Тайный милиционер
19.03.2019 00:00
Ясно, что он всё подстроил

ТайныйЗдравствуйте, «Моя Семья»! Несколько месяцев назад вы напечатали моё письмо, и это так меня вдохновило, что решила поучаствовать в конкурсе. Желаю вашей газете удачи и процветания, читаю её уже много лет как учебник жизни. Мой рассказ – о событиях, происходивших в одном из лесных посёлков Калужской области на рубеже 1960–70-х годов.

Каждое утро бригады лесорубов уезжали далеко в лес в крытых грузовиках. Зимой на делянке первым делом разжигали костёр, чтобы возле него погреться в перекур, просушить рукавицы и вскипятить в закопчённом чайнике крепкий чай, почти как чифирь.

За лесорубами тянулись лесовозы, перевозившие хлысты – спиленные деревья с обрубленными сучьями – на нижний склад, располагавшийся у железнодорожной станции. Там древесину распиливали, сортировали и отправляли на переработку в цех, где в две смены «ухала» пилорама и визжали на все лады станки и станочки, производившие доски, тёс, штакетник, топорища и черенки для лопат. Отборный кругляк предназначался на вывозку в товарных вагонах, которые загружал подъёмный кран.

В посёлке было две улицы, застроенные типовыми деревянными домами на две или четыре семьи. Каждой семье, помимо квартиры, леспромхоз выделял сарай для скота, а мелкие навесы, летние кухни и прочие постройки жильцы сооружали сами из отходов пилорамы.

Вдоль улиц тянулись дощатые тротуары, спасавшие в распутицу от непролазной грязи. Имелись два магазина – продуктовый и промтоварный, медпункт, школа-восьмилетка, общественная баня и клуб, где на стенах висели фанерные лозунги «Дадим стране больше леса!» и «Братский привет борющемуся Вьетнаму!».

Наша многодетная семья переехала в этот посёлок из ближайшего колхоза и получила сначала крошечную квартирку, четвертушку дома. Спасала огромная русская печь, на которой укладывалась спать половина детей, а вот уроки делать было негде – за круглым столом все школьники не помещались, поэтому один из старших братьев пристраивался с тетрадками на кухне у буфета. С весны до осени он ночевал на сеновале, не желая тесниться с малышнёй.

Мама была домохозяйкой, и мы, мелкие, проснувшись, крутились возле неё на кухне, качались на перевёрнутых табуретках, распевая песни и поджидая, когда в печке созреет картофельный каравай, который ели с молоком на завтрак. Несмотря на тесноту, мы, дети, жили весело и счастливо.

Отец устроился трактористом на гусеничный трактор ДТ-75. Зарплату ему теперь платили регулярно, не то что в колхозе, да ещё и спецодежду дали – комплект из телогрейки, ватных штанов, валенок, шапки-ушанки, рукавиц и летнего хлопчатобумажного костюма. И хотя в морозы ему приходилось с раннего утра греть два ведра горячей воды, чтобы завести трактор, на работу он всегда являлся вовремя.

А дальше – по обстоятельствам, куда пошлют. Сегодня он выравнивал насыпную дорогу или расчищал снежные завалы, завтра возил дрова к бане или медпункту, весной перетаскивал на прицепе гружёные лесовозы через залитую половодьем низину. Каждый вечер за ужином отец рассказывал маме о своих рабочих буднях.

– Разулся, – лаконично объявлял он, и даже мы, дети, замолкали, понимая, каких трудов отцу стоило снова «обуться», надеть соскочившую с трактора гусеницу.

После ужина отец доставал свою заветную тетрадочку, висевшую на гвоздике возле настенных часов, и аккуратно записывал туда всё, что сделал за рабочий день. В конце месяца он ходил с этой тетрадочкой в контору и возвращался оттуда мрачнее тучи.

– Я ей говорю: «Александра Петровна, почему мне не начислили за погрузку дров восемнадцатого февраля? Я тракторист и не обязан грузить!» А она мне: «Михаил Ефимович, у вас оплата почасовая. По-ча-со-вая!» Начальник тоже припёрся в бухгалтерию и говорит: «Хочешь получать больше – пересаживайся на трелёвочник». Как будто не знает, какое у меня здоровье.

Мать успокаивала его. Она понимала, что в почасовой оплате есть свои плюсы. Например, были дни, когда отец в лесу, поджидая лесовозы, мог надрать десять пучков ивовой коры, которую потом сушили и сдавали в приёмные пункты того же леспромхоза, – вот и дополнительная копеечка в семью.

Трактор здорово помогал в хозяйстве, у нас не было проблем с привозкой сена или дров. И калымить на нём удавалось, то есть доставлять какие-нибудь грузы односельчанам. Многие не поверят, но сено для нашей коровушки мы привозили летом на санях! Трактор ДТ-75 в своей основе – танк, поэтому легко волочил по траве и грунтовым дорогам деревянные сани с возом сена и всеми нами, сидевшими наверху… А на трелёвочный трактор мама не пустила бы отца ни за что! Видела однажды в лесу, как эта махина встаёт на дыбы, затаскивая на щит пачку хлыстов. Остаться вдовой с шестью детьми ей не хотелось.

Мама была женщиной мудрой и часто гасила конфликты отца с начальством. Например, выбила для него почасовую ставку бульдозериста, которая выше, чем у тракториста ДТ-75. Узнав об этом, настоящий бульдозерист от злости разорвал на себе рубаху, но дело было сделано.

А отец не унимался, находил новые причины поругаться с начальством. Работая в колхозе за трудодни, он сильно страдал от бесправия и теперь, как гражданин с паспортом, не хотел терпеть никаких унижений. Впрочем, он и в колхозе не молчал и когда-то благодаря своему языку оказался в партии. Дело было вот как.

Однажды после собрания с участием представителей района начались вопросы из зала. Отец поднял руку.

– Вот были мы комсомольцами, а теперь исполнилось двадцать восемь лет, вышел срок. Что ж никто ничего не говорит?

Что он имел в виду, трудно сказать. Сдаётся мне, хотел какой-нибудь благодарности. Вместо этого работник райкома пристально посмотрел на него, пошептался с председателем колхоза и объявил на весь зал:
– Пишите заявление в партию.

Деваться некуда. Коммунистом папа был никаким, но членские взносы платил всю жизнь, под мамины вздохи.

Так что вопросы и к местному, и к заезжему начальству у него находились всегда.

– Как мне быть? – спросил однажды отец у директора леспромхоза, посетившего наше лесничество. – Каждую весну ко мне приходят железнодорожники, требуют, чтобы я расписался в их журнале по технике безопасности, что не буду с санями ездить через переезд. А начальник, – кивал он на местного Евгения Ивановича, – посылает…

Пока директор обдумывал ответ, Евгений Иванович, многозначительно глядя на отца, произнёс:
– Я ему сам всё объясню. После собрания.

Директор облегчённо вздохнул.

– Слушай, Кузькин, – прошептал Евгений Иванович отцу на крыльце клуба, когда люди расходились, – сейчас как дам в ухо, сразу по другую сторону переезда очутишься!
– Гады, что делают, – морщился отец, рассказывая маме об этом разговоре, и сжимал кулаки, придумывая для своего недруга ответный удар.

Этот Евгений Иванович был из простых работяг-шофёров, в руководители попал благодаря нужным связям. Он водил дружбу с начальником райотдела милиции – вместе охотились в наших лесах. Бывало, пьянствовал с ним, проворачивал какие-то делишки с лесом, но всё шито-крыто, потому что был, как говорила мать, «тайным милиционером».

И вот что приключилось в один ничем не примечательный весенний день. Подъезжал отец на своем ДТ-75 к нижнему складу. Рабочие уселись на брёвнах перекурить. Вдруг из кустов на дорогу выскочил начальник, побежал впереди трактора и как будто что-то кричал, размахивая руками. Отец продолжал ехать с прежней скоростью, очень небольшой, соблюдая приличную дистанцию между трактором и прытким, как заяц, начальником, и всё силился понять, что же происходит.

Рабочие тоже во все глаза глядели на Евгения Ивановича, а он им крикнул:
– Все видели, как Кузькин пытался меня задавить?
– И все подпишутся, – сказал он отцу тем же вечером, вручая повестку на каком-то бланке. – Так что поезжай в район прямо к начальнику милиции. Отсидишь пятнадцать суток. Иначе тюрьма.

Отец понимал, что всё это подстроено, а как выпутаться? Тут снова помогла мамина мудрость. В район они поехали вдвоём, но не к начальнику милиции, а в райком партии. Рассказали, как было дело, показали липовую повестку, не забыли упомянуть, что отец член партии и в семье шестеро детей.

В райкоме работали умные люди. Всех доярок в районе знали по имени-отчеству и пролетариев не обижали. Но и начальника выставлять самодуром, понятное дело, не хотели. Родителям был дан ответ:
– Поезжайте домой и ничего не бойтесь.

Какие-то меры были приняты – папа и мама догадались об этом по поведению Евгения Ивановича: тот месяца два старательно избегал отца и больше провокаций не устраивал.

А потом и посёлок, и леспромхоз год от года начали хиреть, разваливаться, терять людей и дома. Молодая поросль захватила бывшие огороды, многие сараи лежат на боку, в начале улицы и в конце – чёрные отметины пожарищ. Школа и железнодорожная станция закрыты, цех деревопереработки замурован, но люди ещё живут и помнят, как по лесным дорогам бегали лесовозы, поднимая облака пыли.

Из письма Татьяны Грачевой,
г. Людиново, Калужская область
Имена и фамилии изменены
Фото: Depositphotos/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №11, март 2019 года