Если бы не трижды клятый карантин, когда бы мы с внучкой ещё покалякали душевно? Неслышно сзади подкралась, оплела шею маленькими прохладными ручками, защекотала кудельками. Прижалась мягкой щёчкой, засопела в ухо, осыпала сухими крошками, обдала запахом чипсов с беконом.

Выдрать бы твою маму по мягкому месту за нездоровое питание.

Вглядываюсь в личико: в последние недели, без воздуха, внучка точно повзрослела, под глазами залегли синеватые тени.

У неё миролюбивый характер, хитруля живо переводит разговор на мирные рельсы:
– Ой, дедушка, какой ты ворчун. И смешной: когда печатаешь, подкладываешь под «клавку» книги. Неудобно же.
– Тебе неудобно, а я привык. Слышала такое слово – «парта»?
– Конечно. Учительница нам говорит: «Сядьте за парты».
– Это у вас столы, а не парты. Настоящих парт вы в глаза не видели.

Неслыханное дело: внучка устала копаться в телефоне, жаждет живого человеческого общения. Мигом шмыгает под мышку.

– Расскажи про парту, деда.

Ну, пусть послушает. Настоящее цельное дерево, из которого сделаны парты, – роскошь по нынешним временам. Бежевый низ, зелёный верх. Или серый низ, коричневый верх. Наклонная столешница, крашенная щедро, в несколько слоёв, вся в застывших толстых масляных каплях. Это благодаря партам 1 сентября школа обретала неповторимый праздничный запах свежей краски.

– Садитесь, ребята. Та-ак, что за канонада? Ещё раз встали и ти-и-ихо крышки опустили. Шмелёв, я сказала «тихо». Кто ещё хочет со Шмелёвым остаться после уроков, учиться бесшумно опускать крышки?

Пухлым школьникам, тому же Шмелёву, приходилось туго: еле втискивались, откидная доска упиралась в живот, своего рода советский детский тренажёр. Может, поэтому толстых ребят было мало? Впрочем, о фастфуде, чипсах и пепси тогда тоже не слыхали.

А ещё в парте предусмотрены углубления – ящики для ранцев. Сбоку крючок для мешка со сменной обувью. Внизу удобная подставка для ног. Знай себе грызи гранит школьной науки, не горбись, сохраняй здоровую осанку и зрение.

Ох, забыл о выдолбленных в дереве круглых выемках для ручек и чернильницы. Толстенькие непроливайки светились всеми цветами радуги. Учительница ходила по рядам и разливала чернила из большого эмалированного чайника. А его осторожно наполняла из огромной, ведёрной стеклянной бутыли, запертой в стенном шкафу на висячий замок.

Ну и куда же без промокашек – розовых, голубых, многофункциональных, изрисованных рожицами, исписанных таблицей умножения, служивших отличными шпаргалками и ширмами, чтобы списывать у соседки-отличницы.

– Знаю, – радуется внучка, – они похожи на туалетную бумагу!
– Ну, сравнила, – обижаюсь я за промокашки.

Сначала отменили перьевые ручки. Классная руководительница принесла и раздала всем горсть жёлто-синих шариковых, это была каллиграфическая революция! Чудно: пишешь-пишешь, а паста в стержне не заканчивается. Но после шершавых деревянных ручек эти, пластиковые, показались неудобными, тонкими, холодными, выскальзывали из непослушных пальцев и писали бледно и некрасиво, по сравнению с жирными, густыми глянцевыми чернилами.

Сразу у многих испортился почерк. Как в нужном месте сделать в букве нажим, перевести его в хвостик-завитушку? Между прочим, при этом развивалась мелкая моторика. Знаешь, что это?

– Знаю-знаю! Это когда собираешь конструктор и пазлы.
– Ну вот. А у нас такого не было, зато учились чистописанию.

И вот однажды пришли старшеклассники во главе с трудовиком и вытащили из класса парты. Целые деревянные пирамиды долго громоздились друг на друге в коридоре и вдоль стен физкультурного зала. Потом их увезли, на дрова, наверное. Парты заменили на столы из ДСП (попросту говоря, из опилок и клея) на железных ножках. Столешница из стеклопластика – это совсем не мягкое дерево, на котором рука так и просилась вырезать перочинным ножиком плохое слово или «Шмель + Артамошка». Столы шатались, как в морскую качку. Под них приходилось подсовывать кусочки картона.

Вот так ушла эпоха деревянных парт. А я привык к наклонной столешнице, поэтому до сих пор подкладываю под клавиатуру пару книг.

Кстати, озорник Шмель – это я. А Артамошка – твоя бабушка Юля Артамонова. Мы с ней сидели за одной партой.