СВЕЖИЙ НОМЕР ТОЛЬКО В МОЕЙ СЕМЬЕ Действующие лица Александра Маринина: Мы нежные и ранимые, а они – тренированные бойцы
Александра Маринина: Мы нежные и ранимые, а они – тренированные бойцы
23.09.2018 23:08
МарининаКоролева детектива больше не пишет детективы. Во всяком случае, в последние годы. Сейчас Маринина отдыхает, закончив очередной труд, надо сказать, совершенно для неё неожиданный. Встретившись с писательницей, мы поговорили и о злободневных проблемах, которые она затрагивает в новой трилогии, и о других серьёзных и несерьёзных вещах.

– Марина Анатольевна, вы однажды сказали, что не можете писать о сегодняшних следователях, потому что писать не о ком. Не боитесь обидеть коллег?
– Может, и обижу. Но они тоже обидели меня тем, как относятся к профессии. К сожалению, знаю об этом не понаслышке. Дело в том, что в работе по раскрытию преступления участвует огромное количество людей с самыми разными обязанностями, функциями, полномочиями. Если бы преступление мог от начала до конца раскрыть один человек, в котором соединяются и следователь, и оперативник, и криминалист, и прокурор, – тогда можно было бы придумать такого героя и написать о нём книгу. Книгу о настоящем следователе, который всё-таки нашёлся среди большого количества непрофессионалов, работающих сегодня в полиции. О следователе, которого нельзя купить, на которого нельзя давить. Я могла бы написать о нём книгу. Могла бы придумать его и даже объяснить, откуда он взялся, такой честный. Но если следовать правде жизни, всё равно никуда не денутся оперативники, эксперты, начальники, с которыми наш честный герой взаимодействует или под чьим началом служит. А это означает, что он со своими гениальными умениями не раскроет ни-че-го. Оперативники ему ничего не принесут, криминалисты дадут неверные заключения, а начальники загнобят и заставят петь под свою дудку. Так что отдельно взятый честный персонаж ситуацию не спасёт. Так что же мне, опять придумывать целую команду? Она ещё могла существовать в первой половине девяностых, как мои герои с Петровки, но сейчас такой команды возникнуть уже не может. Поэтому мне трудно писать полицейский детектив.

– «Горький квест» – так называется ваша новая книга. «Горький» – это потому что разгадка квеста (приключенческая игра. – Ред.) принесла героям книги одни неприятности?
– «Горький» – потому что роман имеет непосредственное отношение к Алексею Максимовичу. Участники квеста анализируют его произведения – «Фому Гордеева», пьесы «Мещане», «На дне»…
Вообще толчком к написанию этого трёхтомника послужило то, что я стала читать «Дело Артамоновых». Потом ещё глубже погрузилась в Горького и поняла, насколько безобразно нам преподавали его в советской школе. Ведь там вовсе не говорится ни о какой революции! Там о жизни, о любви… Молодой человек, который сегодня возьмётся читать Горького, найдёт в его произведениях столько коллизий, столько важных для себя вещей!.. И второе: для многих моих героев происходящее во время квеста действительно стало горьким уроком. Однако никто не умер! (Смеётся.)

– Условия квеста таковы, что его участников, современных молодых людей, погружают в обстоятельства и антураж Советского Союза 1970-х годов. Как вы сами вспоминаете то время? С ностальгией?
– Никакой ностальгии. Я окончила школу в конце шестидесятых, на семидесятые пришлись учёба в вузе и начало работы. Первое моё взрослое ощущение от того, как и чем жила страна, – что вокруг враньё, но надо делать вид, будто я верю. Когда начала служить в милиции – возникло ощущение унижения. От всего. Начиная с необходимости стоять в очередях, чтобы купить необходимое, заканчивая бесконечным выслушиванием нотаций: вы женщина, у вас нет опыта практической работы, поэтому вам не стоит ждать нормальной должности, нормальной работы и нормальной зарплаты. Самым болезненным ощущением советского времени были унижение и необходимость терпеть и притворяться.

– А каково мироощущение нынешних молодых, вы хорошо знаете? Ведь они – главные герои новой книги.
– Конечно, в силу возраста я уже плохо представляю, как они мыслят и что чувствуют. Между ними и моим поколением лежит пропасть, почти непреодолимая. И я попросила своего друга, молодого писателя, познакомить меня с молодыми людьми до тридцати лет, которые готовы потратить несколько часов, чтобы поиграть со мной в ролевые игры. Приходило пять-шесть девушек и юношей, и я предлагала конфликтные ситуации, которые им надо было разрешить. Всё это с учётом тех ограничений и тех правил, которые существовали в семидесятые годы. Не могу сказать, что таким образом хорошо изучила нашу молодёжь, но всё-таки что-то для себя прояснила. Поняла, чем они отличаются от нас. К сожалению, подавляющее большинство представителей старшего поколения, не понимая детей и внуков, просто отгораживается от них стеной. Молодые отвечают тем же. Мы им не нужны, а они нам не понятны.

alt

– Конфликт отцов и детей – вечен. Или сейчас дела совсем плохи?
– То, что родители не понимают детей и наоборот, – это нормально. Так было во все времена. Но надо учитывать ещё две особенности. В нашей стране произошла очень резкая смена экономического, социального и политического строя, что повлекло изменение этических ценностей, этических норм, правил жизни, правил поведения – всё поменялось. И только-только мы стали соображать, как нам жить в этой ситуации, как на нас обрушился интернет. Началась совершенно другая жизнь, с совершенно другой степенью публичности. Люди, выросшие на этом, – совершенно другие. Они не нуждаются в обществе, потому что у них есть виртуальный мир, а в нём – целая сеть разветвлённых отношений, не говоря уже о сетевых играх.

Интернет дал возможность человеку сформулировать очень опасную для него мысль: мне никто не нужен, я прекрасно обойдусь без вас, для меня и так открыты все возможности. Эта мысль – неправильная! Если человеку никто не нужен, он легко рвёт отношения, не дорожит ими, не воспитывает в себе навык общения с родственниками, и старыми, и малыми. А это огромный и тяжёлый труд, ибо надо уметь идти на компромисс, уметь сдержаться и промолчать, уметь сформулировать неприятную правду, а её тоже приходится иногда говорить близким людям, мягко и необидно. Интернет убеждает, что эти навыки и умения – лишние. В результате растут люди, не умеющие жить в социуме, не умеющие общаться. Они не умеют даже знакомиться!

Со своим мужем, с которым впоследствии прожила тридцать лет, я познакомилась в трамвае за две минуты. А современный парень может в трамвае с девушкой познакомиться? Сомневаюсь. Они не умеют формулировать мысли, эмоции. А зачем? Для этого есть смайлики. Они не могут «читать» с живого лица. При том что наше поколение отрабатывало этот навык с ясельного возраста: какое лицо у воспитательницы? Добрая она сегодня или сердитая? Мы уже в три года могли безошибочно определить, какую реакцию вызывают у взрослых наши поступки – равнодушие, неудовольствие или одобрение. А нынешним молодым людям уже двадцать пять – тридцать лет, при этом они смотрят на нас и не понимают выражения лица. Вот из-за всего вышеперечисленного и образовалась эта почти непреодолимая пропасть.

– То есть ситуация непоправимо плохая – и в первую очередь для них, молодых?
– Всё не так однозначно. Обстоятельства изменились. Нам было некуда деваться от наших родственников, мы жили вместе с родителями, бабушками-дедушками и братьями-сёстрами – и понимали, что другого варианта не существует, а значит, надо терпеть и адаптироваться. Сейчас молодые люди имеют полную возможность жить отдельно, улететь в другой город или вообще другую страну. У них нет необходимости терпеть и приспосабливаться. Они могут свободно высказываться, даже в грубой форме, тем более что делают это не в глаза, а в социальных сетях. При этом человека, который дурно высказался в их адрес, можно просто заблокировать – и забыть. А мы были лишены возможности «заблокировать» человека. И хочешь не хочешь, приходилось общаться с широким кругом людей. Мы, прошу прощения за тюремный лексикон, всегда «фильтровали базар». Мы думали, что говорили. И не высказывали в лицо резкие слова. Учились дипломатичности и тактичности.

Но с другой стороны, именно тактичность привела к тому, что наше поколение оказалось абсолютно не готово к восприятию негативной информации. Мы не натренированы. Слышим гадость в свой адрес – и это сразу выбивает из колеи. А нынешние молодые – очень стрессоустойчивые. Для них сказать человеку гадость, причём с использованием ненормативной лексики, несправедливую, унизительную, – это нормально в общении. Они к такому привыкли.

В этом наше главное различие. Мы лучше адаптированы, умеем терпеть и приспосабливаться, общаться. А они умеют переносить стресс. Мы нежные и ранимые, а они – бойцы.

– Эти бойцы, как вы подметили, не отвечают за свои слова, они разучились формулировать мысли и просто проявляют неуважение к языку. Ведь это прямой путь к краху культуры!
– Будет крах или нет, покажет время. Как известно, чтобы начать всплывать, надо дойти до дна. Ситуация ещё не в такой стадии. И тут вопрос – либо мы, дойдя до дна, оттолкнёмся от него и двинемся к поверхности, выйдем из интернета в реальную жизнь, либо начнём копать в сторону того мира, где ничего не надо понимать, ничего не надо уметь. Я, конечно, надеюсь, что люди, живущие понятиями интернета и практически неограниченной свободы, поймут, что кроме свободы человеку нужно много чего ещё.

– Но вернёмся к новой книге. Семидесятые годы вы восстанавливали по памяти?
– Конечно, я многое помню, но и без помощи книг было не обойтись. Главным моим помощником стал огромный, совершенно неподъёмный том – «Россия в ХХ веке». Это энциклопедический календарный справочник, в котором можно найти информацию абсолютно обо всём. Причём эту книгу мне пришлось покупать дважды. Первый раз она у меня пропала. Кто мог её унести – большая загадка, ведь этот талмуд даже поднять проблема, он весит немыслимое количество килограммов. Я понимаю, когда крадут кольцо с бриллиантом, а тут… Кстати, я этим справочником пользовалась и при написании «Взгляда из вечности» и некоторых других книг. В общем, пришлось ещё раз идти в книжный магазин. (Смеётся.)

– Унёсший книгу тянулся к знаниям. А с реальным криминалом доводилось сталкиваться?
– Ну а как же! И карманники в моей жизни были, таскали кошельки из сумки, и офис наш обворовывали, и у мужа дважды били стекло в машине. Один раз вышло очень смешно. Он вёз меня с занятий по фламенко, на заднем сиденье стояла сумка с танцевальной формой – потной после тренировки майкой, юбкой и туфлями. Но сумка была очень красивая – такая мягкая, леопардовая. Чудесная. Мы оставили её на заднем сиденье. Машину закрыли, пошли в магазин за продуктами. Выходим – стекло разбито, сумки нет. Так было обидно! Повредили машину, значит, нужно морочиться с сервисом и ремонтом. И всё ради того, чтобы украсть то, что им совсем не нужно! Кстати, туфли для фламенко купить весьма трудно. Не в каждом магазине театральных принадлежностей они есть. Да ещё попробуй найти такие, чтобы удобно сели по ноге. У меня эти туфли были единственные. Разношенные, растанцованные, удобные…
Прошло два года. Муж поехал в тот же самый магазин. Опять выбили стекло… Думаю, работала одна и та же группировка. И милиция – тогда была ещё милиция – наверняка всех прекрасно знала. Конечно же, мы оказались не единственными пострадавшими.

alt

– Нашли злодеев?
– Ну о чём вы! Я уверена, что никого и не искали.

– Несколько лет назад я брала у вас интервью и спросила, какой из своих романов вы бы сами экранизировали, если бы появилась такая возможность. Вы ответили – «Взгляд из вечности». А что бы сказали сегодня?
– «Взгляд из вечности» экранизировали. К сожалению, очень плохо. Получилось крайне далеко от того, что я написала. Мои идеи не были сохранены, они были переиначены и перековерканы.
Я бы с удовольствием увидела на экране «Обратную силу». Другое дело, что эта штука получилась бы затратной, потому что там действие происходит с 1842 по 1997 годы, то есть пришлось бы делать декорации, шить костюмы, а это непросто. Вряд ли кто-либо возьмётся. К тому же у меня печальный опыт с экранизациями. Всегда ждёшь одно, а получаешь другое. Как правило, сплошное разочарование.

– А самой написать сценарий по своему роману?
– А кто меня этому учил? Существует странное убеждение, что можно прийти, простите, с улицы, сесть и навалять сценарий. Писать сценарий –Â  ремесло, которому надо учиться. Вот писать книги – это не ремесло. Написать книгу можно в любом стиле, не ограничиваясь никакими рамками. И если в ней есть что-нибудь такое, что затронет хотя бы десять человек на свете, – уже хорошо. У книги нет формата, а у сценария формат есть. Там есть жёсткие правила, которые надо точно знать. Я их не знаю. Например, когда режиссёр Юрий Павлович Мороз приносил мне сценарии во время съёмок первой, второй и третьей «Каменской», я говорила: «Юра! Это вот зачем? Этого нет в моих книгах! Я никогда такой глупости не писала, это какие-то розовые сопли!» Он отвечал: «Маня, есть закон. Съёмки детективного сериала – это пятьдесят процентов служебной деятельности персонажей, а вторые пятьдесят – это их личная жизнь. У тебя в книгах нет столько личной жизни. У тебя, может, процентов пять. Значит, наши сценаристы должны это придумать».
Так что там своя технология. Я этим не владею. А зачем браться за дело, которое не твоё?

Расспрашивала
Марина БОЙКОВА
Фото: PhotoXPress.ru

Опубликовано в №38, сентябрь 2018 года