Жена, обычно спокойная и улыбчивая, в тот день встретила меня бледной. В трясущихся руках держала пучок дымившихся свечей, привезённых в подарок читательницей из Иерусалима. На полу в прихожей стояла бутыль святой воды из адыгейского горного монастыря.
– Тут у нас такое было! Тако-о-ое!
Успокоившись, Мариша начала рассказывать. Вечер проходил привычно: она хлопотала на кухне, а Верунчик играл в детской с куклами. И вдруг…
– Прибегает, рыдая от ужаса, и кричит: «Мамочка, мамочка, я его боюсь!» Я бегом с ней в детскую – там всё спокойно, горит свет, куклы рассажены на игровом подиуме. Спрашиваю, что случилось. Верунчик трясётся, всхлипывает, прячется за меня, тычет пальчиком в комнату: «Мамочка, да вот же он! Ты его видишь?» А я не вижу.
– Монстрик! – воскликнул Верунчик. – Вот он, среди кукол сидит.
– Боже, какой ещё монстрик?
– Волосатый, с большими ушами и острыми зубками. Мамочка, я его боюсь! – и в крик.

А в детской никого нет, Мариша никого не видела. На всякий случай прошла вглубь комнаты, пошарила руками по подиуму.

– Мамочка, да вот же он, ты его трогаешь! – закричал Верунчик.

На плач прибежал наш пёс Макс. До этого он мирно спал, зарывшись в плед на кровати. Максик никого не учуял, только стоял, недоумённо пялясь на нас.
– Мамочка, я боюсь! – снова заплакал Верунчик.

Жена взяла дочку на руки, вынесла из комнаты. В прихожей зажгла свечи, прочла молитву, окропила квартиру святой водой. Спросила Веруню, где «монстрик». Та ответила: в угол забился, дрожит от страха.

– Я туда начала брызгать святой водой, снова и снова, – пересказывала события последних минут Мариша. – Увела дочку на кухню, а тут как раз ты пришёл.

Я прошёл в детскую. Тихо, чисто, светло, куклы на месте, в дальнем левом углу мокро. Подошёл Макс, постоял со мной безо всякого интереса и вернулся на кухню. Успокоились, поужинали. Я почитал Верунчику книжку, и дочь отправилась в детскую.

Минуты три спустя вернулась, попросила печенье, объяснила: это для монстрика.

Все втроём поспешили в детскую.

– Вот же он! – тычет пальчиком дочь. – Мамочка, ты его больше не трогай и не поливай водой, а то он боится. Монстрик хороший, он хочет со мной играть!

Верунчик подошёл к подиуму с печеньем, протянул руку. Самого печенья нам видно не было, дочка заслонила его собой. Но когда она повернулась к нам, мы заметили, что угощения в руке нет.

– Где печенье? – изумлённо спросил я.
– Монстрик скушал, – улыбнулся Верунчик. – Он хороший, он мой друг. Не надо его пугать.
– Но ты же сама его боишься! – воскликнула жена.
– Уже не боюсь. Он – друг. Монстрик охраняет наш дом, а если уйдёт, то всем будет плохо.

Нам уже было не до улыбок, начали искать печенье. Клянусь – оно только что было в руках у Верочки. Но печенья действительно нигде нет!

– Он скушал и лёг спать, – продолжил Верунчик. – И нам пора.

Жена предложила вызвать такси и поехать ночевать к друзьям. Верунчик принялся уверять, что дома всё хорошо.

Принял «солдафонское» решение:
– Всем умываться – и отбой!
– Я не усну, – возразила Мариша.
– Тогда по пятьдесят вискарика – и отбой!

Жена согласилась. Я спросил дочку, выпьет ли с нами монстрик. Веруня убежала в детскую, потом вернулась и покачала головой:
– Не-е-ет, монстрик сказал, что такое не пьёт.
– Я тоже лучше валерьянки выпью, – согласилась Мариша.

Вискарика, по-солдафонски, накатил я один.

Засыпали вчетвером на огромной кровати – Мариша, Веруня, я и Макс.

– Хочу в свою кроватку, – зевая, попросилась дочка.
– Нет, солнышко, сегодня ты спишь между нами.

Я снова попытался успокоить жену, сказал, что Макс ничего не чует, и услышал в ответ:
– Вот если бы Макс был кошкой, тогда бы почуял. И вообще, самые «бронированные» в мире существа – это мужчины и собаки. А мужчины-военные – вообще…

Попытался отшутиться – мол, я всё же писатель.

– Прозаик, – примирительно шепнула жена. – Стихи писать перестал и с тех пор не чувствуешь параллельные миры.

Утром выехал из дома, когда мои ещё спали. Вернулся к вечеру – всё спокойно.
– Как дела? – спросил с порога. – Всё наладилось?

Жена вздохнула.

– Наладилось. Садись ужинать, папа.
– А Веруня?
– В детской, играет с монстриком. А мне говорит: «Иди, мама, на кухню. Не надо нашего друга пугать».

Заглянул в детскую. Верунчик вдохновенно возилась с куклами на подиуме. Радостно смеясь, подбежала ко мне, повисла на шее, поцеловала. И я не стал спрашивать у дочки ни о чём другом.

Прошло несколько дней, и совершенно неожиданно Верунчик пригласил нас на спектакль, который сам поставил и в котором играл главную роль. Я был потрясён – и не в первый раз.

В моём понимании она всё ещё маленькая. Кажется, только вчера были ползунки, подгузники, ночной плач, первые слова – «ма-ма», «ам-ам», «а-а»… До двух лет Веруня вообще не отличалась разговорчивостью, Мариша даже водила её к логопеду и неврологу.

Коллеги в один голос уверяли: нормальная девочка, придёт время – заговорит и запоёт так, что будете уши затыкать.

Дочке уже три годика. Пророчества докторов не просто сбылись – маленький Бурунчик ежедневно поражает меня «взрослостью».

О чём был спектакль? О девочке, которая мечтает улететь в Анталью, а её никто туда не берёт. Откуда Верунчик знает об Анталье? Мы этого названия дома не произносили. Детский сад? А может Ютьюб, странствовать по которому для Бурунчика – давно привычное дело?

– Ну, возьмите же меня, возьмите в Анталью! – восклицал Бурунчик на подиуме среди кукол. – Если бы вы знали, как я туда хочу!

Она даже изобразила рыдания, но тут же улыбнулась и театрально раскланялась. Я подарил маленькой актрисе цветок, Бурунчик с достоинством отвесил поклон.

– Боже! – воскликнула жена. – Двух творческих личностей в доме я точно не вынесу.

Засыпая, высказал предположение, что и монстрик вполне мог быть «синтезирован».

– А как же печенье? – не согласилась Мариша. – Куда оно делось?

И, помолчав, добавила, что домовых на Руси пока ещё никто не отменял.

Фото автора