– Максим, расскажите о концерте «30 лет назло шоу-бизнесу», который пройдёт в конце ноября. Как готовитесь? Всё получается?
– Всё никогда не получается, потому что планы постоянно меняются. Но это нормальное человеческое желание – построить в голове идеальную схему и стремиться воплотить её в жизнь. В случае с юбилейным концертом мы хотим, чтобы на сцене в итоге был какой-то минимализм при полном отсутствии рюшечек, страз и бисеринок. Это с одной стороны. А с другой, стремимся, чтобы вечер не превратился в формальность. Поэтому постараемся усилить музыкальную составляющую. Как – я пока не знаю. Но точно не за счёт привлечения симфонического оркестра, как это сейчас модно. Для группы «Ногу свело!» это вчерашний день.

– А вы не любите во вчерашний день возвращаться?
– Не люблю. Так же, как не люблю сослагательное наклонение: а вот мы бы, а вот вы бы… Это никому не интересно. А что касается юбилея, то вам лучше написать примерно так: «Покровский нахмурился и сказал: «Возможно, будут ещё какие-то барабанщики». Или так: «Мы готовим очень мощную, очень торжественную и очень своеобразную музыкальную составляющую за счёт привлечения нетрадиционного ресурса. Но не симфонического оркестра, который уже, к сожалению, используется на каждом перекрёстке». Вот так.

– Цифра не пугает – тридцать лет на сцене?
– Мне всегда очень сложно отвечать на этот вопрос представителям вашей профессии. Потому что своим ответом я могу невольно обидеть. Надеюсь, что после такого предисловия вы отнесётесь ко мне снисходительно. Дело в том, что меня пугает не цифра, а то, что меня постоянно об этом спрашивают. Это с одной стороны. С другой – вы можете задать резонный вопрос: «Зачем же ты тогда согласился праздновать этот юбилей?»

– Действительно, вы же привязываете концерт к определённой дате.
– К сожалению, я не могу не считаться с дебильными правилами нашего мира, в особенности шоу-бизнеса. Ведь я не могу существовать вне мира. Я всегда говорил, что мы должны соприкасаться с ним.

– Вот и Ленин говорил: «Нельзя жить в обществе и…»
– «…и быть свободным от него»! Я очень хорошо знаю эту цитату. И, пользуясь случаем, хочу обратиться к Владимиру Владимировичу Путину. Владимир Владимирович, распорядитесь зарыть труп Ленина. И всем станет лучше в этой стране.



– Имейте в виду: вы будете утверждать текст своего интервью.
– А что я не так сказал? Ведь нашего президента зовут Владимир Владимирович? Ведь зарыть труп – это по-христиански? Поэтому ещё раз повторю: «Заройте труп Ильича, пожалуйста!»

– Если честно, я не совсем об этом хотела спросить.
– А я об этом хотел сказать.

– По вашим ощущениям, насколько быстро течёт жизнь? Ведь сейчас даже монахи утверждают, что есть расхождение между временем, которое отмеряют часы, и реальным временем, как бы странно это ни звучало.
– Скажите, вы отдаёте себе отчёт, что своим вопросом генерируете данную проблему? На это просто не надо обращать внимания.

– У вас получается не обращать?
– Нет. И хотя я делаю всё, чтобы не обращать, меня возвращают к этой теме, в том числе и вот такими вопросами: «Максим, ну а всё-таки, скажите…» Можно у меня даже спросить: «Ну а дни рождения вы хоть справляете или нет?»

– Правда, справляете?
– Вот видите! А ещё: «А сколько дней рождений вы уже справили, Максим? А, отмечая сорок девятый день рождения, вы не подумали, Максим, что скоро будет пятидесятый?» О цифрах вообще лучше не думать. Разные люди – например, наш тромбонист – уже два года постоянно говорят мне: «Остепенись, перестань бухать! Всё-таки возраст!» Но я перестаю бухать лишь тогда, когда мне это нужно ради дела или в связи с состоянием здоровья, а никак не из-за возраста. И точно не потому, что пришло какое-то время… И мне не нужно об этом напоминать. Каждый должен выпить свою бочку спиртного. Я выпил свои две. Но остановился не потому, что выпил слишком много, а потому, что вот сейчас мне нужно сделать несколько дел сразу. В такой период я не могу себе позволить ни глотка пива – потому что приходится расписывать свой день по секундам.

– Я вас поняла. Коллеги не обидятся на название вашего концерта? Оно звучит нагловато – «30 лет назло шоу-бизнесу». Тот же Филипп Киркоров увидит афишу и скажет: «Ну, Максим, зачем ты так – назло…»
– А это имеет какое-то значение? Это что-то в жизни меняет?

– Но в шоу-бизнесе существует цеховое братство.
– Цеховое?

– Ну да. Вот врачи, например, друг друга не критикуют, в цирке – очень сильная поддержка коллег, и среди журналистов, кстати, тоже.
– Тогда давайте подойдём к вопросу не формально, а будем вместе думать. Вот что меня может связывать с Филиппом Киркоровым? Чисто в теории?

– Например, принадлежность к российской сцене. Или Михаил Гуцериев, например, на стихи которого вы пишете песни. А Филипп Киркоров поёт песни Михаила Гуцериева.
– Да. Прекрасно! Поясню. Например, есть Московский авиационный институт. И есть два студента – например, факультета вертолётостроения и факультета экономики. Что может связывать этих студентов? Только Московский авиационный институт. Так вот, Михаил Гуцериев в данном случае и является Московским авиационным институтом. Что мне делать с Киркоровым? Тем более – в контексте вашего вопроса: «Не обидится ли Киркоров на название концерта?»

– Но этим «назло» вы противопоставляет себя артистам, представителям шоу-бизнеса. Разве не так?
– И что? Даже если так? И потом, вы серьёзно думаете, что Киркоров встанет с утра, купит газету и прочтёт: «Группа «Ногу свело!» устраивает юбилейный концерт, и называется он «30 лет назло шоу-бизнесу»? Да даже если купит и прочтёт, то что?

– Возможно, скажет: «Ой, прямо-таки назло!»
– Но мы же существуем не ради того, чтобы Киркоров обратил на нас внимание. И мы с вами не сказали главного: единственное, в чём мы являемся с Киркоровым коллегами, – мы с ним братья по информационной среде. Причём его уровень намного выше, чем мой. Но Покровский не такой дебил, чтобы лажать Киркорова ради красного словца. Поэтому всё это является лишь частью правильной, профессиональной, весьма честной игры.

– Но мы же не конкретно о Киркорове говорим, он лишь один из ярких представителей шоу-бизнеса.
– Хорошо, не обидят ли мои слова Игоря Яковлевича Крутого, который ко мне прекрасно относится? И к которому я прекрасно отношусь. И которого я знаю лично, и который меня знает лично. С которым мы очень редко, но видимся, который не имеет ко мне никакого отношения по бизнесу. И к которому я не имею никакого отношения по бизнесу. Но это не отменяет нашей общей симпатии друг к другу. Ну как в таком случае его могут обидеть мои слова «30 лет назло шоу-бизнесу»? Ну что, он скажет: «Этот негодяй Покровский мне назло так написал! Ведь меня, Игоря Яковлевича, надо уважать, я же олицетворяю собой шоу-бизнес!»

– То есть вы всех априори считаете адекватными людьми?
– Естественно, я считаю Крутого максимально адекватным человеком. И Киркорова считаю максимально адекватным человеком, который выполняет свою роль. Он надел на себя артистическую маску в хорошем смысле слова, он создал свой образ, у него собственная музыкальная стилистика. И это не синоним фальши. Киркоров работает в своей нише, он выполняет свою задачу. Как в таком случае можно его обидеть?

– Хорошо, убедили. Скажите, вы считаете себя финансово успешным человеком? Музыкантам вашей группы удаётся поддерживать приемлемый уровень доходов? А то вдруг кто-то недоедает, а вы даже не знаете.
– Что значит – недоедает? У нас каждый каждый музыкант имеет право работать в том числе на стороне. Поэтому переживаний насчёт голодания у меня нет. Естественно, я переживаю за участников коллектива «Ногу свело!», за своих товарищей и коллег, больше, чем за незнакомых людей. Но мне нужно прежде всего переживать за себя, ведь если я останусь без этой работы, то ни на какую другую меня точно не возьмут. И тогда уже я стану недоедать. Ведь я не смогу работать там, где могут работать они. Я не пойду к Льву Лещенко бэк-вокалистом. Меня не возьмут.

– Не возьмут или не пойдёте?
– Я не пойду, пока полностью не оголодаю и не обнищаю. И Киркоров меня не возьмёт к себе на подпевки. Ему нужен другой, а вовсе не Покровский, у которого есть имя, есть прошлое и настоящее. И бас-гитаристом я не пойду никуда – ни к Зинчуку, ни к Пугачёвой.

– Засада какая-то! Теперь вам придётся всю жизнь работать только на себя.
– Не «придётся теперь», а я изначально живу с этим пониманием. Я сам выбрал себе такую жизнь. И в рамках выбранных условий существую.



– О встрече с вами я договаривалась с вашей супругой Татьяной, она помогала организовать интервью. Насколько Татьяна погружена в ваши дела? Она – человек вашей команды, или у неё есть свои проекты?
– Татьяна, по крайней мере, не является рабом ситуации. Но в текущий период, когда мы готовимся к концерту, она тоже погружена в процесс, это неизбежно. Мы вместе идём к цели.

– Были в семейной жизни моменты, когда, побив посуду, заводили речь о разводе? Или крайние ситуации вас с Татьяной не коснулись?
– Подождите, подождите, так нельзя…

– Об этом спрашивать нельзя? Но вы же давно вместе, наверняка было разное…
– Я не против того, что мы давно вместе. Мы вместе двадцать семь лет. И в жизни любой пары случаются разные периоды. Но я не готов говорить об этом между делом, шутейно, перескакивая от Киркорова к тому, что для меня является самым дорогим, святым.

– Отчасти вы уже ответили, спасибо. Расскажите немного о ваших детях – сыне и дочери.
– Всуе рассказать о детях? Дети – это личности, каждый из них – со своим информационным миром, да каждый из них – это мир, вселенная! И мои дети обладают определённым правом на приватность. Поэтому не могу сказать: ну, сын у меня так, а дочь у меня – вот так… Рассказал о них быстро – и пошёл дальше… Извините, это большая часть моей жизни, я не могу вот так об этом говорить.

– Обычно родители-артисты с удовольствием рассказывают об успехах и достижениях детей. Кто-то поступил в престижный вуз, кто-то уже вышел на сцену.
– Да, а ещё у кого-нибудь ребёнок прыгает выше всех, является чемпионом компьютерных игр в Московской области и вращает жезл, причём левой ногой. И у всех нас – абсолютно талантливые дети, они подают надежды в теннисе, скрипке, языке – это абсолютно точно! И обязательно – горные лыжи! Что ещё? Самбо и дзюдо!

– Кстати, о спорте. Это правда, что вы всей семьёй катаетесь на лошадях?
– Да. Татьяна начала эту историю, и нам всем это очень нравится. Но, к сожалению, на это почти нет времени.

– У меня ещё один вопрос, который вам может показаться неделикатным. Расскажите о своём отношении к фанаткам. Они для вас – все на одно лицо? Или не все?
– Несмотря на то что мы соприкасаемся по жизни с большим количеством людей, я до сих пор не потерял к людям отношения как к индивидуальностям. Для меня люди никогда не были толпой. И, в частности, это выражается в том, что я не могу относиться к человеку как к безымянной личности – даже когда всего лишь общаюсь с ним в интернете. Я понимаю, что даю сложный ответ на ваш вопрос. Но мне хочется, чтобы это был реальный ответ на реальный вопрос, а не отписка: «Да, для нас, артистов, не все фанатки на одно лицо, давайте следующий вопрос!» Вот как-то так.

– Осталось что-нибудь в памяти о вашем участии в телешоу «Последний герой»?
– Осталось. В виде хороших воспоминаний, опыта общения с людьми. Это как катализатор. Там то же самое, что и в обычной жизни, только всё происходит очень быстро. Это как детская железная дорога: она почти настоящая, только ещё красивее. И ведь обычная железная дорога – это неинтересно, а вот детская – совсем другое дело. С «Последним героем» точно такая же история. И воспоминания о съёмках остались – как об ещё одной прожитой жизни, только очень сконцентрированной. В тех условиях человек проявляется быстро.

– Для кино музыку сложнее писать, чем для своей группы?
– У меня есть лишь разовый опыт написания музыки для большого кино. Но есть большое количество композиций для малого кино. Там, где ты не просто работаешь, а творишь. Есть такой фильм Евгения Лунгина, не путайте с Павлом Лунгиным, называется «Время – деньги». Вот там была полная свобода творчества. И я свои странные электронные эксперименты воплотил в написании саундтрека этого фильма. Есть ещё моя работа для фильма Первого канала «Турецкий гамбит» – композиция «Идём на Восток». Написать саундтрек для фильма – это больше похоже на журналистско-литературно-публицистическое творчество.



– У группы «Ногу свело!» тринадцать альбомов…
– Не помню, не считал.

– Точно, тринадцать. Как приходит вдохновение?
– Это реально обречённый вопрос. Никто этого не знает – откуда приходит вдохновение. Существует «теория семи пар сапог». Никакое дело не будет сделано нормально, пока ты не сносишь семь пар сапог. То есть «на дурака» ничего не проходит. Есть, в принципе, и другие схемы в шоу-бизнесе – например, продюсерский проект: когда продюсер всё решает, а артист только надел маечку и пляшет, ему ещё и песню написали, и так далее… Но это другая история, я с ней не очень знаком.

– Как вы думаете, на сколько процентов раскрыт ваш потенциал?
– Опять же, есть разница. Надо определиться, речь обо мне как о музыканте или о проекте «Ногу свело!»? Ведь наш коллектив делает лучший продукт – хорошее, большое, интересное шоу. О коллективе я всегда говорил и сейчас скажу, мне даже думать не надо. «Ногу свело!» все эти годы отрабатывает от двадцати пяти до тридцати процентов своего потенциала. Это стопудово моё личное мнение. И оно имеет веские основания. А насчёт моего потенциала как музыканта, пишущего песни, артиста, певца и так далее, – я не имею права даже думать, насколько он раскрыт. Ведь мне всегда будет казаться, что он не раскрыт. А кто-нибудь прочтёт это интервью и сделает комментарий: «Да этот Покровский раскрылся уже двадцать лет назад, написав песню «Хару Мамбуру»! А в остальном он исписался». У нас же весь мир состоит из комментаторов. Зачем мне говорить о себе? Я лучше продолжу делать своё дело.

– Последний вопрос. Ваша миссия на земле?
– Можно же не отвечать? Хотя напишите так: я вижу свою миссию в том, чтобы не платить комиссию.