По долгу службы я много лет общался с морской пехотой. «Водяная десантура» без страха и упрёка! Смысл жизни для этих парней – взять плацдарм и удержать любой ценой. Собственная жизнь для истинного морпеха не в счёт.

Морскому пехотинцу чужды патетические фразы о Родине и воинском долге. Морпех говорит: «Я РАБОТАЮ». Даже если ты один на плацдарме и с трёх сторон на тебя надвигается враг – никаких «соплей» и «кинокадров», промелькнувших в сознании. Морпех спокойно потратит лирическое время на сигаретку и краткую инвентаризацию своего хозяйства – сколько и чего «для работы» у него в наличии: автоматных рожков, выстрелов к гранатомёту, ручных гранат. Под рукой ли заветная финка и аптечка? Морпех думает об аптечке не для того, чтобы себя спасти, а чтобы работать как можно дольше. Например, если оторвёт кисть руки – наложить жгут, вколоть промедол и работать…

…Весной 1985 года в качестве флотского литератора я участвовал в корабельном агитпоходе, посвящённом 40-летию Победы. Одесса, Николаев, Феодосия, Новороссийск, Поти, Севастополь. Ночь уходила на переходы, днём мы выступали перед моряками, школьниками, студентами и общественностью в каждом из этих портовых городов.

– Проходим Евпаторию, – грустно констатировал вечером седой ветеран, мой сосед по каюте.

Мы только что вернулись с чаепития в кают-компании и собирались ложиться спать.

– В Евпатории нет военно-морской базы, – сказал я.
– Нет, – согласился ветеран. – Зато в Евпатории был десант… В сорок втором. Слыхал? – и дедок неожиданно выставил на стол бутылку водки.

Мне оставалось только сбегать к корабельному доктору за тушёнкой, хлебом и солёными огурцами.

Туманной январской ночью 1942 года к занятой фашистами Евпатории скрытно подходила группа кораблей Черноморского флота в составе тральщика «Взрыватель», четырёх морских охотников и буксира. На борту – сводный батальон морской пехоты, усиленный крупными разведгруппами, двумя плавающими танками Т-37 и двумя 45-миллиметровыми орудиями.

– О том, куда мы идём, нам сообщили уже в море, – говорил мой собеседник, прикуривая беломорину после первого стаканчика. В каютах боевого корабля курить воспрещалось, но ветеранам делали исключение.

Задача была краткой – к утру захватить город и удержать его до подхода второй волны десанта. Месяцем раньше, в декабре 41-го, в Евпатории уже высаживалась разведгруппа штаба ЧФ. Десантники захватили порт, перебили местных полицаев, захватили важные документы, «языков» и спокойно ушли морем, разрушив на прощание Пассажирскую пристань.

Повторного триумфа не получилось. Немцы успели подсветить порт прожекторами, пристрелять из орудий и заминировать побережье. Десант на Пассажирской пристани был встречен орудийным и пулеметным огнём.
Стоя по грудь в ледяной воде, десантники переправляли на руках лёгкие танкетки, пушки, миномёты, боеприпасы и с ходу устремлялись в ночной город. При высадке на Пассажирской пристани было убито и ранено около пятидесяти черноморцев, в том числе командир капитан 2-го ранга Николай Буслаев, погиб весь расчёт одного из 45-миллиметровых орудий.

Высадка десанта на Хлебную и Товарную пристани города прошла без потерь. Моряки захватили артиллерийскую батарею с боекомплектом, развернули пушки в сторону врага. Продвигаясь в город, десантники обнаружили и захватили лагерь советских военнопленных, где содержалось около 300 человек. Около двухсот пленников изъявили желание сражаться и были спешно вооружены трофейным оружием. Остальные были буквально измождены и нуждались в эвакуации.

На пути освобождённых пленников встретился немецкий госпиталь. Раненых фашистов кололи штыками, били прикладами и выбрасывали из окон. Удержать людей от расправы было невозможно. Командующий немецкими войсками в Крыму Манштейн преподнесёт в дневниках этот эпизод как варварские зверства русских, хотя это было пускай жестокое, но возмездие.

Группа десантников под командованием капитан-лейтенанта Литовчука штурмовала хорошо укреплённое здание гестапо. По некоторым сведениям, овладеть этим объектом морякам не удалось.

– Мы продвигались к центру старого города в темноте, и трамвайные пути служили нам ориентиром, – говорил мой сосед по каюте. – На одном из  перекрёстков столкнулись с группой вооружённых людей. Завязался скоротечный бой, в котором было ранено несколько человек. Вскоре выяснилось, что две группы десантников стреляли друг в друга.

К десяти часам утра весь старый город находился в руках десантников. Штаб батальона разместился в гостинице «Крым», откуда отправили в Севастополь радиограмму о выполнении задачи, запросили подкрепление. Раненых спешно эвакуировали на корабли.

Появилось много добровольцев из числа жителей Евпатории. В здании гостиницы заработал партийный и советский актив города. Вместе с десантом высадились советские и партийные руководители Евпатории: председатель горисполкома Яков Цыпкин, секретарь райкома партии Фёдор Павлов, начальник городской милиции Берёзкин, начальник горотдела НКВД Иванов. В городской больнице был организован госпиталь для тяжелораненых краснофлотцев. Горожане приносили в штаб воду, перевязочные материалы и съестные припасы.

Пришли в себя и фашисты, спешно подтянув в Евпаторию пехотный полк, разведывательный и сапёрный батальоны, артиллерию. С Сакского аэродрома поднялись «юнкерсы», господство немцев в воздухе было абсолютным.

Некстати на море разыгрался восьмибалльный шторм, и корабли десанта спешно отошли подальше от берега. Их непрерывно атаковали самолёты, и только плохая видимость спасала маломерные корабли от уничтожения.

После полудня в городе разгорелись ожесточённые уличные бои. Спустя много лет я просмотрел немецкую документальную кинохронику. Фашисты медленно продвигались по узким улочкам, забрасывая дома гранатами, сапёры заливали город пламенем из огнемётов, артиллерия била по окнам прямой наводкой, сверху волна за волной накатывались «юнкерсы». Евпаторию постоянно бомбили около 80 самолётов врага, а подлётное время с Сакского аэродрома составляло 15 минут.

У моряков отсутствовала связь между подразделениями и с кораблями, координацию обороны осуществляли с помощью посыльных, связь с Севастополем тоже прервалась.

Наступил вечер 5 января. Тральщик «Взрыватель», маневрируя при высокой волне, как мог поддерживал десант огнём из 100-миллиметровой пушки, а когда пропала связь с городом, моряки потеряли ориентиры для стрельбы.

Повреждённый тральщик с ранеными десантниками и экипажем выбросило на мель вблизи Евпатории. Морские охотники и буксир ушли в Севастополь, не дожидаясь рассвета. Помочь десанту они уже ничем не могли.

Утро и день 6 января прошли в отчаянном сдерживании наседавшего врага. Не имея связи с Севастопольским оборонительным районом, десант героически держался. Товарный и Хлебный причалы города десантники обороняли до последнего патрона, видя в этом единственное спасение.

Поутру немцы обнаружили выброшенный на берег тральщик. На предложение сдаться моряки ответили огнём. Фашисты подтянули на побережье танки и артиллерию и стали методично расстреливать беззащитный корабль прямой наводкой. Деревянную обшивку тральщика снаряды пробивали насквозь. Корабль горел. Прекратив огонь, немцы высадили на тральщик разведгруппу, и тогда им навстречу поднялись израненные, обожжённые моряки. Немцы были перебиты все до единого. И снова несколько часов подряд тральщик расстреливали из пушек.

Оставшихся в живых израненных моряков фашисты выволокли на берег, где тут же расстреляли. Оборона города к концу дня распалась на отдельные очаги. Держались гостиница «Крым», госпиталь, причалы.

В темноте к Евпатории снова подошли корабли Черноморского флота во главе с лидером эсминцев «Ташкентом». На кораблях были внушительные силы – около полка морской пехоты, боеприпасы, медикаменты, продовольствие, однако причалить к берегу в условиях жесточайшего шторма оказалось невозможно. С «Ташкента» видели полыхавшие в городе пожары, но помочь десанту ничем не могли. В темноте, при отсутствии связи моряки не понимали, куда стрелять.
7 января стало последним днём обороны. Фашисты ворвались в госпиталь, расстреляв в палатах раненых краснофлотцев. «Вы нас били, а теперь мы будем вас убивать!» – объявил через переводчика немецкий офицер. За раненых пытались вступиться главный врач больницы Балахчи, хирург Глицос и санитар (фамилия его не установлена). Немцы вывели их во двор и расстреляли.

Во второй половине дня была сожжена из огнемётов гостиница «Крым». Причалы удерживали до поздней ночи, всё ещё надеясь на помощь…

– Раненный в плечо, я сидел под причалом по горло в ледяной воде, – заканчивал рассказ мой собеседник. – Накатывающая волна скрывала меня с головой. В автомате оставалось несколько патронов, в кармане бушлата – последняя граната. По причалу расхаживали немцы, слышалась их гортанная речь, раздавались автоматные очереди и одиночные выстрелы – добивали раненых. К утру шторм утих, и я где поплыл, а где побрёл в воде вдоль берега. Спустя много лет узнал, что выполз из моря прямо на минное поле… Перевязал плечо… Весь день прятался под перевёрнутым рыбацким яликом. По берегу разъезжали немцы на мотоциклах… На следующую ночь перебрался подальше от берега и спрятался в каком-то сарае, где меня обнаружил местный житель. Меня  перевязали, переодели, накормили. Ну а как добирался до партизан, расскажу в другой раз…

В каюте сизыми облаками висел папиросный дым. Водка была выпита, говяжья тушёнка осталась почти нетронутой. Часы показывали четыре тридцать утра.

Получилось так, что не договорили. В Феодосии у ветерана стало плохо с сердцем, и его сняли с корабля. Остальные сведения о евпаторийском десанте я дочитывал в прессе по крупицам.

Уцелевшие десантники прятались в частном секторе у местных жителей. Фашисты прочёсывали город и расстреливали найденных моряков вместе с жителями. На Русской улице в доме №4 у горожанки Прасковьи Перекрестенко скрывалось около 60 (!) краснофлотцев. Чудом им удалось прожить здесь целые сутки. Хозяйка вместе с сестрой кормила бойцов, перевязывала раны, а одному даже удалила торчавший из глаза осколок мины. С наступлением ночи 9 января краснофлотцы, разделившись на мелкие группы, покинули город. До Севастополя добралось только четверо. Один из них, разведчик Лаврухин, дожил до 80-х.

Краснофлотец Иван Клименко, в довоенные годы участник марафонских заплывов, сумел проплыть в ледяной воде с запиской о судьбе десанта до посёлка Николаевка под Севастополем, где его подобрал наш катер. По одним данным, Клименко умер в госпитале. По другим – проживал в Евпатории после войны.

Около тридцати человек под командованием комбата К. Бузинова вырвались из горящей гостиницы «Крым» в деревню Колоски. Впоследствии почти все они погибли.

Полсотни бойцов пробились в Мамаевские каменоломни и там некоторое время продолжали сражаться.

Начались массовые расстрелы военнопленных и гражданского населения Евпатории. Генерал Манштейн рапортовал в ставку Гитлера: «Десант уничтожен. Городские дома в прибрежной полосе взорваны и сожжены. Противник потерял 203 человека пленными, 600 человек убитыми. Уничтожено два бронеавтомобиля, 6 противотанковых пушек, 12 миномётов, потоплен 1 тральщик. Законно (!) расстреляно 1300 человек местных партизан. Жители прибрежных кварталов выселены. Здания приспособлены для противодесантной обороны. В город введена 10-я румынская пехотная дивизия».

Много лет спустя удалось установить: в Евпатории было расстреляно более 12 тысяч военнопленных и горожан. Их выводили в район Красной Горки партиями по 25–30 человек. Женщины добровольно становились в колонны и шли вместе с мужьями на казнь…

Мстили даже детям. В евпаторийском гестапо работал истопником еврейский мальчик Борька. Нацисты шутили, что это будет последний еврей, которого они убьют в городе. Каждый раз, напиваясь, гестаповцы заключали пари: посылали Борьку за дровами по минному полю к полузатопленному тральщику «Взрыватель». Трижды Борьке везло, в четвёртый раз мальчику взрывом оторвало ноги.

Ивана Гнеденко по прозвищу Ванька Рыжий, укрывавшего десантников на той же Русской улице, гестаповцы пытали и оставили в камере умирать. Обидно, что после войны Ивана долго считали предателем, но всё же реабилитировали.

И ещё в том самом доме №4 на Русской улице два года и четыре месяца скрывались у Прасковьи Перекрестенко председатель евпаторийского горисполкома Яков Цыпкин и секретарь Ак-Мечетинского райкома партии Фёдор Павлов.

Просто скрывались. После войны Павлов объявил себя руководителем подполья и даже выставил свою тельняшку в краеведческом музее. Цыпкин и Перекрестенко наотрез отказались участвовать в фальсификации. Павлов отомстил: Якова Цыпкина исключили из партии, а у Прасковьи Перекрестенко отобрали дом. Справедливость была восстановлена спустя много лет.

В 1969 году газета «Известия» опубликовала два очерка о судьбе евпаторийского десанта, а в 1970-м на месте гибели тральщика «Взрыватель» установили памятник. Впечатлённый историей монумента Владимир Высоцкий написал песню «Чёрные бушлаты».

Тем не менее руководство страны и высшее флотское командование до середины 1980-х о десанте предпочитали не говорить. Одиозный Лев Мехлис, обещавший Сталину к 5 января 1942 года очистить Крым от врага, настоял на торопливых операциях без учёта метеообстановки, поддержки авиацией, связи. Моряков легче было «списать», чем подробно исповедаться об их гибели. Главком ВМФ  Горшков категорически заявил: «Десант был вспомогательным! Никаких партийных, советских деятелей в нём не было. Виноватых нет. Шторм!»

8 января 1942 года с подводной лодки в окрестностях Евпатории была высажена разведгруппа с целью узнать о судьбе десанта. Новый шторм помешал подводникам принять разведчиков обратно на борт. 14 января группа была обнаружена фашистами и в неравном бою погибла.

Современные эксперты склоняются к выводу, что даже если бы состоялась высадка второй волны десанта, удержать Евпаторию и тем более развить с плацдарма наступление на Симферополь не получилось бы. Севастопольский оборонительный район был не в силах снабжать на плацдарме полноценную группировку войск.

Драматический случай произошёл летом 1945 года в Белграде, где в одном из кинотеатров демонстрировали документальный фильм об обороне Севастополя. Во время показа кадров немецкой кинохроники советский офицер разрядил в экран обойму из пистолета. Задержанный оказался участником евпаторийского десанта. Фильм о страшных событиях стал последним рубежом, после которого человек, прошедший всю войну, лишился рассудка.

Удивительно, но никто из участников десанта не был награждён даже медалью! Единственную медаль «За боевые заслуги» получил только разведчик Алексей Лаврухин, которому посчастливилось пройти войну до Победы.

Командовавший расстрелами моряков и мирных жителей в Евпатории бригадефюрер СС Отто Олендорф был казнён в 1951-м как военный преступник.

До сих пор на фасадах Ильинской церкви, евпаторийской гимназии №4 и других зданиях старого города можно разглядеть пулевые отметины…