Сорвём корону с вируса
29.03.2020 18:52
Наша Маша их завсегда сделает

Сорвём коронуМожете мне верить, можете не верить, но это совершенно правдивая история.

В жизни случается много мистических совпадений. И самое интересное, что в совпадениях в принципе нет ничего мистического, извините за философское занудство.

Всё в этом мире – о боже, как я банален! – взаимосвязано. В науке это называется «холизм». Понять логику этих взаимосвязей мы не можем и никогда не сможем.

Как говорили древние китайцы, нельзя сорвать цветок, не обидев звёзды. Иными словами, я могу, пардон, непроизвольно икнуть, а в Лос-Анджелесе вдруг родится негр. Или: мой сосед Егор Никанорыч, пардон, нажрётся, как носорог, а в Японии зацветёт сакура.

Никанорыч один раз, нажравшись не хуже Михаила Ефремова, изрёк: «В Японии сакура заколосилась».

Как говорили всё те же древние китайцы, всё во всём, одно в одном, всё в одном, одно во всём. Научное предисловие завершилось.

Когда началась планетарно-истерическая эпопея с коронавирусом, меня вдруг ночами стали мучить смутные воспоминания. Само слово «коронавирус» порождало массу неясных ассоциаций то ли из детства, то ли из юности.

Сначала всё это было терпимо, но потом стало приобретать масштабы паранойи. Как в знаменитом рассказе Антона Павловича Чехова «Лошадиная фамилия».

Что же мне напоминает слово «коронавирус»? Господи! Ну ясно, есть «корона» и есть «вирус». Дальше? Связь? Ничего не понимаю. Напряжение в моём сознании и моей душе нарастало, я ходил какой-то потерянный и совсем не в себе. Пытался вспомнить нечто, что, может быть, и не надо вспоминать. Зачем?

Даже нажравшийся до состояния тухлой медузы Егор Никанорыч говорил мне, с трудом держась за санки моего сына, приставленные к стенке:
– Ты, Станиславич, ёшкин кот, стал какой-то виртуальный. Вернись, Станиславич, в свои шпинаты. Христом-Марксом прошу, вернись!

Это имелись в виду пенаты. А про Христа-Маркса молчу – издержка советского подсознания.

Никанорыч оказался дважды пророком. В университете отменили занятия в связи с коронавирусом, и я засел в свои «шпинаты», то есть дома. И вместе с тем стал действительно «виртуальным», то есть начал вести занятия по интернету, что искренне ненавижу. Впрочем, об этом в другой раз.

Но моя ностальгическая паранойя только усилилась. Появилась бессонница. Я перебирал в мозгу разные эпизоды из детства, однако это никак не складывалось в какой-нибудь разумный и окончательный пазл по теме «коронавирус».
Честно: это было очень тяжело. Надо что-то вспомнить, а что – неясно, нечто мерцало где-то в пузырящихся пучинах памяти. А что?

И вот всё решилось буквально несколько дней назад. Мне перезвонил школьный друг Сева Алюнчиков, предложил встретиться и, несмотря на проклятый коронавирус, посидеть где-нибудь в центре, в кафе.

Встретились на Тверской. Посидели, повспоминали, многое вспомнили. И помимо всего прочего Сева вдруг спросил:
– А помнишь, как мы с тобой в лагере «Факел» зажигали? В 1975 году?
– «Факел»? Помню. Там ещё была одна очень красивая девчонка, Светка Туликова.
– Ну… До сих пор помню, до дрожи.
– Я тоже. Глаза – синие, сама вся – розовая. Обалдеть.
– Не говори, – сказал я. – И ещё там у нас вожатая была.
– О-о-о! Настя! Руки, шея… Я всю жизнь потом о такой жене мечтал. И вот – домечтался.
– Ладно-ладно, всё у тебя хорошо. Твоя Настёнка – лучшая в мире.
– Йес! А помнишь, там ещё два хулигана были, которые терроризировали весь лагерь?
– Нет, не помню.
– Ну, два жирдяя таких, которые были старше нас на год-два?
– Нет, не помню. Как их звали-то?
– Щас. Так-так-так. Вспомнил! Гриша Коронкин и Лёва Вырусняк.

Я вздрогнул.

– Как-как, говоришь, их фамилии?
– Коронкин и Вырусняк.

Я облегчённо выдохнул, впервые за пару месяцев. Закончилась моя паранойя.

– А помнишь, как их сделали? – спросил Сева Алюнчиков.
– Кого?
– Вырусняка с Коронкиным.
– Нет.
– Да ты, Вован, вообще весь в склерозе. Они же нас всех достали. Ходили, как воры-законники, компот у нас отнимали. Помнишь?
– Вспомнил теперь.
– В родительский день конфеты. Помнишь?
– Да.
– А кто им, козлам, дал по рогам?
– Не помню.
– Ну и дурак. Машка Русакова. Машку хотя бы помнишь?

Тут произошло странное. Я – прошло уже сорок пять лет – покраснел. Я был тогда влюблён в Машку Русакову. Может быть, и сейчас тайно в неё влюблён. А как в такую не влюбиться? Голубоглазая, русая коса и всё такое. Про «всё такое» я тогда, конечно, ничего не понимал, но два невероятных аквамарина и пшеничный, как нежный канат, хвост от затылка до копчика… О господи!

– Значит, не помнишь? – спросил Сева Алюнчиков.
– Напрочь.
– Ладно. На полднике, если ты, сволочь, всё-таки помнишь, начали Коронкин и Вырусняк сливать наши компоты в свою кастрюлю. Все молчат, а что им скажешь? Оба килограммов по девяносто. И вдруг встаёт эта самая Машка Русакова и обоим им своим компотом в морду – хлесь! И потом берёт нож и вилку и говорит: «Только подойдите, сволочи!»
– И что? – это я.
– Ушли. И больше не приходили. Обо…сь.
– А, вспомнил! Я же тогда в больничке был с этим, с поносом.
– Ну да. Это вообще твоё, национальное. Так что наша Маша Русакова этих Коронкиных и Вырусняков завсегда сделает. Согласен?
– Согласен.

Я и сейчас завсегда согласен.

Владимир ЕЛИСТРАТОВ
Фото: Depositphotos/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №12, март 2020 года