Мусин возраст – когда уже уместнее с днём рождения не поздравлять, а выражать соболезнование. Но традиция есть традиция. Пригласила трёх подруг, проверенных, надёжных. В заграничных контактах не заподозрены, в порочащих связях не замечены.

Культурная программа за столом насыщенная, темы очерчены – зловредный вирус, карантин, курс доллара, падение цен на нефть. С салатами тоже проблем не будет. Муся обойдётся тем, что наскребёт по сусекам. «Гранатовый браслет», потом из сухариков с тёртой морковью, и ещё из курицы и консервированных персиков, купленных на Новый год. Говорят же, женщина из ничего может устроить три вещи: скандал, шляпку и салат.

За вином, картошкой и мясом для жаркого вышла из дома в утренний час, когда все либо ещё спят, либо смотрят Мясникова с Малышевой.

Полки завалены всякой всячиной. В бакалейные отделы работники, обсыпанные мукой, как мельники, тащат со складов огромные тележки. Восполняют бреши, пробитые накануне буйными покупателями.

Бродит разочарованная пенсионерка, отчитывается по телефону: «Всё есть. Вчера за гнилой лук драка была, а сегодня завезли отличный, крепкий. Золото, а не лук». В голосе досада. Шла сюда, предвкушая толпы, очереди, крик. Как говорил Виктор Степанович: «Никогда такого не было, и вот опять».

Хотя почему не было? Кто жил в позднем СССР – знает. Ухватить последнее и тащить добычу в нору, прижимая к груди. А встречные уважительно-завистливо: «Где дают?» А ты в ответ так гордо: «Где дают, уже нет». Ух, кайф!

Уборщицы драят дверные ручки, полки, прилавки. Резко пахнет хлоркой. На Мусе надета маска, на руках голубые огородные перчатки – других не нашлось.

У неё на всё про всё осталось три маски. Первую нечаянно уничтожила в микроволновке, пытаясь её прожарить после поездки в автобусе. Маска вспыхнула ярким потрескивающим костерком. Надо попробовать подержать над носиком кипящего чайника…

Больше никого вокруг в маске не просматривалось, от этого было некомфортно. На Мусю поглядывали недобро, как на Чужого, проникшего на космический корабль. Весёлая бабулька оголила беззубые дёсны: «Глянь-ко, глянь-ко!» – показывала на Мусины голубые резиновые пальцы, которыми та набирала код на кассовом терминале.

Полная дама тоже фыркнула над Мусиной экипировкой. Обернувшись к очереди, авторитетно объясняла: «Никакого вируса нет. Меняется мировой порядок, перенаправляются финансовые потоки. Проворачивается афера века, а может, тысячелетия».

Очередь деликатно молчала, опустив глаза в пол. В другое время Муся с удовольствием подискутировала бы с грамотной дамой, но во влажной маске было трудно дышать, не больно подискутируешь.

Подруга Маша явилась с зелёными подглазьями. Нарисовала глаза вместо подводки бриллиантовой зеленью – прочитала в интернете под рубрикой «маленькие хитрости». Зелёнка расплылась, Маша стала похожа то ли на зомби, то ли на дворовую алкашку в застарелых синяках. Зато слизистая глаз от вируса защищена.

– И вообще, – сказала Маша, – мода-2020 сломает стереотипы. В частности, макияж будет ограничен верхней зоной лица. Нижняя закрыта маской. Акцент на бровях, ресницах, скулах. Губная помада потеряет актуальность…
За столом Муся рассказывает об утреннем походе в магазин, о выступавшей даме.
– Ну и правильно, – говорит Роза. Она насмотрелась голливудских фильмов о мировом заговоре и воображает ситуацию примерно в таком ключе. Значит, сидит парочка кукловодов во дворце-бункере, а может, на тихоокеанском острове. Это в их руках завязаны все ниточки от мировых процессов. Жарят шашлык на костерке из американских баксов. Загорают на песочке из толчёных бриллиантов. Зевают.
– Скучно, брат?
– Не то слово, брат. Скоро на пальму от скуки полезу.
– А давай замутим чё-нить. Конец света устроим.
– А давай. А как это?
– Ну, возьмём сезонный грипп или простуду. Объявим чумой двадцать первого века. Поржём, как вся планета на уши встанет.
– Не встанет, не дураки же они.
– А давай пари? На бутылочку скотча.
– А давай. Ну ты и затейник, брателло.

Маша придерживается абсолютно противоположной точки зрения. Она тоже насмотрелась голливудских фильмов ужасов, из серии «Всё пропало, всё пропало!». Названия фильмов говорящие: «Носители», «Мгла», «Вирус», «Заражение», «Нулевой пациент». Внутренне она уже давно готова к подобному сценарию, и если бы не было вируса, то его пришлось бы выдумать специально для Маши.

Муся как член местной ячейки КПРФ тихо жалеет о Советском Союзе. Все мировые кризисы, дефолты, великие депрессии, политические и экономические катаклизмы проносились над безмятежной шестой части суши под названием СССР, не шевельнув ни одной былинки на её полях.

Железный занавес. Люди по заграницам не шлындали и заразу из заморских стран не тащили. А если бы и тащили, то не в таких масштабах. А если бы и в таких – никто бы не узнал. Телевизор мирно бормотал бы о привесах, надоях, тоннах пшеницы и выплавленной стали. И жила бы страна родная, и нету других забот.

Муся не помнит, в каком году это было. Кажется, в семидесятых. Она сидела на ковре в комнате и играла с куклами. Мама и папа вернулись с какого-то срочного собрания. Мама таинственно сказала:
– Встань и поди вымой руки с мылом.

Заинтригованная Муся послушно пошла в ванную и помыла руки. Она думала, ей принесли что-то вкусненькое. Вместо этого мама строго рассказала, что на юге страны свирепствует холера. Есть умершие.

И никто не катался в истерике и не парализовал страну. Люди просто тщательно мыли руки и купленные фрукты.

– Вирус, вирус! – вдруг заорала Муся. – Ты где, негодник, пропадал?

Подруги вздрогнули. Они решили, что хозяйка сбрендила на фоне происходящих событий. Что неудивительно. Оказалось, Вирус – это малюсенький чёрный котёнок. Оставляя затяжки на шерстяной юбке, он вскарабкался на Мусины колени и начал производить тщательную санобработку. Тёр лапками уши и грациозно тянул заднюю ногу, украшенную нежными розовыми жемчужинками подушечек.

– У него сегодня тоже юбилей, – похвасталась Муся. – Тридцать дней отроду.

Тем временем Катя вышла из туалета, заглянула в ванную… И на цыпочках рысью помчалась к столу.

– Там Маша брызгает спреем в нос!

Когда Маша вернулась, её кресло оказалось отодвинуто к дверям. Подруги сконцентрировались на диване, преувеличенно внимательно смотрели в экран телевизора. Муся на правах хозяйки сухо, бесцветно поинтересовалась:
– Маша, я же спрашивала по телефону, нет ли у тебя температуры, кашля, насморка. Для чего у тебя спрей?
– Я в целях профилактики! – вспыхнула Маша. – Просто Роза в прихожей чихнула в рукав, и я испугалась. Ну скажи, неправда?
– Это оксолинка! – возмутилась Роза. Полезла в сумку, вытащила в доказательство тюбик. – А чихнула, потому что от мази щипало в носу.
– Ну, хватит, – велела Муся. – Так мы все передерёмся.

Поздно вечером она провожает гостей до остановки. Котёнок Вирус оседлал её плечо, покачивается, как маленький бесстрашный всадник.

– А у меня внук сегодня гулял на балконе и стишок сочинил, – хвастается Катя. – Вирус в воздухе летает, себе жертву выбирает. Я иду, не дую в ус. Не боюсь тебя, вирус!
– Ну, если карантин продлят, он у тебя поэму напишет.

На улице подморозило, ночное апрельское небо походит на кусок тёмно-синего шёлка, по-новогоднему сбрызнутого крупной и мелкой хрустальной крошкой. Все стоят, задрав головы, не могут надышаться после комнатной батарейной жары. Под сапогами хрупает и ломается тонкий ледок.

– «Хорош Божий свет. Одно только не хорошо – мы», – цитирует на память Роза.
– Чем это мы не хороши? – обижается подруга. – Толстой сказал: чтобы на земле воцарилось добро, достаточно не допускать злых мыслей и злых поступков. Лично я следую этому правилу… Ну, стараюсь следовать.
– Толстой не прав. Эта позиция называется «моя хата с краю», – возражает Маша. – Кто сказал: «Всё зло на земле происходит с нашего молчаливого согласия»?

Они ещё долго спорят. В ночи голоса разносятся по-девчоночьи звонко. И кажется, они спорят только ради того, чтобы послушать и полюбоваться со стороны своими забытыми молодыми голосами.

– Ты всё же смени котёнку имя, – советует Роза. – Люди не поймут. Могут и поколотить под горячую руку на улице.
– Назову Тоша, Тоник, – подумав, решает Муся.
– От названия напитка?
– От слова «тонометр». Вы бы видели, как он себя ведёт, когда я сажусь мерить давление, – она вспоминает и колышется от смеха. – Резиновая грушка шипит, он думает, что это змея. Горбится, надувается как шар, шёрстка торчком. Потом набрасывается – и ну быстро-быстро колотить лапками по груше. Потом в обнимку катается, в шнурах путается. Пытается укусить, а ротик крошечный, розовый…

Подруги попрощались – сейчас уже надолго, кто знает, как будут разворачиваться события. Помахали ладошками, сели в подошедший автобус.

А Муся пошла с Тошкой на плече мерить после выпитого вина давление. Не столько для того, чтобы контролировать состояние сосудов, – сколько умилиться, вытирая выступающие слёзы, маленькому шерстяному комочку – единственному существу, которое в ближайшие дни скрасит её пенсионерское одиночество.