно, безболезненно. Вначале появилась одна фигура, потом вторая, а за ней третья. Сашка отчётливо видел, что это мужчины, одетые в чёрные балахоны, с капюшонами на головах, в руках у каждого был посох, но не простой деревянный, а богато украшенный. Фигуры стали отдаляться. И вдруг тот, что был в середине, обернулся и погрозил указательным пальцем.

Он лежал с открытыми глазами. Господи, что происходит? И что означает тот жест? Как сказал старец – познаешь и увидишь? Так что же это – сон или явь? Сотни вопросов роились в Сашкиной голове. Нужно было с кем-то поделиться. Первым на ум пришёл отец Василий.

Сашка нашёл его возле трапезной. Подойдя, поклонился и поприветствовал.

– Благослови, отец Василий, и выслушай.

И Сашка рассказал о своей прежней жизни и своих снах, на что отец Василий ответил:
– Такое здесь случается довольно часто, это видения. Наша земля веками намолена и духом Божьим пропитана.
– Но ведь это были сны, – возразил Сашка.
– А видения бывают и наяву, и во сне, почитай Житиея святых угодников. Ну, что могу сказать про первое видение? Смерть от тебя ушла, это верно. Спаси, Господи. Со вторым не очень понятно… Ты лицо того, кто пальцем грозил, видел?
– Нет. Капюшон закрывал, да и в полумраке всё происходило.
– Но верно одно: это были благочестивые старцы. И посохи, говоришь, у них богатые? Значит, звания не маленького. Ну а то, что один погрозил пальцем, – здесь просто. На многих христианских полотнах святые тянут указательный палец вверх, что символизирует их связь с высшими силами. Он не просто тебе грозил, а как бы наказывал: береги то, что обрёл. Так-то, сын мой. А может, это сам Тихон был? Одному Богу известно.

…В дни, оставшиеся до приезда мамы и крёстных, жизнь текла по монастырскому уставу: молитва, послушание, трапеза, сон.

Потом они приехали и рассказали, что случилось в первый день. Когда пошли к настоятелю за благословением, Саша вдруг начал рычать, закричал: «Не нужно! Отпустите меня!» Хорошо, монахи подоспели. Но даже пятеро взрослых мужиков не сразу смогли втолкнуть его в храм. Только когда повернули лицом к иконостасу и мощам Тихона, он обмяк и, как пустой мешок, повалился на пол.

Как-то сидя с Александром за разговором, я спросил:
– Вот ты уже больше десяти лет не пьёшь, иконостас себе какой сделал, в церковь ходишь и посты соблюдаешь, даже матом не ругаешься…
– Курить-то вот не бросил, – перебил он меня, – а надо бы.
– Слушай, а что дал тебе монастырь?
– Жизнь, – ответил он.