Ма-асквич Петька
07.02.2018 15:27
Ма-асквич Петька2 сентября учительница литературы Софья Эльмировна написала на доске тему сочинения: «Как я провёл каникулы». И стала ходить по рядам и спрашивать, кто о чём будет писать.

Петька сказал, что ездил с мамой и тётей Юлей на три дня в Москву. Он знал, что Софья Эльмировна сейчас страшно удивится, всплеснёт руками и таинственно скажет: «Представляете, ребятки, наш Петя ездил в Москву!» И весь класс замычит: «Ы-ы-ы!» Хотя, например, Летицкая с папой летала на Маврикий.

Всё так и было. Софья Эльмировна округлила голубые глаза, и весь класс радостно загудел и во все глаза уставился на Петьку. Только с последних парт донёсся ехидный шёпот: «Подумаешь, ма-асквич!»

– Обязательно прочитаем твоё сочинение вслух. Смотри же, Пётр, не подведи, – сказала Софья Эльмировна.

И мама дома тоже сказала: «Смотри, Петушок, не осрамись, как в прошлый…» – тут она запнулась и замолчала из педагогических соображений. Потому что Софья Эльмировна запретила заострять внимание на прошлых ошибках, которые травмируют и занижают детскую самооценку.

Дома Петька вымыл руки, старательно съел обед, погулял, чтобы набраться сил. Взял ручку, сел и задумался.

В Москве живёт мамина сестра тётя Оля. Сначала к ней собиралась только мама. Но они с подругой, тётей Юлей, весь вечер ругались на кухне и решили, что поедут вместе. «Ничего не поделаешь, – вздохнула мама, – придётся киндера тащить с собой».

Мама часто работала в ночную смену в медпункте («В медпукте», – говорил маленький Петька) и оставляла его с тётей Юлей. От неё он узнал много новых вещей. Что его папа объелся груш, а Петькина мама – мать-одиночка. Но какая же она одиночка, если у неё есть Петька?

Тётя Юля хотела курить и смотреть сериалы. А Петька хотел учиться плавать и чтобы его записали в бассейн. Но тётя Юля, которая всё знает, сказала, что одного маленького непослушного мальчика в бассейне засосало в сливное отверстие. Вот так взяло за ножку и засосало.

Теперь Петька на всю жизнь боится воды. В садике, когда их повели в лягушатник, он упал на пол и устроил настоящую истерику.

Летом вся группа раздевалась до трусиков, чтобы принять воздушные ванны. Один Петька вцеплялся в рубашку, не давая её снять, и визжал. Потому что тётя Юля, стряхивая пепел, говорила, что прямые солнечные лучи – это кан-це-ро-ген в чистом виде. Из-за которого маленькие непослушные мальчики заболевают раком.

– Ты из Петьки сделала ходячую фобию, – говорит мама тёте Юле. – Ипрекратинаконецкуритьприребёнке!

Они чуть не опоздали на поезд, потому что мама красила волосы. Ей не понравился «этот клоунский» цвет. Она глотала слёзы и заново красилась, хотя у подъезда уже ждало такси. Так и села с мокрыми волосами под косыночкой.

А тётя Юля без разрешения закурила в такси и сказала: «Всё прынца ждёшь». И ещё одобрительно сказала: «Правильно. Вон одна моя знакомая встретилась с мужем в поезде».

На Петькиной маме был ярко-розовый спортивный костюм, и она была похожа на маленького плюшевого медвежонка. А тётя Юля – на большого голубого медведя.

Они еле успели на поезд. Сели в купе и стали посматривать на пустое четвёртое сиденье. Но вошёл не принц, а худой сердитый старик. Он сразу высыпал из мешочка на столик лекарства и стал выколупывать таблетки. И заказал себе двойной чай и минералку без газа.

Петьку повели в туалет. Тётя Юля курила в окошко и рассказывала, что это ничего, одна её знакомая удачно вышла замуж за старика и теперь катается как сыр в масле.

В купе мама с тётей Юлей сели играть в карты и позвали сердитого соседа. Он отказался.

За окном не переставая шло много грузовых поездов. Старик глядел в окно и бурчал: «Везут и везут, воруют и воруют. Всю страну вывезли – всё мало». И когда Петька уже засыпал, всё слышал, под стук колёс, скрипучее: «Везут и везут. Везут и везут. Везут и везут».

Их на перроне встречала тётя Оля. Они, все три, визжали, прыгали, как девчонки, говорили, плакали, смеялись и обнимались. «Сейчас тётя Оля скажет: «Пётр какой большой вырос, прямо жених», – подумал Петька. Именно то самое она и сказала. Очень скучные и предсказуемые эти взрослые.

На улице было жарко, а в метро вкусный прохладный ветер. На лесенке-чудесенке Петька встал ровно на середину резиновой ступеньки, зажмурился, вцепился в поручень и стоял, не шелохнувшись, как миленький. Потому что тётя Юля рассказывала, что маленьких непослушных мальчиков затаскивают и наматывают на себя шестерёнки, которые крутят эскалатор.

В метро было классно! Петька узнал, что можно заплатить 35 рублей и кататься до ночи, и никто не спросит билета и не выгонит! Стал просить маму и тёть, но они засмеялись и вытащили его наружу, на солнце, духоту и жару.

Они попали на шумный мини-рынок, как будто и не уезжали из посёлка. «Клубника!» – закричал Петька. У них она появится только через месяц. Но тётя Юля, которая всё знает, сказала, что ягоды держат в формалине, поэтому они такие красивые, и их нельзя есть. А тётя Оля засмеялась и купила всем по лотку клубники и молока.

Они вошли в четырёхэтажный кирпичный старый дом, тоже совсем как в Петькином посёлке. Оказывается, такие дома есть и в центре Москве.

Потом все пили чай. Тётя Юля, которая всё знает, засекла время и сказала, что в Москве даже чайник быстрее закипает. А у них в посёлке газ плохой, грязный и с воздухом, потому что им и так сойдёт. А в Москве жаркий, чистый и не воняет.

Тётя Оля засмеялась и сказала: «Юлька-писюлька, ты ничуть не изменилась». Они долго сидели на кухне и, перебивая друг друга, говорили разные скучные вещи. Потом пели грустные песни. А Петька лёг спать на диване. Его мягко покачивало, а колёса в ушах стучали: «Везут-и-везут, везут-и-везут, везут-и-везут».

Утром тётя Оля ушла на работу, а они поехали в Останкино. Когда там назвали цену билета, тётя Юля сказала: «Однако», – и осталась внизу читать журнал. А Петька с мамой поехали в лифте на верхушку башни. Мама зажала ему уши и велела открыть рот. Потому что тётя Юля крикнула вслед, что от быстрого подъёма лопаются барабанные перепонки.

Наверху была такая круглая прозрачная веранда, и все фоткали. Сверху Москва оказалась очень зелёной. Деревья были похожи на салат в бабушкином огороде. А домов в них почти не видно. Они походили на детали лего, которые Петька однажды рассыпал в траве.

И там был толстый стеклянный пол, который может выдержать целый танк. Один дядька начал прыгать и подмигнул Петьке: «Слабо?» И Петька тоже начал прыгать. Главное – не смотреть вниз.

А одна толстая тётенька посмотрела вниз и сразу села на корточки, а потом и вовсе встала на четвереньки. На ней было платье короткое, как на девочке, и оно задралось. Все смеялись и тянули к ней руки, чтобы помочь переползти по стеклу. А она пищала: «Ой, боюсь, боюсь!»

Потом они пошли в Третьяковку. Тётя Юля, которая всё знает, сказала: «Здесь уже всё ненастоящее. Ре-про-дук-ции! За что только деньги берут, народ дурят?»

А старушка с брошкой на жакете сказала: «Что вы выдумываете?»

Они устали ходить по залам и решили перекусить в буфете. Тётя Юля увидела цену кофе и бутербродов с колбасой и сказала: «Однако!»

Они сели на диванчик в центре зала. Мама вытащила из сумки салфетки, бутылку холодного чая и мороженые блинчики с мясом и джемом. То есть они утром были мороженые, а сейчас как раз растаяли. На них все смотрели. Петька боялся, что старушка с брошкой их прогонит, но ничего.

Мама сказала: «В Греческом зале, в Греческом зале!» – и они с тётей Юлей начали фыркать, трястись и давиться от смеха. И эти женщины ещё учат Петьку, как вести себя в приличном обществе!
Петьке очень понравился перстень с красным мутным стеклом. Возможно, его носила княгиня Ольга, про которую читала мама. Они ужасно замёрзли в галерее и согрелись только на улице. Всезнающая тётя Юля сказала, что здесь холодильный режим, чтобы картины не портились (как будто это колбаса!), и нужно приходить в тёплых кофтах.

На следующий день они должны были заранее купить билеты домой и пойти в театр. В метро тётя Юля страшным голосом сказала: «Я оставила сумочку у кассы. Там всё!»

И они побежали назад. Точнее, тётя Юля и мама бежали, а Петька летел между ними по воздуху. Они задыхались и повторяли: «Только бы не паспорта! Только бы не паспорта!»

Сумочка была на месте, её даже заботливо повесили на турникет. В ней аккуратно лежали документы и билеты на обратный поезд и даже в театр. А денег не было. Вот такой попался интеллигентный вор, хотя мог бы рассердиться, потому что денег оставалось, по тёти-Юлиным словам, «шиш да немножко». Ещё тётя Юля обратилась куда-то в воздух: «Дай бог тебе здоровья, добрый человек».

Они в вокзальном туалете перевели дух и привели себя в порядок, потому что растрепались от бега. И Петьке намочили волосики, чтобы не лохматились. На радостях в вокзальном киоске на карманные деньги купили робота-трансформера, о котором он давно мечтал.

В театре сильно пахло пылью. В коридоре висели портреты артистов, которых показывают по телевизору. Тётя Юля ахала и стонала: «Ой, я не могу! Ой, Танечка! Ой, Наташенька!» И даже незаметно ладошкой гладила пол, по которому они ходили.

Проходя сквозь занавеси, Петька расчихался, у него аллергия на пыль. Зал был почти пустой. Билетёрша спросила: «Вы из провинции?» Она проводила их до кресел, прижимала руки к груди и всё время тревожно повторяла: «Вам очень повезло, что сейчас не сезон. А так у нас билетов не достать, всегда аншлаг».

Они сели в заднем ряду, потому что купили самые дешёвые билеты. Тётя Юля шепнула: «Когда погасят свет, перебежим ближе». Но тут подошла билетёрша и извиняющимся и одновременно обиженным голосом шепнула: «Можете занять любые места. Но вы не подумайте, у нас всегда аншлаг, просто сейчас не сезон».

Спектакль назывался «Не будите спящую собаку». Петька всё ждал, когда выпустят собаку, злую, потому что её разбудили. Или хотя бы дяденька наденет маску, залает и зашаркает лапами, как на детском утреннике. Но артисты всё говорили, ругались и даже стреляли, а никакой собаки не было. Петьку разбудило хлопанье в ладоши. Артисты улыбались и кланялись, им несли цветы. Самому молодому и красивому досталось пять хрустящих букетов.

Только одной артистке никто не дарил цветов. А она стояла и всё равно улыбалась, хотя глаза у неё были тёмные и грустные, как у собачки.

Тётя Юля шепнула маме:
– Вот в жизни всегда так. Всем людям как людям, а кому-то хрен на блюде.
– А можно ей подарить? – Петька показал трансформера.

Мама с Тётей Юлей переглянулись и улыбнулись. Хотя обычно тётя Юля Петьку шпыняет, что «мелкий, ты не борзей, деньги не с неба валятся, мать за двоих хрячит». Но сейчас она смолчала.

Петька подошёл к сцене и протянул грустной тётеньке трансформера. Она сразу повеселела. Петька увидел, что у неё много морщинок, просто их не видно под кремом.

И все артисты с радостным удивлением хлопали этой артистке. А тот, у кого было пять букетов, – два отдал ей. Нагнулся, подхватил Петьку под мышки и поставил рядом.

На сцене ещё больше пахло пылью, так что он чихал как заведённый. Зрители вытягивали шеи и ещё очень долго хлопали.

– Теперь она твою игрушку повесит на зеркале в гримёрной, – сказала тётя Юля. – И будет рассказывать, что это её талисман, который ей подарил маленький мальчик из провинции.

Билетёрша их ждала и провожала до выхода. Она тискала руки перед грудью и повторяла: «Вам очень повезло, что были свободные места. А так у нас всегда аншлаг. Стулья в проходе ставим».

– Блин, достала, коза. Караулит, что ли? – сказала тётя Юля. – Прямо Червяков из Чехова.
– Просто она настоящая служительница муз. Театр для неё – всё, – мечтательно сказала мама. – Может, ей уже девяносто лет. Наверно, она даже в войну здесь работала. Под бомбами.
– Не свисти. В войну все театры эвакуировались, – и они с мамой всю дорогу шли и препирались на скучную тему: «Уехал театр – не уехал театр».

На третий день они катались на водном трамвайчике. В зоопарке кормили уток в грязном пруду. Им махал лапой белый мишка, и жираф показывал голубой язык.

В дельфинарии мама с тётей Юлей сфотографировались с белухой. Она вылезла из воды и ткнулась в маму мокрой резиновой мордой. Одна фотка стоила столько, что тётя Юля сказала «однако».

А Петька не стал фотографироваться и очень за них боялся. Из «Зоологии в картинках» он знал, что косатки – это киты-убийцы и запросто могут утащить человека под воду.

А в Мавзолей они не попали. Там был то ли санитарный день, то ли переучёт, то ли ремонт. Смешно: как в магазине или ЖЭКе.

Мама вспоминала, как бабушка и дедушка, совсем молодые, видели в Мавзолее Ленина и Сталина. Ленин был жёлтенький и ссохшийся. А Сталин лежал рядом, полный и румяный, как живой.

Вечером мама и тёти снова долго сидели на кухне, пели песни и продолжали громко спорить, уезжал театр в войну или нет. Утром тётя Оля на перроне плакала и тормошила Петьку. И предсказуемо приговаривала: «Ах, жених! Ну и жених!»

В поезде тётя Юля сразу полезла на верхнюю полку, сказав, что с неё хватит и она устала как собака.

– Как спящая собака? – вспомнил Петька.
– Спящая, спящая, – подтвердила она. – Разбудите – загрызу.

И громко засопела.

А маме было не до сна. В купе ехал дядька, с которым они болтали, смотрели в окно и пили газировку прямо из чёрных бутылок. Петька тоже хотел газировку, но ему ответили, что она горькая. Так бы и сказали, что это пиво. Однажды большие пацаны угощали его за школой, из алюминиевой баночки. Ужасная шняга, Петька всё плевался, а пацаны ржали.

Потом стемнело. Только дядька сидел у мамы в ногах и, наклонившись, что-то шептал, а мама хихикала.

– У вас одеяло сползло. Давайте я укутаю вас, – и дядька начал возиться, поправляя чего-то, и громко задышал. И тут же ойкнул, схватился за штаны и ужасно заругался, потому что мама ка-ак двинет его ногой.
– Так его, в яблочко! – сонно подсказала тётя Юля со своей полки.

Противный дядька зло сказал: «Да пошли вы!» – и вышёл в коридор, хлопнув дверью, сильно хромая и охая.

Однажды Петька на велике заехал на картофельные рядки. Слетел с сиденья и долго скакал на раме. Так что хорошо знал, что сейчас чувствует дядька. Так ему и надо, ничуточку не жалко.

А мама под одеялом всё тряслась, и вздрагивала от смеха, и не могла остановиться. Петька тихонько отогнул одеяло и потрогал её лицо. Оно было мокрое.

Петька закрывает глаза и видит своего красно-синего робота-трансформера. Он прицеплен за ниточку к зеркалу, освещённому настольными лампами. Потом зеркало, и лампы, и трансформер начинают качаться и дрожать от глухих взрывов. Воет сирена. Слышится жестяной голос: «Граждане, воздушная тревога!»

Билетёрша с брошкой на телогрейке, замотанная в платок, наклоняется и говорит: «У нас всегда аншлаг. Просто сейчас не сезон, сами понимаете. Война».

– Ты смотри, два часа сидел и ни строчки не написал! Поросёнок такой! Снова завтра двойку принесёт!

Петьку раздевают, переносят на кровать, чмокают в макушку и тепло укрывают. Он засыпает.

Надежда НЕЛИДОВА,
г. Глазов, Удмуртия
Фото: Depositphotos/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №05, февраль 2018 года