В 1969 году её вместе с зубным врачом Тамарой Васильевной, очень шумной, скандальной женщиной, судили за какие-то махинации. Нина тогда отделалась лёгким испугом: ей присудили год условно – по причине беременности. А вот Тамара Васильевна отсидела свой трёхлетний срок от звонка до звонка.

После освобождения снова начала работать зубным врачом в нашей клинике. И, как оказалось, затаила Тамара Васильевна на не сидевшую Нину великую обиду. И не менее великое желание отомстить ей.

А Нину суд особо не впечатлил: она как мухлевала раньше с золотыми коронками, так и продолжала. Но шила в мешке не утаишь, поползли по посёлку разговоры, слухи. А Тамара Васильевна зорко следила. Написала в районный ОБХСС. Началось следствие. Но ничего серьёзного не нашли – какие-то смешные 48 рублей. Тамара Васильевна таким результатом была недовольна: снова написала в ОБХСС – на этот раз в областной. Снова следствие. Теперь незаконно присвоенная Ниной сумма выросла аж до 144 рублей.

Пока шло следствие, я неоднократно беседовал с Ниной. Она клялась и божилась, что ни рубля никогда не брала себе, а всегда по квитанциям отдавала все деньги в бухгалтерию.

Решено было передать дело в товарищеский суд. И вот 23 сентября 1974 года в 18 часов собрали работников нашей больницы. Прибыл и старший следователь районного отдела милиции, майор. Итак, люди собрались, – а Нины нет. Подождали час – нет её ни на работе, ни дома.

Мероприятие прошло без виновницы, довольно бурно. А тон собранию задала опять же Тамара Васильевна. Она обвинила приехавшего майора в том, что следствие проведено поверхностно, статья подобрана слишком мягкая, что она это так не оставит и будет писать выше – до тех пор, пока возмездие не обрушится на Нинину голову.

Мнение основной массы коллектива – наказать Нину условно и оставить на прежней работе. Мол, после всего пережитого она ничего подобного больше себе не позволит. На этом и разошлись.

Зародилось подозрение, что Нина спряталась в зубопротезном кабинете, но доказать это не было возможности: все три ключа хранились у неё.

На следующее утро Нина на работу не пришла. Дома не ночевала. Решили взломать дверь зубопротезного кабинета. Собралась толпа – в основном медсёстры. Стучим.

– Нина, открывай, иначе взломаем дверь!

Молчание.

Я отошёл позвонить, а когда вернулся, дверь зубопротезного кабинета была открыта. У меня сразу ёкнуло сердце. Спрашиваю:
– Там она?
– Да, – отвечают.

Обомлел: значит, думаю, мёртвая.

– А кто дверь открыл?
– Она сама открыла.
– Так, значит, живая?
– Живая.

Забегаю в кабинет. Нина в белом халате сидит на диване, прикрыв рот правой рукой.
– Отравилась, – говорит медсестра терапевтического отделения. – Выпила хлорофос, пол-литра.

Этого ещё не хватало! Отвожу ото рта руку. Явных следов ожога губ, лица нет. Но запах хлорофоса – сильный.

Срочно стали промывать ей желудок. Но Нина выдернула рукой зонд и потеряла сознание, начались судороги век, мелких мышц лица, всего тела. С трудом, но всё-таки Нину спасли. На носилках унесли в палату. Установили капельницу. К вечеру Нина пришла в сознание. Появилась температура – 38,6. Ночью её беспрерывно рвало, а под утро она уснула.

В общем, воскресла из мёртвых. А кто больше виноват в случившемся, она сама или её мстительная подельница, – вопрос.