СВЕЖИЙ НОМЕР ТОЛЬКО В МОЕЙ СЕМЬЕ Действующие лица Дарья Донцова: Этого я вам никогда не скажу, потому что батюшка не одобрит
Дарья Донцова: Этого я вам никогда не скажу, потому что батюшка не одобрит
24.02.2020 00:26
ДонцоваЭта женщина известна всем. Даже тем, кто никогда не читал её детективов. Впрочем, существуют ли такие люди? Все двадцать лет, что Дарья (по паспорту Агриппина) пишет книги, вокруг её персоны роятся слухи. Самый стойкий из них – что якобы у Донцовой целый штат литературных «рабов». А иначе как она успела за двадцать лет написать 219 романов, 10 детских повестей и, кроме того, биографические книги и книги по кулинарии?

– Двадцать лет назад вышел ваш первый детектив о приключениях Даши Васильевой. В эти юбилейные дни на книжных прилавках появился 59-й детектив из той же серии, «Царевич с плохим резюме». Признайтесь, героиню, которой вы верны столько лет, списывали с себя?
– Если вы имеете в виду, что она немного взбалмошная блондинка, которая, выходя из шикарного авто, путается в подоле юбки и падает в лужу, то это точно я. Но логики Даши Васильевой у меня нет. У меня нет и друга – полковника Дегтярёва. Но у меня есть друзья в МВД; ещё один мой знакомый – очень известный патологоанатом, а ближайшая подруга работала заведующей приёмной главного управления исполнения наказаний. Поэтому я знаю, например, что в Бутырской тюрьме в следственной части пол паркетный, а не какая-нибудь плитка. В общем, мне есть кому позвонить и уточнить. Впрочем, Даша Васильева на меня похожа, хотя она преподаватель французского языка, а я – немецкого.

– И все эти двадцать лет среди поклонников бытует мнение, что автограф Дарьи Донцовой приносит удачу.
– (Смеётся.) Да, был смешной случай. На книжной ярмарке в 2000 году ко мне подошла женщина, чтобы подписать книжку, и попросила пожелать ей выйти замуж. А мне что, жалко, что ли? Я пожелала. Прошло два года. И вот я вновь на ярмарке подписываю книжки, стоит гигантская очередь. Вдруг вопль: «Её автограф приносит удачу!» Вдоль очереди несётся та сама женщина, одной рукой прижимает к груди книгу, другую держит вот так – демонстрирует всем кольцо на пальце. И кричит: «Дарья пожелала мне выйти замуж, и я вышла!» И вся очередь: «Мы тоже хотим!» (Смеётся.) С тех пор и повелось. Потому, когда я прихожу в онкоклиники, чтобы встретиться с больными, автографы обязательны, и ещё нужно, чтобы больные взяли у меня что-нибудь на память. Поэтому я надеваю много-много браслетов – до локтя, чтобы снять и отдать. А с той женщиной, которая вышла замуж, я до сих пор дружу, она счастлива в браке, у неё трое детей, так что всё хорошо.

– И у вас трое детей. И вообще большая семья. Расскажите, пожалуйста, о ближнем круге.
– Сын Дима, ему сорок пять, – на самом деле сын от первого брака моего мужа Александра Ивановича Донцова, профессора, академика, доктора психологических наук. Дима мне достался очень маленьким, поэтому зовёт меня мамой, а я его – сыночком. Мы вообще жили все вместе и никогда не делили детей на «папиных» и «маминых». Дима – доцент МГУ, дописывает докторскую диссертацию, преподаёт на кафедре. У него жена Маргарита, психолог, и две дочери – Настя и Арина. Аркадию, моему сыну от первого брака, сорок семь, он коммерческий директор одного из самых крупных мегамоллов Москвы. Мой старший внук Никита, сын Аркаши от первого брака, уже взрослый, учится в Германии, идеально владеет немецким, вообще очень хороший мальчик, сам всего достиг. Жену Аркаши зовут Аполлинария. А я, свекровь, – Агриппина. Я смеюсь: вот как мы с тобой подобрались, нарочно не придумаешь! У них с Аркашей двое детей – трёхлетняя Тамара, названная в честь моей мамы, и шестимесячный Александр, названный в честь Александра Ивановича Донцова. У Маши, нашей с Александром Ивановичем дочери, сын Миша. И это уже шестой мой внук. Маша – байер, закупщик коллекций одежды для крупнейшего магазина в России, одна из тех, кто формирует моду. Всё, что я ношу, мне принесла Маша. Она, можно сказать, живёт в самолёте, летает между Москвой, Нью-Йорком, Миланом, Парижем… Так что никто из моих близких не сидит дома, все заняты делом.

– Вы тоже великая труженица, тридцать страниц в день, книжка в месяц! Такая работоспособность в вас от рождения?
– От воспитания. Меня воспитывала немка-гувернантка. Спасибо Розе Леопольдовне! «Порядок и работа, дитя моё, на первом месте», – вот что я слышала от неё много лет. С другой стороны, это просто удовольствие. Почему я встречаюсь с людьми, в том числе с журналистами, только вечером, а не утром и днём? Потому что я работаю. В любой день недели, без праздников и выходных. Только нечто очень серьёзное может меня отвлечь. Но и тогда я найду время дописать то, что не дописала. В часы работы мне даже звонить нельзя. Все мои близкие к этому привыкли и смирились.



– Кстати, о журналистах. Знаю на собственном опыте, что вы невероятно доброжелательны к людям нашей профессии.
– Я двадцать лет стояла по ту сторону баррикады – работала корреспондентом газеты «Вечерняя Москва». А теперь интервью берут у меня. Хорошо помню, как пришла однажды по редакционному заданию к одному очень известному актёру. Зимой, в жуткий холод. Он меня поставил в прихожей на коврик у двери и сказал: «Вот тут стой, чтобы не напачкала мне нигде, и быстро задавай свои глупые вопросы. У меня нет на тебя времени». Минуты три с половиной что-то отвечал, а потом выставил на лестницу. И помню ещё один случай. И тоже дело было зимой. Пришла я к одному генералу, ветерану войны, трясясь от холода. Так генерал с женой усадили меня за стол, налили таз горячего борща – действительно таз! – и отказаться было невозможно. Как долго он со мной разговаривал, какой был добрый и хороший! Из их дома я ушла счастливая, только заметила, что сумка у меня как-то потяжелела. Потом я обнаружила в ней домашние пирожки, баночку варенья… Жена генерала, оказывается, положила всё это незаметно. И теперь, когда ко мне приходят журналисты, я понимаю, что никогда не буду вести себя как тот дяденька артист, потому что помню, какое гадкое чувство тогда испытала. И должна сказать, за всю писательскую карьеру мне ни разу не попался гадкий журналист, который написал бы обо мне неправду.

– И слава не вскружила вам голову. А ведь «медные трубы» очень способствуют осознанию человеком собственной значимости.
– Осознания собственной значимости у меня нет. Если бы появилось, мой духовный отец ох как бы мне за это по ушам настучал! (Смеётся.) Нет-нет, он у меня очень добрый и замечательный, просто батюшка нашёл бы такие слова, от которых мне стало бы очень стыдно.

– Были у вас в детстве события, встречи, которые вы потом оценили как судьбоносные?
– Нет. Не думаю. Были люди, которые поражали своими высказываниями, поведением. Это да. Папа был писателем, поэтому я летние месяцы проводила в Переделкине, в дачном писательском посёлке, и однажды пришла в гости к Валентину Петровичу Катаеву. В моей детской голове роились какие-то мысли, и я спросила: «Дядя Валя, а что главное для писателя?» Не знаю, почему это заинтересовало ребёнка в десять лет. Мы расположились у них внизу на террасе, Эстер Давыдовна, его жена, сидела рядом и вязала. Катаев на меня так посмотрел: «Деточка, главное для писателя – чугунная задница. Ты хочешь встать, а чугунная задница тянет назад, к стулу». Вот теперь понимаю: он был абсолютно прав! А Эстер Давыдовна его тогда оборвала: «Валя, это ребёнок!» И Валентин Петрович сразу прикусил язык. (Смеётся.) Я этот разговор запомнила на всю жизнь. Не знаю почему.

– Наверное, вы, обладая трудолюбием и усидчивостью, были образцовой школьницей, круглой отличницей?
– О, я была бедное дитя, абсолютно ничего не понимавшее в математике! Пока там были цифры в столбик, дело ещё как-то шло, а когда появились буквы, на меня обрушился какой-то ужас. Со мной в классе учились Серёжа Саркисов и Саша Данциг. Саша потом с родителями уехал в Америку и стал там известным художником. А Серёжа Саркисов стал крупным специалистом в гинекологии, заведовал отделением в больнице. И вот эти два бодрых парня делали мне всю математику и физику. Я всё это у них благополучно перекатывала. А Саша Данциг очень плохо писал сочинения. И у нас был бартер. Я – два сочинения за урок, ему и себе, а он мне – математику. И вот экзамены в десятом классе, нас рассаживают по одному в актовом зале: я тут, а там, далеко, – Данциг. И ходят какие-то люди из РОНО. Думаю: всё, кирдык, детка. Дадут тебе справку. Я же ничего не понимаю! И помочь никто не может. Просто сижу. Тут подходит ко мне Валентина Сергеевна, учительница математики, и говорит: «Молодец, Васильева, прекрасно решаешь. Прекрасно! Теперь аккуратно перепиши». Я думаю: она сошла с ума. У меня же чистый черновик! Опускаю глаза – а учительница положила передо мной листочек с решением всех задач. Я всё это быстренько перекатала. После экзамена подбегаю к ней: «Валентина Сергеевна, спасибо вам! Вы меня спасли!» Она: «Деточка, я тебя ничему не научила за все эти годы. Что ж теперь, на экзамене учить, что ли?» Надо сказать, математика мне совсем не понадобилась. Поступала я на факультет журналистики МГУ.

– В юности у вас было много друзей?
– Много. Это и Тина Катаева, внучка Валентина Петровича, и Катя Рождественская, дочь Роберта Ивановича, и Котя Смирнов, сын писателя Сергея Смирнова, ставший ведущим и продюсером на ТВ… Надо сказать, все друзья детства достигли успеха в своих профессиях. Но я и с артистами общалась. У меня же мама была главным режиссёром «Москонцерта». Помню один очень смешной момент. День рождения Киркорова. Мы сидели в «Останкине» в большой гримёрке. Собралось много народу – все, кто дружит с Филиппом. А он опаздывал, как всегда. И вот мы спокойно сидим, разговариваем, ждём. Мимо проходит Иосиф Кобзон и очень вежливо со мной здоровается, но понятно, что не узнаёт ту девочку, которую когда-то много раз видел за кулисами эстрадных концертов. И тут – Володя Винокур… А он когда-то начинал у моей мамы, в отделе сатиры и юмора «Москонцерта». И, надо отдать должное, когда у мамы случился Альцгеймер и она уже перестала быть начальницей, ей звонили лишь два человека, поздравляли с днём рождения, даже когда она уже ничего не понимала, – это Володя Винокур и Лёня Якубович. И вот по гримёрке пробегает Володя: «О, привет! Как там Тамара наша Новацкая?» Мама была ещё жива. И дальше в том же духе. Иосиф Давыдович слушал-слушал, потом говорит Винокуру: «Володя, я не понимаю… Тамару-то Новацкую мы все знаем, но почему ты с этим пристаёшь к нашей писательнице?» Володя: «Тю! Это же Грунька, её дочь!» Надо было видеть лицо Иосифа Давыдовича, когда он вдруг совместил в своей голове ту девушку за кулисами и меня. (Смеётся.)



– В молодые годы вам выпало пережить личные драмы, потом вы счастливо вышли замуж – и вдруг трагическая история с болезнью. Сейчас жизнь вошла в спокойное русло?
– Ну, знаете, болезнь – это не трагедия, это просто болезнь. И когда у тебя работа, муж, трое детей и орда внуков, жизнь совершенно спокойной быть не может, всегда что-нибудь да подвалит. Ну вот, например, недавно заболела собака Фира, мы все перепугались. Просто ужас был. Неслись по Москве, нарушая все правила движения, – Фиру в ветклинику везли. Слава богу, обошлось. Уколов ей понаделали, таблетками накормили. А Фира такая смешная: она поняла, что от уколов ей легче, и хотя она уже в норме, носится по дому, ждёт новых уколов. Когда вынимаю шприц, бежит на диван и ложится – мать, давай коли! И это место подставляет.

– Всю первую половину дня вы работаете, потом у вас встречи, запись программы на ТВ… Муж не обижается, что на общение с ним у вас остаётся мало времени?
– Мой муж тоже занятой человек. И вы же понимаете, когда браку почти сорок лет, все вопросы, которые обычно возникают между мужем и женой, у нас уже решены. Мы с Александром Ивановичем в субботу по вечерам на всенощной и в воскресенье утром на литургии всегда стоим в храме. В этом же храме стоит наш сын Аркадий с дочкой Тамарой и маленьким Александром, который просто спит в люльке. Так что пообщаться у нас есть время.

– Понедельник, как и у всех, день тяжёлый?
– Я не верю во всё это. Не верю ни в какие приметы, ни в каких чёрных кошек. И насчёт понедельника – это неправда. Потому что в понедельник все ангелы отмечают именины. Это ангельский день. Во многих монастырях понедельник – постный день, в честь ангелов. Так что это самый счастливый день, ведь в понедельник мы все именинники.

– В чёрных кошек вы не верите. А в чудеса?
– Конечно, они случаются. Я знаю о чудесах, которые творили Матрона, Ксения Петербургская, Оптинские старцы… Не так давно я отвезла одного мужчину в Николо-Пешношский монастырь к отцу Аристарху, которого нежно люблю. В обители есть чудотворная икона – образ Божией Матери «Прежде Рождества и по Рождестве Дева». Сын этого человека находился в коме, врачи дали мальчику семь-восемь дней. Отец был в ужасе, и я привела его к отцу Аристарху. Монастырь очень древний. В нём и Иван Грозный бывал, и Пётр Первый. Там зафиксировано много случаев исцеления – когда больных приносят, оставляют на ночь возле мощей блаженного монаха Ионы, и братия молится. И у них есть тетради с рассказами исцелённых людей, их адресами и даже паспортными данными. Я сама видела, как приносят на носилках этих больных, а потом они уходят на своих ногах.

– И туда принесли мальчика?
– Да. И это был сложный случай. Ведь такое только в кино возможно: пролежал человек три года в коме, потом вскочил и побежал. С мальчиком было понятно: даже если выживет, вряд ли получится что-нибудь хорошее. Но братия очень упорно молилась. Через неделю ребёнок вышел из комы, потом сам задышал, потом сел, потом встал… Вот такое чудо недавно произошло. Молитвами братии. Господь милостив!

– Какого чуда вы бы хотели для себя?
– Для себя? Я хочу лишь одного: чтобы наконец нашли лекарство от рака и чтобы люди, которым поставили такой диагноз, перестали умирать. Я бы хотела, чтобы эта болезнь превратилась в нечто хроническое, вялотекущее, наподобие диабета. Не убивающее. И надеюсь, что когда-нибудь это произойдёт.

– И последний вопрос – о книгах. Что чаще всего даёт толчок к рождению сюжета? Может быть, какая-нибудь встреча, событие, журнальная статья?
– Вы знаете, я отвечаю на все вопросы, которые мне задают, буквально на все. Когда меня спрашивают, например, о перенесённых операциях, я обо всём рассказываю и показываю женщинам бельё, которое на мне надето. Нет проблем! Лишь на один вопрос не могу ответить: откуда вы берёте книги? Я просто не знаю. Как вам сказать? Ну, вот стоит телевизор, вы его включаете, и он показывает кино. Телевизор сам по себе не гениален, он – ретранслятор. Вот и я такой ретранслятор. Бог дал талант. Мне этот талант не принадлежит. Мне надо каждый день Господа благодарить за то, что Он мне… не знаю, почему именно мне… его даровал. Божий промысел никому не понятен. Но талант достался мне. Теперь моя задача использовать его таким образом, чтобы Господь не рыдал, на меня глядя. Вот и всё. Это не моя заслуга. Я просто записываю то, что мне диктуют. Понимаете?..

Расспрашивала
Марина БОЙКОВА
Фото из личного архива

Опубликовано в №7, февраль 2020 года