– Михаил Борисович, уверена, что в жизни для вас важнее всего театр, поэтому первый вопрос: как состоялось ваше знакомство со сценой?
– Мой отец, будучи фотокорреспондентом, много лет работал в различных театрах, и я вырос за кулисами. Честно сказать, никакой другой карьеры, кроме театральной, себе и не представлял. В те годы существовал журнал «Театральная афиша» с репертуаром московских театров. Для него отец делал фотографии, я с ним ходил на все премьеры, был знаком со многими артистами, ведь после спектакля они оставались, чтобы сняться у отца. Помимо этого я и сам играл в детской театральной студии. Также с одиннадцати лет меня знали в детской редакции Центрального телевидения, я снимался в телеспектаклях, был маленьким артистом. Спустя некоторое время, где-то в девятом классе, руководитель нашего драмкружка Кирилл Богословский, сын известного композитора, порекомендовал мне поступать на актёрский. Я пришёл домой радостный и рассказал об этом отцу, но, очевидно, мы смотрели на театр с разных сторон. Папа возразил: «Ты с ума сошёл! Никогда в жизни я этого не одобрю». И стал мне рассказывать, что театр – это ужасно, там работают несчастные нищие люди, и только один из ста способен стать личностью. У меня не хватило ума возразить: а вдруг я и есть тот самый один из ста? И он меня убедил.

– А в каких именно театрах работал ваш отец?
– В основном это был Большой театр. Также папа работал в газете «Советский артист», которая как раз издавалась в Большом театре. Но я бывал с ним на съёмках и в театре Вахтангова, и в Театре оперетты, и в Центральном детском.

– Может быть, отец хотел, чтобы вы тоже полюбили фотографию?
– Я с детства не любил фотоаппарат, хотя мне действительно постоянно навязывали камеру. Мне больше нравилось сниматься самому. Так уж сложилась жизнь, что я родился после войны, в отличие от старших брата и сестры. Отец десять лет провёл в армии и на фронте, с 1936-го по 1946-й, и они выросли без него. Он пропустил самые важные моменты жизни своих детей. Так что когда родился я, постоянно со мной возился, и я рос уже у него на глазах. Он уделял мне всё своё время.



– Допустим, вы не захотели выбрать профессию отца, но как же получилось, что выбрали Горный институт?
– Если не в театральное, то всё равно куда. Я просто выбрал тот, который находился ближе к дому. Сначала поехал поступать в нефтяной, где учился брат, но когда вышел из метро, то понял, что Горный ближе к дому. И подумал: какая разница? Однако, поступив в институт, я честно учился целых полгода! А потом меня затянуло – сначала в студенческий театр, после – во всесоюзный КВН. За четыре года я стал чемпионом Москвы и вице-чемпионом СССР. Играл в КВН до закрытия Клуба в 1972 году. Уже окончив вуз, сам стал режиссёром студенческого театра, работал в народном театре. И однажды попался на глаза педагогам Щукинского училища. В 28 лет я поступил в «Щуку», имея большой телевизионный и сценический опыт. Поступил с первого раза – был уверен в себе и знал, что если не получится с первого раза, то больше никогда туда не приду.

– То есть вы снова стали студентом?
– Когда я поступил в театральный и даже когда отучился целый год – отцу ничего не говорил. Единственный человек, кто меня поддерживал, – это мама. Я ведь опять учился на дневном, стало быть, мне понадобились деньги и так далее. Сейчас даже не помню, успел ли папа увидеть меня как профессионала… Мама – видела. Я уже работал на телевидении, и когда отмечали моё пятидесятилетие, она присутствовала на моём юбилее. Но папы уже не было, к сожалению.

– Как в вашей жизни появилось «Русское лото», и почему вы задержались в этой программе надолго? Не устаёте от однообразия?
– Уставать особо не от чего. Мне это интересно, потому что каждый раз новые люди, каждый раз новый психологический материал, при этом – только положительные эмоции. За долгие годы я видел огромное количество счастливых людей, которые выиграли. У меня очень хорошая роль – я раздаю призы! (Смеётся.) Люди даже фотографируются со мной на удачу. И если я способен в своей программе осчастливить хотя бы одного человека в неделю – разве от этого можно устать? Теперь о том, как в моей жизни появилась эта программа. Её придумал мой друг Артём Михайлович Тарасов. Мы познакомились ещё в Горном институте. Он был великий предприниматель, изобретатель, первый советский миллионер, вице-президент союза кооператоров. У него всегда была масса идей. И он принёс замысел «Русского лото». Однако когда его стали воплощать в жизнь, поначалу ничего не получалось. Артём позвал меня, я ведь тогда преподавал в Щукинском училище. Мне как режиссёру он предложил разобраться с художественным решением пространства, с самой игрой, с её драматургией, с телережиссурой. Я занимался всем этим чуть больше месяца, а потом меня «вытолкнули» в эфир, хотя до этого программу вёл актёр Сергей Дитятев. В силу разных обстоятельств он вскоре отказался, и уже седьмой тираж вёл я.

– Сегодня вы являетесь завкафедрой в двух театральных институтах. Как это произошло?
– Для меня это естественный процесс. Окончив Щукинское училище и пять лет проработав главным режиссёром в Томском театре, я вернулся в родные стены училища. Поступил в аспирантуру, стал впоследствии педагогом, а по истечении времени – доцентом, профессором и завкафедрой.

– Видимо, вы жизнелюб и пытаетесь охватить как можно больше.
– Да, мне действительно всё интересно. Иногда за что-нибудь берёшься, а потом задумываешься – ну куда? Зачем? Уже и так много всего – корабль тонет! (Смеётся.) Но если мне интересно, то я справляюсь. Занимался, в том числе, смежными профессиями, связанными с театром и эстрадным искусством. И что касается работы на факультете эстрады ГИТИСа, то меня пригласили, потому что ушёл из жизни легендарный завкафедрой Иоаким Георгиевич Шароев. Именно он и открыл когда-то эту кафедру. После его ухода остался курс. Его пробовали вести несколько педагогов, но не справлялись со строптивыми ребятами, которые не хотели видеть никого после ухода своего мастера. И тогда возникла моя кандидатура. Мне удалось их обуздать, мы успешно выпустили дипломный спектакль. Через некоторое время меня снова пригласили, и теперь я здесь постоянно преподаю. Один из наших выпускников, бывший студент моего курса, сегодня поёт в «Ла Скала». Рузиль Гатин из Казани.

– А ещё вы кандидат психологических наук. Расскажите, пожалуйста, какие тайны скрыты здесь?
– Я защитил диссертацию на тему «Становление Я-концепции в системе профессионального мастерства будущего актёра». Здесь нет тайны – это обобщение опыта, ведь режиссёр должен быть психологом, это естественно. В программе обучения молодых артистов существует такой раздел – «Я в предлагаемых обстоятельствах». Так вот, мало кто представляет, что такое «я». Это многогранное и многослойное понятие. Занимаясь со студентами на протяжении четырёх лет, я и написал работу, по которой защитил диссертацию.

– У вас настолько разнообразная деятельность! Кем вы себя ощущаете в первую очередь – актёром или режиссёром?
– Я всегда мечтал быть артистом. Но, когда поступал, мне было уже 28 лет, а это значит – нет шансов попасть на актёрский, слишком «старый» для этого. Однако в тот год набирали актёрско-режиссёрский курс, и я поступил в режиссёрскую группу к Евгению Рубеновичу Симонову. Надеялся со временем всё-таки стать актёром, но педагоги на режиссёрской кафедре увлекли и перестроили меня. И сегодня я даже не знаю, чего мне больше хочется. Могу сказать, что не сосредотачиваю усилия на чём-либо одном. Мне всё интересно. Недавно поставил спектакль «Свадьба Кречинского» в Тверском театре драмы. А будь я моложе – и сам бы с удовольствием в нём играл. Когда работал главным режиссёром в Томске, то выходил на сцену в своих спектаклях.

– Казалось бы, у нас лучшая в мире театральная школа, а на телевидении сплошные кавээнщики, которые затмили профессиональных артистов. Как такое случилось?
– Нет, не затмили. Я сам играл в КВН, но нашему поколению не повезло. Мы жили во времена застоя, и нас вытесняли с телевидения как остро мыслящую молодёжь. А нынешним повезло, они попали в то время, когда телевидению нужны творческие люди, хорошо ориентирующиеся в современном мире. Самые умные из них получили актёрские дипломы, а некоторые так и продолжают неплохо работать, но в очень узком диапазоне. Когда с их участием создаются комедийные фильмы, то сразу видна ограниченная палитра профессиональных приёмов, хотя в целом эти ребята уверенно существуют в кадре. Но я не представляю, чтобы, например, Михаил Галустян мог сыграть Гамлета.

– Чем сегодня занимаются ваши дети, какую профессию выбрали? Пошли по вашим стопам?
– Нет. Мой сын – сценарист, поэт. Издано несколько книг его стихов. Как автор он удостоен премии «ТЭФИ». Окончил ГИТИС по специальности «продюсер-театровед». Но вскоре понял, что экономика не его стезя. Занимался театром и много публиковался, так что он – автор. Его пьесы идут в Московском областном ТЮЗе, который возглавляет Нонна Гришаева.

– Сын носит вашу фамилию?
– Да, он Вениамин Борисов. Сфера деятельности у нас всё равно общая, мы вместе ходим в театр и кино, обсуждаем творческие новинки. Что касается дочери, она мама двоих детей, занимается их воспитанием, а до этого была художником по свету и работала в театре имени Вахтангова.

– Вы направляли детей в профессии?
– Нет. Это их выбор.

– Как относитесь к политике?
– (Улыбается.) Никак не отношусь, хотя как режиссёр должен знать, чем живёт моя страна, и выбирать для постановки пьесы, отражающие современную действительность с интересным звучанием. Но от политической деятельности я далёк.

– Учитывая, что вы были студентом Горного института, остались какие-нибудь соответствующие привычки?
– Горный институт не имеет никакого отношения к горным вершинам. Он имеет отношение к шахтам. Я работал на шахте и знаю, что этот труд в силу тяжести и опасности для жизни приравнивается к боям на фронте. В любой момент что-нибудь может взорваться или обвалиться. Это почётный труд, за который надо награждать, как за участие в боевых действиях.

– В одном из интервью вы сказали, что не любите спектакли и фильмы о злободневных проблемах. Что для вас входит в понятие «злободневность»?
– Для злобы дня существуют газеты. Злободневность хороша для куплетистов или авторов анекдотов. Сегодня вас это развлекает, но назавтра вы обо всём забыли. А для театра больше подходит классика. Она всегда современна, её и люблю.

– Недавно прошла пора вступительных экзаменов, уже идёт первый семестр. Бывают случаи, когда отчисляете? И по какой причине?
– Да, вот недавно отчислили студента. Мы ведь принимаем за природные данные, а «выгоняем» за нежелание их реализовывать, в общем, за нежелание работать.

– Бывает такое, что студент просит дать ему шанс?
– Бывает, но я не Господь Бог, шансов не раздаю. Человек сам должен нести ответственность за себя.

– Михаил Борисович, мечта у вас есть? Может – конкретная роль, которую хотите воплотить?
– (Задумался.) Сегодня у меня есть накопленный опыт, эмоциональные ресурсы, и я мог бы вложить их в роль, если бы нашёлся режиссёр, который сумеет доверить мне такую работу. Неважно, классика это или современный материал. Я готов сыграть. Хотя трудно сказать, что во мне сегодня увидят режиссёры. Ведь так складывается жизнь… Например, на данный момент я знаю, как играть шекспировского Ромео. У меня есть для этого и смелость, и внутреннее понимание, и жажда, и желание любить, и я влюбляюсь… Но балкон Джульетты меня не выдержит. (Иронически улыбается.)

– Но вы же в своём возрасте уже не совершите те ошибки, которые совершил Ромео?
– Я?! Я каждый день совершаю ошибки! Если перестану их совершать, перестану влюбляться, наделять людей качествами, которых у них нет, перестану фантазировать, делать глупости – то тогда дайте мне яду!

– Тогда вопрос к вам как к романтику. Почему сегодня в России никто не снимает красивые лирические фильмы? И вообще фаза чернухи у нас когда-нибудь закончится?
– Красивое кино – это дорого. Создатели многих сериалов убеждены, что люди не поймут романтическое кино, а вот чернуха им близка. Но я приверженец того, чтобы искусство давало человеку надежду на благополучный исход, даже если жизнь тяжела. А она тяжела, сложна, в ней много неприятностей, негативных ощущений. Но это не значит, что человек – это грязь и тлен и надо окунать зрителя в эту грязь. Жизнь не надо приукрашивать, но когда нет возможности увидеть свет в окошке – это тоже плохо, это обрекает людей на мрак. Искусство должно побуждать человека поднимать голову к свету, напоминать ему, что он творение Божие. Надежда необходима человеку. Надежда на удачу и счастье. Такие положительные эмоции лично меня подпитывают.