Пару месяцев назад в наше отделение поступил больной с очень сложным двойным переломом. Молодой, симпатичный, нормальный на вид мужчина. Но повёл себя неадекватно. Приняла его на посту пожилая медсестра, которую он умудрился с ходу довести до слёз. «Старая кляча» – вот самый безобидный эпитет, которым этот хам наградил женщину. Тип даже не говорил, а кричал. Потом другую медсестру походя обидел. А заодно ещё несколько человек облил грязью. Всё это случилось на глазах у многих сотрудников больницы. Вскоре дошла очередь и до меня.

Но я плакать в ответ на оскорбления не стала, а сразу же парой метких фраз объяснила пациенту, какой он нехороший человек, а потом доложила о его поведении лечащему врачу. Зачем рассказала? А затем, что за пять минут до потока оскорблений в мой адрес этот человек, не стесняясь моего присутствия в палате, рассказывал больным, что больница здесь конченая и медсёстры с врачами тоже конченые. «Бегите отсюда, пока не поздно!» – увещевал больной соседей. В ответ на мой резонный вопрос, что же он сам делает в «конченой» больнице, когда есть огромный выбор медучреждений, понеслись нелестные слова в мою сторону.

Впрочем, нам не привыкать – и не такое в больнице случается. Но дело в том, что этот дядя ожидал довольно сложной операции, которую должны были проводить именно «конченые» врачи, а ухаживать за ним после – «конченые» медсёстры. Одним словом, цинизм ситуации просто зашкаливал.

Врач провёл профилактическую беседу с наглецом, но мужик сказал, что его просто неправильно поняли: никого он не оскорблял и до слёз не доводил. Мы привыкли к таким закидонам, поэтому работали дальше. А больной, видимо, решив, что отныне в нашей больнице ему оперироваться опасно, решил действовать на опережение. Немедленно отправился в областной центр узнать насчёт возможности провести операцию там. Съездил, быстро разочаровался и приехал обратно несолоно хлебавши. Знаете, что он сделал первым делом?

Этот товарищ направился к нашему заведующему, ещё раз рассказал, что его все неправильно поняли. А потом попросил прощения у завотделением – у человека, который даже рядом не стоял, когда мы выслушивали поток ругани! Вот такая тварь в мужском обличье с мелкой расчётливой душонкой. Побоялся извиняться перед теми, кого оскорбил, а пошёл к человеку, от которого зависела судьба его операции. Хотя нам его извинения были уже до одного места. Не попросил, и ладно – не очень-то и хотелось. А потом кое-что произошло.

За пару дней до операции к этому больному пришёл батюшка. Они вышли из общей палаты в коридор, и вдруг священник начал исповедовать пациента, а потом его причастил. Как я потом узнала, это те самые Таинства, которые способствуют знакомству с Богом и единению с Ним.

Примерно час длилось общение больного со священником. О чём шла между ними речь, нам, конечно же, неведомо. Но на обратном пути из отделения батюшка, проходя мимо меня, вдруг спросил: «Можно я помажу вам лоб масличком?» И быстро, не дожидаясь ответа, сделал это.

Хочу сказать, что в принципе я не против этого ритуала как такового. Но никак не могу понять, с чем столкнулась в данном случае. Если учитывать, что в коридоре кроме меня находились медсёстры, врачи и санитарки, а такой чести удостоилась я одна, выводы напрашиваются сами собой. Больной, судя по всему, вообразил, что я – человек, способный отомстить ему по принципу «око за око». Видимо, с тем и пригласил батюшку, чтобы перед операцией «обезопасить» себя.

Мужику даже в голову не пришло, что не все вокруг такие же мелочные скоты, как он сам, и далеко не все способны сделать больнее человеку, которому и так больно. Скажу честно: после успешно проведённой операции у меня порой возникало дикое желание во время перевязок ткнуть этого пациента пинцетом в рану, а ещё лучше – в глаз. Скажу больше: мне даже не стыдно за это желание. Но, разумеется, я не ткнула, ибо считаю себя всё-таки человеком, а не сволочью. Но если с тем мужиком-отморозком всё понятно, как можно объяснить поведение батюшки?

Эта история произвела неизгладимое впечатление не только на меня. Все сотрудники пребывали в недоумении. Я раньше не особо понимала, как разделить понятия «церковь» и «вера», а теперь осознала это разделение полностью. Для меня церковь – место, где можно поторговаться. Хорошо попросил – получишь, плохо попросил – не получишь. Вера – это то, что существует без торговли. Каждому по делам его, и торг тут бесполезен.

На всякий случай подчеркну: я выражаю исключительно своё мнение и никому его не навязываю, соглашаться с ним не призываю. Вообще тема соотношения церкви и веры меня интересует очень давно, поэтому я прислушиваюсь ко многим людям, и все мнения без исключения для меня интересны. А однажды мне выпала возможность обсудить эти моменты лично со священником.

Люди церковные – такие же, как и все остальные. Они никак не застрахованы от болезней и несчастных случаев. Вот и этот священник попал к нам в отделение с травмой. Батюшка относительно молодой, грамотный, с современными взглядами на жизнь. Отчего-то он вдруг решил побеседовать о Боге именно со мной. Первый завёл разговор, а потом, видимо, и сам был не рад. Хотя, может, и ошибаюсь. Я в Бога не верю, но и не отрицаю Его существования, то есть я агностик.

Мы говорили со священником на абсолютно разные темы: от Великой Отечественной войны до болезней детей, абортов, мести и так далее. Батюшке так понравилось со мной беседовать, что буквально каждую смену он приходил ко мне на сестринский пост и снова заводил разговор. Сказал, что ещё никто настолько аргументированно не спорил с ним о вере. Но ни на один мой вопрос из серии «за что страдают малые дети?» или «почему Бог попустил Вторую мировую войну со всеми её ужасами?» я так и не получила конкретного ответа. Мне было сказано нечто общее и нейтральное, вроде «в итоге каждому воздастся по делам его» и «Бог всё видит». Ещё священник постоянно приводил цитаты из Библии, смысл которых остался для меня весьма далёким и туманным.

Наш спор закончился ничем. Батюшка был весьма расстроен, когда пришло время выписки из больницы. Дал понять, что очень хотел бы продолжить наше общение, и намекнул, что было бы неплохо приехать к нему в сельский храм для бесед. «Ну да, конечно», – хмыкнула я про себя. Свои выводы из общения со священником я уже сделала и, боюсь, ничего нового для себя в сельском храме не открыла бы.

Не отрицаю присутствия в нашей жизни Высшего разума, а кто и как именно его называет, мне всё равно. Но я не согласна со многими библейскими постулатами, иногда готова поспорить на эти темы. Читала Библию и честно пыталась её понять. Разговору с батюшкой сначала даже немного обрадовалась, ибо надеялась найти для себя ответы, но, увы, так их и не получила. От священника я слышала лишь сожаление насчёт того, что я совсем не разбираюсь в вопросах, о которых рассуждаю. Однако и толковых объяснений не дождалась. При этом искренне рада за тех, кто считает, что нашёл свои ответы, и действительно верит в Бога.

Хотя я согласна, что, видимо, не до конца разбираюсь в такой трудной теме, как вера, поэтому ничего не утверждаю на сто процентов, а лишь рассуждаю. В споре, как известно, рождается истина. Я и свечку в храме могу поставить, и записки подать во здравие и за упокой, и отпевание заказывала тем, кому это было надобно, и сорокоусты, когда уже меня лично припекло, – кстати, это помогло. «Отче наш» наизусть знаю и даже молилась, когда мне было надо.

К кому обращалась? А это неважно. К Вселенной, Высшему разуму, Судьбе, Богу – как хотите, так и называйте адресат. Для меня этот Высший разум – нечто вроде последней инстанции, когда уже больше не к кому обращаться или не с кем говорить, когда от простых смертных уже ничего не зависит. И я совершенно не понимаю, зачем мне нужны дополнительные ритуалы, к тому же вызывающие чувство брезгливости.

Дело ещё вот в чём. Чтобы быть морально готовой к исповеди и причастию, надо сначала принять на веру всё, что сказано в Библии. Надо обязательно согласиться, смириться с написанным. Нет, нет и ещё раз нет! К этому я точно не готова. Иначе получится циничное лицемерие, не более того. Именно на практике, а не в теории, я давно поняла, что ни к чему хорошему полное смирение и терпение не приводят. Всё это хорошо только до поры до времени. А потом неизбежно наступает момент, когда понимаешь, что твоя терпимость других людей лишь развращает, и в итоге становится хуже только тебе.

Я долго шла к этому пониманию и наконец-то нашла компромисс. Зачем же теперь начинать себя заново перекраивать? Чтобы мне опять говорили о всеобщей любви, смирении и терпимости? Я уже давно вывела для себя главное правило: всё хорошо в меру – и вера, и любовь к людям, и терпение со смирением в том числе. Вот с этим и живу. Хорошо это или плохо для других, не знаю. Мне, например, хорошо.