– Никас, как вы решились в пятнадцать лет уехать из родного Ульяновска в далёкую Одессу? Что послужило стимулом?
– Если у тебя есть настоящая мечта, ты должен её реализовывать. Тут многое зависит от характера и от задач, поставленных перед тобой. Условно: стать первым секретарём горкома – одна задача. Тогда можно никуда и не уезжать. Хотя и здесь большой опыт не помешает. А вот стать большим художником, живя исключительно в своём городе, сложнее. Тут нужны впечатления. Желательно увидеть жизнь в её разнообразии, увидеть моря, горы, нужно прочувствовать широкую гамму эмоций, подышать, если можно так сказать, разным воздухом. Можно, конечно, строить свою судьбу, как, например, художник Пластов. У нас с ним общая малая родина. В юном возрасте он уехал в столицу, окончил Училище ваяния и зодчества, а потом вернулся в свою родную Прислониху, село под Ульяновском. Кстати, в Ульяновске, раз уж зашёл разговор об Аркадии Пластове, я поставил ему памятник на свои средства. Но мой творческий путь был другой. Я вообще мечтал в детстве стать моряком, хотел в жизни совершить что-то значимое, открыть новые острова, полететь на неизвестную планету…

– Из шестерых детей ваших родителей «совершить значимое» удалось только вам?
– Наверное, да, хотя творческий настрой в детстве был у всех нас. Два моих брата состоялись как музыканты, одного из них, к сожалению, уже нет. Ещё один брат, Алексей, в юности занимался фотографией. Другой брат, Анатолий, учился в художественном училище, когда-то хорошо рисовал. А сестра Татьяна хорошо пела и танцевала, учась в школе. Потом, правда, бросила и просто пошла работать в институт секретарём.

– Талантливая семья!
– Вы знаете, да! Моя мама прекрасно пела, её даже приглашали в хор Пятницкого, а это было серьёзное предложение в пятидесятых-шестидесятых годах. Но она отказалась, хотя по вокальным данным могла бы стать одной из лучших. А ещё она замечательно вышивала, я помню красивые наволочки и простыни, которые она делала из разноцветных маленьких лоскутиков ткани. Наш папа был умелым резчиком по дереву. Он мастерски владел небольшим топориком, которым мог выстругать любую скульптуру. Прекрасно играл на аккордеоне и баяне. Мы, дети, с самого раннего возраста жили в этой атмосфере созидания, творчества. Вероятно, именно это и сформировало мой романтический и довольно смелый настрой. А иначе разве смог бы я, решив стать морским волком, уехать из отчего дома?

– И как с мореходством? Сложилось?
– С мореходством не сложилось, и, видимо, к счастью для меня. Через год учёбы я понял, что это всё-таки не совсем моё. Знаете… в этом определённо присутствовал некий божий промысел. Смотрите: моя тётка, врач из Ростова-на-Дону, как будто нарочно поехала по контракту работать в Сибирь и попросила меня пожить у неё до моей армии, присмотреть за квартирой. Я не раздумывая бросил мореходку и переехал в Ростов. Мне тогда только стукнуло 16, на завод идти до призыва не хотелось, но чем-то ведь заниматься нужно. Я вспомнил, что в школе неплохо рисовал, учитель рисования меня хвалил и советовал не бросать это занятие. Однако художником я тогда не хотел становиться. И хотя это немного авантюрно с моей стороны, но решил попробовать поступить в Ростовское художественное училище. И меня приняли!
Одновременно стал подрабатывать в местном ТЮЗе художником-бутафором, и ещё подрабатывал дворником, и даже время от времени грузчиком. Тогда, правда, училище я не успел окончить. Окончил позже, уже после армии. Служил в Эстонии в Ракетных войсках. Во время службы не стало моей мамы. И после дембеля я поехал на её историческую родину – в Литву, в маленький город Паневежис. Чем заняться? Ничего, кроме живописи, я не знал. Устроился там в драматический театр. Его, кстати, тогда возглавлял Донатас Банионис. Однако нужен был диплом специалиста, и я поступил в Вильнюсе в институт по специальности «Дизайнер». Но и тогда я ещё не думал о карьере художника, хотя и в Паневежисе, и в столице Литвы Вильнюсе уже провёл две свои выставки.



– И когда же вы определились?
– Когда учился на втором курсе, то увидел странный сон. В нём я гулял по некой галерее, где висели ещё не написанные мною картины. Со мной рядом шёл какой-то дед, который всё время делал замечания к этим работам. Где-то я соглашался, но иногда спорил. В один момент оборачиваюсь – деда нет, поднимаю голову и вижу, что это не просто дед, а сам Леонардо да Винчи. И он улетает. Я кричу ему вслед: «Куда ты, Леонардо?» Но вместо ответа он молча бросает мне небольшой шар. Я его ловлю и тут же просыпаюсь с чувством, что наконец-то состоялся как художник. Вскоре я уехал в Загорск (Сергиев Посад) изучать иконопись. Понял, что моя обязанность как художника – освоить этот вид духовного творчества. Мне, не семинаристу, разрешили в виде исключения приходить на занятия по иконописи. Проучившись там восемь месяцев, я вернулся в Ростов, чтобы окончить и получить диплом грековского Художественного училища, что и случилось через год. Уже дипломированным специалистом поехал жить в Москву. Поменял квартиру в Вильнюсе на столичную коммуналку в Тёплом Стане. Уже живя здесь, влюбился в француженку, женился. Хотя мы и прожили вместе недолго, этот брак дал мне возможность уже в восьмидесятых годах выезжать за границу. Я стал посещать европейские страны, где в музеях отчаянно штудировал полотна старых мастеров. И эта школа в будущем мне сильно пригодилась.

– Но сегодня в первую очередь вы известны как портретист.
– Я работал в разных жанрах: и в сюрреализме, и в символизме, и даже в кубизме, но портретный жанр всегда стоял на первом месте. Портреты начал писать на заказ ещё студентом. И когда ездил в Италию, Испанию, Францию, Голландию, то копировал мастеров прошлого, таких как Рембрандт, Веласкес, Ван Дейк и Ван Эйк. Я старался проникнуть в глубину творчества. И вообще каждый человек, как и его портрет, написанный с большим мастерством, уникален. И я стараюсь не отставать в этом жанре от великих мастеров, к каждому образу подхожу индивидуально. Скажем, портрет Клинта Иствуда может сильно отличаться от портрета Монтсеррат Кабалье: для каждого из них выбирается разная техника написания.

– Кстати, о знаменитостях. Говорят, вокруг вас – исключительно звёзды. Каковы они в качестве друзей?
– Все или почти все, с кем я общался из числа таких людей, – очень душевные, я бы сказал, трогательные люди. Вот при знакомстве с великой Софи Лорен в 1989 году, когда я рассказал ей, как мальчиком молился на её фото, вовсе прослезилась от моей истории. Я тоже в дружбе открыт для людей. В любом общении никогда не нужно показывать свою важность или упоминать свои особые заслуги перед тем, с кем общаешься. Сегодня можно покорить другого только искренностью и открытостью.

– Вы упомянули Софи Лорен. Расскажите историю вашей влюблённости.
– В детстве мама водила меня в церковь на службу, показывала и рассказывала об иконах, которые там висели. Мне, маленькому мальчику, они казались декоративными, неживыми. Я, конечно, им молился, но детскую душу они не сильно трогали. Но вот однажды, когда мне было шесть лет, я шёл по одному школьному двору мимо большой горы макулатуры, которую собрали ученики для сдачи в утилизацию. И среди этой горы бумаги увидел глянцевый журнал. Это был «Советский экран», а на обложке – потрясающе красивая женщина. Я подумал тогда: как же её могли сюда принести? Вырвал обложечный листок, повесил в своей комнате над кроватью и молился на неё, как на боженьку. Уже потом узнал, что это великая Софи Лорен, итальянская актриса. И, возможно, она сыграла в моей судьбе определённую роль в достижении великих целей. А после встречи в Милане в 1989 году мы подружились и дружим уже почти тридцать лет.

– Я знаю, несколько лет назад она прилетала к вам на день рождения. Обычно вы празднуете это событие грандиозно, с освещением в СМИ. В этом году что-то было тихо.
– В этом году я не хотел шумно отмечать и даже думал совсем пропустить празднование. Многие мои знакомые вообще дни рождения не отмечают и зачастую уезжают куда-нибудь подальше из города. Но уже за месяц люди стали спрашивать: «А что Никасу подарить?», «А куда можно прийти поздравить?» И я принял решение отметить этот день в кругу родственников и небольшого количества друзей.

– Вы как-то сказали, что появление на различных телевизионных ток-шоу – неотъемлемая часть успеха для известного человека. Кроме того, на этих передачах иногда удаётся развеять недобрые слухи вокруг вашего имени. Можете привести пример?
– Да, конечно. Однажды меня на свою программу пригласил Александр Гордон и под камерами бросил обвинение: «Вот вы говорите, что ваши работы есть в Эрмитаже, но мы звонили туда, и нам этого не подтвердили». Я ответил:
«Не знаю, что случилось, но они там были». И добавил ещё, что даже если случилось недоразумение, сделаю так, что через пять лет мои работы будут во всех музеях нашей страны, и не только. Со мной тогда поспорили. Выйдя с эфира, я позвонил своему секретарю, чтобы прояснить ситуацию с Эрмитажем. Помощница мне ответила: «Никас, у вас в Эрмитаже целых четыре работы! Не картины, а именно работы». Это две фарфоровые тарелки, расписанные мною, и две скульптуры-бисквиты (фарфоровые статуэтки). И тому есть подтверждение: все они представлены в эрмитажном каталоге. Вот в этих понятиях – «работы» и «картины» – и заключалась путаница. Передача в эфир всё равно вышла в том виде, без правильных разъяснений. Но Саша потом много раз извинялся передо мной за недоразумение. А недавно в знак окончательного примирения по этому делу заказал мне постер для своего фильма «Дядя Саша», который я и сделал.



– Как вы себя реабилитировали?
– Могу сказать, что сегодня мои работы находятся не только в Эрмитаже, но и в Третьяковской галерее, Русском музее и ещё почти в ста государственных музеях нашей страны. И не только. Была ещё одна история. Пригласили меня на телепередачу со словами: «Хотим снимать истинных героев». Но всё оказалось не совсем так. В студии сидела женщина и, показывая на меня пальцем, сказала ведущему: «Вот он меня изнасиловал!» Я даже не понимал, о чём и о ком речь. У этой женщины имеется фотография, на которой она стоит рядом со мной, довольная и улыбающаяся. Такие фотографии со мной делают десятками, сотнями на каждом мероприятии и даже просто на улице. Но после этой программы и после таких заявлений мне пришлось, конечно, обратиться в суд для защиты чести и достоинства. Суд, естественно, встал на мою сторону. Оказалось, что это несчастная непорядочная женщина таким диким способом просто хотела привлечь внимание к своей персоне. По решению суда она была обязана публично извиниться за лжесвидетельство и выплатить мне денежную компенсацию за моральный ущерб. Но после того, как извинилась, я ее простил и денег с неё брать не стал. Однако, видимо, это не послужило ей уроком, она и сейчас пытается связать моё имя с собой. Приходит на выставки, кричит, что она моя муза и так далее. Похоже, психически нездоровый, больной человек… Вообще, все слухи вокруг меня беспочвенны. И хотя я человек несутяжный, рад, что приняли закон о блокировке в интернете сведений, порочащих честь и достоинство гражданина. Теперь будут очень серьёзные штрафы за такие вещи.

– У вас четверо сыновей. Из них лишь один рождён в законном браке.
– Знаете, недавно у меня вышла новая книга «Кино для взрослых», в которой много интересных историй из моей жизни. И написана она была специально для того, чтобы развеять все необоснованные слухи вокруг моего имени, в том числе и о большом количестве детей. Я достаточно взрослый человек, и почему же у меня не может родиться четыре ребёнка за всю жизнь?! Я встречался, влюблялся, жил с этими женщинами. Рождались дети. Могу сказать: как бы в дальнейшем ни складывались мои отношения с их мамами, я ни от кого из детей не отказался и всем помогаю.

– Ох и жизнь у Никаса Сафронова!.. Знаю, у вас обычно в работе сразу несколько проектов, это не считая живописи. Назовите хотя бы некоторые.
– Один из самых интересных – это проект с Императорским фарфоровым заводом по выпуску эксклюзивной посуды с моими картинами. Выпускаются сумки из крокодиловой кожи, в дизайне которых также используются мои картины. Кондитерская фабрика «Красный Октябрь» начала производство конфет с моими картинами на коробках. Компания по пошиву дизайнерской одежды «Душегрей» выпустила серию одежды с моими работами.
Также молодой дизайнер Геннадий Горбачёв готовит серию кожаной одежды, где будет использовано моё творчество. Питерский завод художественных красок «Невская палитра» скоро запустит в производство серию красок с моим логотипом. И таких проектов много. Могу ещё добавить к этому, что провожу огромное количество мастер-классов, поддерживаю молодых талантливых художников, и не только их. Между прочим, в этом году – сорок лет моей творческой деятельности. Счёт веду с лета 1978 года, когда в Паневежисе прошла моя первая персональная выставка.