Ультиматум Славика
29.10.2019 00:00
Его некому вести в первый класс

УльтииматумЭта история произошла более тридцати лет назад, но чувство горечи и заноза в сердце остались навсегда. На первый взгляд, виновные в страшной трагедии очевидны – но только на первый. Впрочем, обо всём по порядку.

Мы с мужем только поженились и жили в маленькой квартирке, которую получили от предприятия. Жильё наше размещалось в длинном одноэтажном доме барачного типа на десять квартир. Двери выходили в общий двор, который с двух сторон ограничивался сараями по числу квартир, а с третьей – штакетником.

В одном углу двора были вкопаны столбы с натянутыми на них верёвками для сушки белья, а в другом располагался большой стол, сваренный из толстых листов железа. Иногда в праздники его застилали старыми простынями, и обитатели дома вскладчину устраивали на нём застолье. В тёплое время года вечерами стол занимали мужчины. Они играли в карты, а иной раз и выпивали бутылочку-другую, спрятавшись от зорких глаз жён за огромным стволом росшего рядом тополя. У женщин имелось своё место для вечерних посиделок – длинная лавочка вдоль дома.

Стены в квартирах были тонкие, слышимость хорошая, секреты утаить трудно. Все знали, что всегда приветливая улыбчивая Светка из девятой квартиры денно и нощно пилит своего красавца-мужа за то ли предполагаемые, то ли действительные измены. А Владимир Иванович из четвёртой, занимающий руководящую должность на нашем предприятии, на самом деле тряпка и подкаблучник. В самом деле, ну что за мужик, который не только не стесняется на виду у всего двора развешивать выстиранное бельё, но и сам стирает его и даже пол моет! Всезнающая Семёновна из третьей квартиры говорила, что и пирожки, которыми Инга, жена Владимира Ивановича, иногда угощала соседей, тот тоже печёт сам. И Инга постоянно притворяется усталой и больной, чтобы не работать.

Во второй квартире жила семья Григорьевых: Геннадий, Зина и их полугодовалый сын Славик. Геннадию и его жене – чуть за тридцать, Славик был долгожданным ребёнком. По словам той же Семёновны, десять лет не давал Бог детей этой паре и вот дал, да поздно.

Геннадий и Зина крепко выпивали. Геннадий работал трактористом, человеком был безотказным. Огород вспахать, уголь, дрова привезти – все к нему обращались. Ну а расчёт известный – бутылка.

– Ну ладно, мужик, ему простительно, – хором выносили вердикт наши кумушки, – но Зинка, она-то что думает?

В остальном претензий к Зине не было: дома идеальная чистота, муж и сын ухожены и накормлены. Зина работала санитаркой в больнице, характер имела спокойный, неконфликтный.

А Славик рос просто чудо-ребёнком. Светленький, с широко распахнутыми глазёнками, он с удовольствием шёл ко всем на ручки, охотно показывал свой немудрёный репертуар: «гуси-гуси», «ладушки» – и заливисто смеялся.

Иногда Зина заходила ко мне перехватить десятку до зарплаты, мы немного разговаривали о том о сём. Как-то раз она сказала, что приходила в гости мать и очень её отругала. На мой вопрос – за что, Зина простодушно ответила:
– Да за то, что пила.
– Так зачем же пьёшь?
– Не знаю, так… – неопределённо улыбнулась соседка.

Отец Геннадия, дядя Миша, как все его привыкли называть, обитал неподалёку в своём доме. Он давно овдовел, жил один и был фанатичным огородником. Весной продавал на рынке рассаду, осенью – излишки овощей. Дядя Миша проводил какие-то огородные эксперименты и мечтал вывести новый сорт томатов. Образ жизни сына и снохи он не одобрял, но не вмешивался.

Однажды в обед ко мне пришла Татьяна, ещё одна соседка, жившая в квартире рядом с Григорьевыми. Она принесла Славика и попросила побыть с ним часа три. Рассказала, что, придя в обеденный перерыв домой, заглянула в распахнутую настежь соседскую дверь и увидела такую картину: пьяная Зина спит беспробудным сном, а Славик, ползая по полу, играет шнуром от телевизора, который, того и гляди, на себя и уронит.

Я растерялась: опыта общения с маленькими детьми не было, в то время как раз ждала первенца.

– Вот и потренируешься, – рассмеялась Татьяна.

И правда, со Славиком оказалось всё легко и просто. Он не капризничал, вежливо поиграл с погремушками, заранее купленными для будущего малыша, с интересом посмотрел-послушал детские книжки, выпил молока с печеньем и заснул. Так, спящего, его и забрала вернувшаяся с работы Татьяна.

С годами пьянство Григорьевых усугублялось, кумушки качали головами всё чаще. Зину уже не раз вызывал главврач, грозил уволить. Спасали её добросовестность и покладистый нрав.

Подросший Славик тоже отличался спокойным характером. Иногда соседки, видя, как Геннадий с подозрительно оттопыренным карманом направляется к «мужскому» столу, посылали маленького Славку вернуть отца. Геннадий слушался сына, мужской выпивон на этот вечер бывал предотвращён.

С Зиной дело обстояло хуже. После смерти матери, по-видимому, исчез последний барьер, хоть как-то удерживавший её от пьянства. На нечастых соседских посиделках напивалась до беспамятства. Пятилетний Слава залезал к матери на колени, закрывал ладошкой рюмку и просил:
– Не пей.

Она соглашалась:
– Не буду, не буду, беги, – и, осторожно опустив сына на землю, опрокидывала очередную стопку.

Заканчивалось всё одинаково. Какая-нибудь сердобольная соседка уводила Зину домой и укладывала на кровать, где уже храпел пьяный Геннадий.

Семёновна, любившая сидеть на лавочке допоздна, на следующий день сообщала, что Слава играл на улице весь вечер, зашёл домой, «когда уж звёздочки показались», а проснулись к этому времени его родители или нет, никто не знает.

В первый класс Славу оказалось некому вести. Геннадий находился на работе, Зину к тому времени уволили из больницы, и она устроилась сторожем в ближайший детский сад. На работе ночью высыпалась, а днём дома пила. При этом умудрялась по-прежнему содержать квартиру в чистоте, а одежду – в порядке.

1 Сентября у Славы были отутюжены брючки и рубашка, но мама идти в школу была не в состоянии. Спасла положение Татьяна. Она сбегала к деду мальчика, дядя Миша позвонил дочери – сестре Геннадия, и та приехала, отвела племянника в школу.

К этому времени мы построили свой дом и уехали из барака, поэтому о дальнейших событиях я узнавала со слов соседок, в основном Татьяны, с которой иногда встречалась по служебным делам.

Света с красавцем-мужем были на грани развода, но всё же сумели сохранить семью и даже родили третьего ребёнка. Инга оказалась действительно серьёзно больна и почти не выходит из дома. Геннадий и Зина катятся по наклонной. Пятиклассник Слава такой же серьёзный и спокойный, пытается «перевоспитать» родителей. Татьяна слышала, как он говорил отцу, что есть лекарства, которые лечат «от водки». А недавно, сообщала Татьяна, Слава добыл где-то деньги и купил матери спицы и пряжу. Он помнил, что когда-то Зина любила вязать, и надеялся отвлечь мать от выпивки.

Однажды вечером Татьяна в очередной раз услышала из-за стенки, как Слава с отчаянием в голосе уговаривал мать бросить пить. Зина тихо что-то бормотала, вероятно, как обычно, соглашаясь и обещая. Слава, повысив голос, наверное, чтобы до матери наконец дошло, поставил по-детски категорический ультиматум: если завтра к его возвращению из школы мать будет пьяна, он покончит с собой.

На следующий день вернувшийся с работы Геннадий увидел в комнате спавшую пьяную жену. Сына он нашёл в сарае, висевшим в петле.

Я была на этих страшных похоронах. За гробом шли почерневший Геннадий, растерянная Зина, казалось, не понимавшая, что происходит, многочисленные плачущие родственники и соседи…

Геннадий и Зина вскоре развелись. Зина продолжала пить и через несколько лет нелепо умерла: замёрзла в сугробе, не дойдя десяти метров до дома. Геннадий бросил пить совсем, женился, много лет живёт с новой женой. Детей у них нет. Дядя Миша умер, не дожив немного до 95 лет. Новый сорт томатов он так и не вывел.

Из письма Евгении Яковлевой,
г. Кемерово
Фото: Depositphotos/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №43, октябрь 2019 года