Красивого голоса Господь мне не дал. Да что там красивого – никакого. Меня не взяли даже в школьный хор, куда заталкивали всех, кто не успел увернуться. А учительница пения, интеллигентнейшая Виктория Илларионовна, попытавшись проверить мои вокальные данные, вздрогнула всем телом и предложила раз в месяц сдавать небольшие рефераты по истории музыки, но не раскрывать рта на её уроках.

И что обидно: миллионы людей, имеющие ту же особенность, без зазрения совести завывают в караоке, не попадая ни в ритм, ни в ноты, и получают массу удовольствия. Я же краснею и, зажав уши, бросаюсь прочь, поскольку отсутствие голоса у меня компенсируется неплохим слухом. Я пыталась преодолеть свой недостаток, надеялась когда-нибудь распеться, экспериментируя на собственных бедных детках. Но едва дочка научилась говорить, как одним прекрасным вечером на мой вопрос, что сегодня – сказку или колыбельную, серьёзно ответила:
– Мама, только не пой больсе.

А ещё не разговаривавший сынок согласно засопел.

В общем, не пою я. Даже в душе, даже в лесу, даже среди шумного застолья, в ходе которого можно было бы контрабандой вплести свой голос в общий хор. Нет, не рискую. Стыдно. Но это совершенно не мешает мне наслаждаться красивым пением в исполнении профессионалов. И именно такое пение я услыхала под вечер в Новосёловке, где моя подружка Нина когда-то купила дом под дачу. А доведя сельскую хату до современных кондиций, перебралась туда на постоянное место жительства.

В субботу она созвала приятелей на день рождения, но мы с мужем на правах близких друзей прибыли ещё в пятницу. Мужчины начали озабоченно подсчитывать, хватит ли посадочных мест и достаточно ли дровишек, мы с Ниной принялись отшлифовывать праздничное меню, как вдруг в вечерней тиши раздался невероятной красоты баритон. Широчайший диапазон, дивная гибкость, теплота и бархатистость лившегося голоса буквально вынимали душу. От прекрасных звуков хотелось воспарить, кому-то открыться, упасть на колени и рыдать.

– Нина, что это? – дрожа от восторга, спросила я.
– А-а, Серёга поёт, – буднично ответила подруга. – Бухгалтерша нашего сельсовета Наташа Федотова мужика в том году приняла, только не получится у них, наверное. Наталья – женщина серьёзная, на ответственной по меркам села работе. А он… В общем-то Серёга мужик неплохой, но шалтай-болтай какой-то. Куда она его ни пристроит, всюду облом: то заболел, то инструмент украли, то машина сломалась. И попивает, не так чтобы по-чёрному, но от лишней рюмки или бутылки пива никогда не откажется. А ему многие наливают – уж больно хорошо поёт.
– Нин, какой инструмент, какая машина? По нему консерватория плачет! Такой голосище – и пропадает на ваших выселках!
– Да, поёт он отменно. Вот только репертуарчик…
– Плевать на репертуар! Ты итальянские оперы понимаешь? Ни фига не понимаешь. Тебе это мешает? Ничуть. Тут не слова нужно слушать, а потрясающий вокал!
– Слушай, так, может, пригласить его с Натальей в гости по-соседски? – предложила подруга. – А уж заставлять его петь, думаю, не придётся.
– Нинуля, ты ангел!

Бухгалтерша немного поцеремонилась – в селе это обязательный ритуал, – но прийти обещала.

Описывать застолье не буду. Все дни рождения на свежем воздухе проходят по одному сценарию и по большому счёту интересны лишь их участникам. Скажу только, что я была в тот день непривычно молчалива и всё бросала украдкой взгляды на миловидную Наташу Федотову и её спутника – мужчину лет тридцати пяти с правильными, но несколько грубоватыми чертами лица.

И вот вкуснейшие, сочные шашлыки съедены, от овощей на гриле осталось одно воспоминание. Именинница принесла десерт, вызвав традиционное возмущение:
– Нинуля, куда ещё сладкое? Мы же все лопнем!

И только тогда я негромко попросила:
– Сергей, может быть, споёте?

Тот с опаской покосился на Наташу, но она, довольная тем, что смогла проконтролировать каждую рюмку, выпитую гражданским мужем, благосклонно кивнула.

И он запел. Это было прекрасно и ужасно одновременно. Великолепный сочный баритон, которому могли бы позавидовать и знаменитые вокалисты старой школы, а уж сегодняшние популярные исполнители просто должны удавиться от зависти. И этот замечательный голос выводил чудовищные тексты из разряда «я на нарах, а братва на Канарах».

Ладно бы классический шансон, который я тоже не люблю, но уже как-то притерпелась. Нет, в его репертуаре присутствовала преимущественно шансонная попса с избитым набором вольных пташек над зоной, ждущих матерей, неверных жён, голубоглазых доченек с наивным вопросом: «Почему злая решётка не пускает папку ко мне», этапов, шмонов, вертухаев и прочих атрибутов блатняка самого низкого пошиба.

Слушатели, среди которых оказалось немало меломанов, сначала были потрясены восхитительным голосом Сергея, но вскоре гнусные тексты достали и их.

– А может, застольную классику? – предложил кто-то. – «Ой, мороз, мороз», к примеру.
– Чего? Не, – мотнул головой Сергей, – надоело. Я вот ещё одну по радио недавно выучил.

И затянул очередную шансонную поделку. Чуткая Ниночка, увидев вытянувшиеся лица друзей, вытащила в беседку колонки и объявила танцы. А я, воспользовавшись начавшейся движухой, утащила нашего певца на веранду.

– Сергей, вы где-нибудь учились петь?
– Кто? Я? Не, – лаконично отвечал тот.
– Значит, у вас природная постановка голоса. Вам достался изумительный талант, нельзя его расходовать на эту пошлятину! Неужели вам никто не говорил, что нужно учиться, развиваться?
– Кому? Мне? Чего, говорили. Я в армии наччасти возил, так он в машине даже радио никогда не включал. Чуть сядет, сразу командует: «Боец, запевай!» Ну я и пою, – Сергей помолчал, вспоминая, и добавил: – Так вот, он предлагал – мол, давай я тебе направление в какую-нибудь музыкальную байду дам, ну, там типа музучилища, пой себе и не парься.
– А вы?
– Я? Не.
– Что «не»?! – рассердилась я. – Ведь была же возможность, был шанс! Почему не воспользовались?
– Я? Чем?
– Шансом стать певцом! С вашим-то голосом!
– Певцом? Не. Я таксистом хотел стать. Чтоб от начальства подальше, к деньгам поближе, – хохотнул он. – Но не вышло.
– Каким таксистом, если с вашими данными вы могли бы стадионы собирать! Да и сейчас ещё не поздно. Подайте заявку в какой-нибудь вокальный телепроект, их сейчас видимо-невидимо. Услышат вас грамотные продюсеры, сами зубами вцепятся. Такие бриллианты на дороге не валяются! Деньги лопатой грести будете!
– Кто? Я – бриллиант? Не. Я уже старый. Куда мне на сцену переться, только людей смешить.
– Ничего вы не старый, – убеждённо воскликнула я. – Поймите, такой талант, как у вас, даётся единицам, нельзя зарывать его в землю! Об этом даже в Евангелии сказано.
– Где? А-а, ерунда всё это. У каждого свой талант есть. Вот мужик у меня на старой работе был. Любой механизм разберёт, половину деталей вытащит, соберёт снова – работает!
– Вы хотите сказать, что ваш мужик умнее целого конструкторского бюро? – хмыкнула я.
– Кто? Ага, умнее. Потому что талант ему такой даден. Или взять Юрку, брата моей Натальи. Он мух прямо на лету ловит, раз – и уже в кулаке жужжит!
– Сергей, о чём вы говорите? Какие мухи?
– Какие-какие, обычные. От них летом спасу нет, особенно когда Наталья варенье варит. Никакие сетки не спасают. Так она специально братану звонит: «Юрка, приходи, мух перелови». От это талант, я понимаю!
– Тоже мне, бином Ньютона! Муха с горизонтальной поверхности – стола, подоконника – как правило, взлетает вертикально. Поднесите ладони поближе и вовремя хлопните. Противно, конечно, но эффективно.
– Чё, вот так просто? – усомнился мой собеседник.

Растопырил руки над столом и гулко хлопнул. И тут же на веранде появилась будто вызванная этим звуком Наташа и увела благоверного домой – мол, завтра рано вставать.

А завтра пополудни явился Сергей, счастливый, будто щенок, забравшийся в ящик с обувью. Поставил на стол миску свежесобранной клубники и начал рассказывать, как осваивал новое искусство. Как сначала мазал, как потом приноровился, как за утро перебил всех мух в доме, а потом и в летней кухне.

– Это ж такое дело! – возбуждённо говорил он своим чарующим баритоном. – На этом же даже деньги можно делать, как думаете?
– Деньги? – скучным голосом переспросила я. – Да, наверное, можно. На бутылку пива хватит.