– А ну, голытьба, сдвигайся ко мне. Буду показывать и рассказывать. А вам слушать, запоминать и записывать. Повторов не будет. И сразу запомните. Тайга ошибок не принимает и жестоко наказывает. Чёрт! Не понимаю, кто вас, таких голодранцев городских, заслал в наши края. Маршрут-то очень рисковый…

Так говорил, привычно потирая ладонями щёки, командир вертолёта Ми-4, всему краю известный майор Лукьян Боткин.

Он расстелил истрёпанную, исчерченную значками карту, навис над столом и начал водить по топооснове толстой лепёшкой ладони с пятернёй коротких обрубков. Рассказывал полётное задание и указывал ориентиры.

– Значит так. Летим до Атки. Вот она – смотри сюда.
– Лукьян Сергеич, – звонким голосом перебил его один из слушателей. – Вы бы взяли лучше карандашик и убрали с карты свой изящный пальчик. А то он занимает половину Магаданской области. Ничего не видно.
– А ты не ёрничай, вертлявый, – грозно произнёс командир. – Во-первых, я тебе не Лукьян Сергеевич, а товарищ майор. Тут вам не лекция в институте, а полувоенное совещание. Поняли?

Парни вздрогнули и невольно вытянулись. А командир всё-таки взял остро заточенный карандаш.

– А во-вторых, продолжаю. Значит так. Посёлок Атка. На юго-восточном склоне хребта Черского, у подножия горы Мякит. Здесь истоки реки Ямы. Это последний населённый пункт. Дальше идём вдоль Ямы, до первых отрогов Колымского прибрежного хребта, где и ищем посадочную площадку. Здесь разбиваем базу. Осматриваемся и думаем, как безопаснее пройти каньон. Отсюда и искать вас будем. Если что…

Он опять пятернёй потёр щёки. И вдруг широко улыбнулся, ощерив редкие крепкие белые зубы.

– Здесь прощаемся, голуби. Не дрейфь. Вам плыть по реке, спускаться, значит, от базы до залива Шелихова, то есть до океана, примерно триста вёрст. Больше жилья не будет. Только в устье рыбацкий посёлок, городочек Ямск, где вас и ждёт каботажное судно. Оно доставит в Магадан. Поняли, студенты? Но не всё так просто. Места неизведанные, дикие. Помощи никакой. Связи с вами тоже никакой. Два ружья да ракетница – вот ваш арсенал. Самое опасное место вот здесь, – он провёл карандашом. – Здесь Яма прорывает хребет и на всём пятидесятикилометровом участке мечется в узком каньоне как бешеная. С водопадами, плёсами, перекатами, глубокими ямами. Любимое место медведей, когда кета и кижуч идут. Как будете проходить каньон – не знаю. По обстоятельствам, пацаны.

А посёлок большой, на полтысячи жителей, из них девяносто процентов баб, работающих на двух рыбзаводах. Гражданки решительные, боевые и жестокие. Практически неуправляемые. Там с ними прижились три милиционера-инвалида. А дирекция заводов и администрация городка спят с наганами под подушкой. Другая интеллигенция сбегла, не выдержала… Так что не балуй, пацаны. И с первым пароходом отваливай. Если успеете добежать, – майор ощерился, загоготал. – Ну, это я так, шутя… А если по-серьёзному, то предстоит встретить в посёлке и удивительное.
Лукьян опять потёр щёки, взгляд потеплел.

– Живут там два интересных человечка – начальник почты Никодим Стефанович, коренной ленинградец, невзначай побывавший в Америке и за это сосланный в Ямск. И учительша начальной школы, Софья Львовна Карсавина, родившаяся аж в Париже. Ей всего-то двадцать два от роду, девчушка, но страданий выпало – на многие иные жизни хватит с преизбытком. С Никодимом я связался, и он вас ждёт в примерные числа. У него и жить будете. А вот об учительше отдельный разговор, очень серьёзный.

Парни от недоумения широко раскрыли глаза и рты. Лукьян встал, походил, опять потёр щёки. Было видно – волновался.

– В городе не хотел говорить, там уши кругом, да и не знал, какая будет реакция. А здесь – глаза в глаза. Да – да, нет – нет. И улетело в тайгу, забыли. Это вам как специальное задание. Точнее, просьба… Выполните – упадём всей моей авиабратией в ножки и будем благодарны всю жизнь. Не сможете – бог вам судья.

Учительша, ребятки, чистый ангел, и, когда летим в те края, всегда стараемся привезти какой-нибудь подарочек, подбодрить девчушку, вселить уверенность, что есть у неё на свете друзья… Не оставят в беде. В последнее время, как телефонирует почтарь Никодим, обстановка в посёлке резко обострилась. Среди баб выделилась группа в пятнадцать-двадцать человек, которые буквально терроризируют всех. Отбирают деньги, шмотки, насилуют… Софью нашу пока не трогают. Видимо, потому что матери троих её учеников – главари банды.

Он вдруг пристально посмотрел на Зуфара, оценивая парня.

– Я слышал, ты был женат, любил, и жена трагически погибла. Не удивляйся, Зуфар… Хм, имя-то какое геройское, по-арабски «победитель»… В наших краях победителей мало, по пальцам перечесть. Тебя знают. Уважают. Осадок от потери любимой женщины… Он навсегда, паря, у тебя в душе, и потому, когда узнали о вашем маршруте, то поняли, кому доверить судьбу нашей Софьи.
– Пока непонятно, Лукьян Сергеевич, – пристально вглядываясь в лётчика, произнёс Зуфар, – в чём доверились. Да и как можно довериться чужому человеку, тем более здесь, в местной среде. Вам, наверное, это лучше известно.
– Ты прав! Довериться трудно. Но ведь существует же, парни, и любовь с первого взгляда, она ведь тоже как доверие, и порой на всю жизнь.

Лётчик сел на камень и, глядя на ревущий поток, начал говорить.

– Зовут учительшу Софья Львовна Карсавина. Её отец – капитан царской армии. В 1937 году с годовалой дочкой Софьей и женой вернулся в СССР из Парижа. И немногим позже попал в лагерь в здешних краях. Вскоре был расстрелян, мать пропала бесследно, а дочка поначалу содержалась при лагере в спецприёмнике. Потом нашлись сердобольные люди и взяли на воспитание. Эти люди сами прошли ад и жили в посёлке Сеймчан без права выезда на материк. Как водится, официально оформили удочерение и, представляете себе, тем самым невольно лишили и дочку права выезда на материк. Только после реабилитации всей семьи. Но не успели они, ушли почти одновременно к Богу.

Тогда взрослую девочку отправили в школу-интернат в Магадане. Она окончила педагогическое училище в городе и была заслана в Ямск учительствовать. Мы-то хотели, чтобы осталась работать в Магадане до реабилитации. Но ничего не вышло. Какой-то подлюга в управлении лагерей, имевший на неё виды, но ничего не получивший, отправил к зэчкам на рыбзаводы.

Софья, парни, очаровательное создание, умное, замкнутое, молчаливое, с высохшими глазами, смотрящими всегда прямо и пристально. Так образно рассказала сотрудница КГБ, моя крёстная. Это она тайно, по нашей просьбе, передала сюда тоненькую папочку с копией данных о Карсавиной.

Вот вам её фотография.

– Красивая женщина, – задумчиво произнес Зуфар. – Суровая, взгляд отрешённый… и завораживающий.

Он долго вглядывался в лицо девушки, передал фото Вадиму, потом отобрал снимок и всё никак не мог отвести глаз. Снова и снова пристально рассматривал фото, шевелил губами.

– Ну а просьба-то в чём, Лукьян Сергеевич? – оторвавшись от фото, спросил Зуфар. – Что вы хотели доверить?
– Что, что!.. Не мастак я дипломатию разводить. Вытащить нужно её оттуда, чёрт бы меня побрал, – вдруг громко выругался лётчик. – Вытащить, но законным путём, чтобы всякая сволочь не могла и пикнуть. Женить на себе, и тогда – прости-прощай, она свободна и может катить на материк.
– То есть вы хотите сказать, за три-четыре дня, пока стоит пароход, уговорить незнакомую девушку на фиктивный брак?
– Ты же победитель, Зуфар! – надежда отразилась на лице лётчика. – Ребятушки! Поймите! Такие цельные, чистые натуры долго держатся, но могут в одночасье скурвиться, наложить руки… Спасите её, парни.

Надежда на лице сурового лётчика сменилась гримасой отчаяния.

Они замолчали. Лётчик в оцепенении смотрел на Зуфара, понимая несуразность предложения. Чужие люди, мальчишки…

– Это невозможно, – начал Вадим. – Фиктивный брак в наше время. Ужас!
– Дорогой мой собрат. Не спеши. Конечно, авантюризм здесь имеет место. Ну и что? К чёрту осторожность и мысли о безоблачном будущем. Оно всё равно не будет безоблачным.

Зуфар встряхнулся, патетически вскинул руку.

– Мне доверили, понимаешь, доверили. А почему не помочь красивой девушке? Я уже весь в ожидании встречи с женой. Она теперь мне будет по ночам сниться. Как будем целоваться, если что?.. Непонятно.

Он потом, в маршруте, часто повторял эту фразу.

Стояло лето 1958 года. Жаркое, сухое, с редкими грозами и ветрами. У Колымского хребта приземлился вертолёт, из которого выгрузились два геолога экспедиции МГУ Вадим Крон и Зуфар Мурадимов. Стоя на краешке земли советской, они провожали глазами железную птичку, улетавшую домой. И ей-ей, ещё бы мгновение – и разрыдались. Но их было двое. Стыдно как-то. А потому присели на камни, помолчали, сглатывая страх.

Чтобы отвлечься, стали рассказывать друг другу что-то весёлое. Особенно старался экспансивный Вадим с огромной чёрной шевелюрой, спускавшейся чуть ли не до бровей. Зуфар, будучи пятью годами старше, высокий, степенный, с ёжиком коротких, светлых волос, слушал, смеялся и внимательно осматривал горы.

– Ну что, Вад. Хватит травить. Вечереет. Займёмся делом. Ставлю палатку. А ты – костёр и чай с последними бутербродами от Верки. Нахапал, небось.
– Да, было дело. Слушай, один вопрос. Не понимаю, почему в такой тяжёлый маршрут ты выбрал меня. Я ведь никогда не сплавлялся по бурным рекам, да и плаваю как топор.
– Дорогой коллега, – Зуфар любил говорить выспренно. – Ты к своим двадцати двум годам остался прозрачен и чист, как друза аквамарина. Быстро соображаешь, умеешь слушать и помнить. Аккуратен. Да и москвич к тому же. Всё это было учтено при выборе напарника. Пошли спать, а то комары совсем зажрали. Утро вечера мудренее.

А поутру им пришлось глубоко задуматься. Они стояли у ревущего потока, с тревогой посматривая на большую резиновую трёхотсечную лодку и гору ящиков и мешков с провизией, одеждой, палаткой и прочим оборудованием, выданным на базе экспедиции.

– Усиленная лодочка, хлопцы, с жёстким дном. Что надо! Не беспокойсь, паря. Всё пройдёт. Сам бы полетел, кабы годков двадцать скинуть, – говорил завхоз Иван Севостьянович.
– Знаешь, Вад, – произнёс Зуфар после чая, – давай поначалу совершим марш-бросок по берегам, ты по левому, я по правому. Осмотримся, обсудим, как двигаться в каньоне. Рисковать-то нельзя. В секунду можем остаться без продуктов и патронов, а то и без ног. Тогда нам хана, брат. Пройдём с пяток километров – и обратно.

Позднее, на вечернем совещании, пришли к единому мнению. Решили на особо опасных участках пустую лодку тащить на двух канатах, закреплённых на корме и носу. Груз перетаскивать на плечах. Где позволяет речная ситуация, лодку с грузом тащить на канатах, шагая вдоль берега. И так несколько дней, по обстоятельствам. Затем стоянка и маршруты для геологического картирования обнажений вдоль пройденного участка реки. Главное – пройти и отснять каньон, описать берега и отобрать характерные породы. Как просил шеф, академик Резанов.

И началось испытание. Силы. Воли. Терпения. Река втолкнула парней в каньон и оглушила, словно аэродинамическая труба, рёвом и внезапными порывами мощных ветров, мечущихся между острыми, почти сомкнутыми стенами узкого каньона и бурлящими потоками ледяной воды, белыми от злобы.

Они добрались до первой малюсенькой бухточки и выбросились на плёс. И вдруг от резкого сброса напряжения расхохотались. Смеялись беззвучно, и лишь распахнутые рты и оскал зубов извещали скалы о том, какой накал эмоций у двоих городских парней. Затем молча, закрепив лодку, взвалили на плечи увязанный груз и, прыгая по скользким камням, подобно горным козлам, двинулись вдоль реки.

Было очень тяжело, от напряжения сводило мышцы, зверски уставали плечи. Не сговариваясь, падали на камни, отдыхали пять минут и прыгали дальше. Прыгали долго, пока не нашли более-менее удобную бухточку. Сбросили вещи и повернули за второй партией груза. Затем вновь отправились за пустой лодкой, которую уже облюбовали красавицы чайки. Перекинули через плечи канаты и, упираясь ногами в камни, потащили лодку к базе.

Страшный был этот первый день маршрута. И второй, и пятый… Но молодые тела быстро привыкали к перегрузкам, восстанавливались, движения становились экономными, а пятиминутные передышки, словно по приказу, позволяли сбрасывать накопленное напряжение. Вечером на облюбованной базе, вдрызг мокрые, поев разогретой каши с куском хлеба и тушёнкой, запивая горячей чайной бурдой с конфетой, на коленях доползали до спальных мешков, и тогда даже страшный гром с молнией не смог бы разбудить парней.

Продолжался ад двенадцать дней. А потом Господь Бог, не иначе, устроил парням праздник. Река вырвалась из каньона и широко разлилась, мгновенно успокоилась и плавно понеслась к океану. Вдоль левого берега синели отроги Прибрежного хребта, вдоль правого – высокая, бесконечная зелёная терраса терялась за горизонтом.

Рай, натуральный рай окружил Вадима и Зуфара. Они лениво катились вдоль левого берега, останавливались в устьях впадающих ручьёв, поднимались вверх по ручьям, фиксировали обнажения, картировали, отбирали породу и с удовольствием болтали о незабываемой городской жизни. И каждый вечер Вадим, боясь затронуть болезненную тему, неожиданно слышал фразу из уст друга:
– А как же?.. Если придётся, то буду целоваться с ней… Фиктивно или с чувством? А, Вадим?

Друг чувствовал скрытую мучительную борьбу в душе Зуфара.

– Слушай, или мне кажется, или слышу гудки, – на одиннадцатый райский день радостно воскликнул Вадим. – Нет, паря, точно приплыли, греби к берегу. Вон правее первая изба, огород, малышня на реке… Ура! Мы прошли её!

И осёкся, заметив напряжённое выражение лица друга. Отследив направление взгляда приятеля, Вадим увидел сидевшую на валуне молодую белокурую женщину.

Они причалили и вышли на берег. Девушка окинула незнакомцев взглядом, испуганно отпрянула, вскочила, вытянула в сторону руку, как будто пыталась защититься.

– Вы кто? – раздался звонкий испуганный голос. Она была поражена, словно встретила инопланетян. Невольно облизала губы, закрыла рот, но он вновь открылся, демонстрируя ровную гладь белоснежных зубов. Изумление её было глубоким.
– Геологи мы. А вы, наверное, Софья. Ну, точно ангел во плоти… Мы ведь к вам приехали. Ну, до скорой встречи.

Вадим засмеялся и, вскочив в лодку, оттолкнулся от берега.

– Вад, ущипни меня. Это она! Я узнал бы среди сотен других. Какая женственность. Осанка, грациозность фигуры, красота испуганных глаз… Вот что-то подобное я и ожидал.
– Стоп, Зуфар. Ты уже, чувствую, готов. Займёмся-ка сначала делом. Вон тот дом у реки с флагом – это, наверное, и есть почта.

Вечером того же дня, сходив в баню и приведя себя в порядок, они сидели за столом в доме начальника городской почты Никодима Стефановича, тощего мужика с огромной лопатой чёрной бороды.

– Никодим Стефанович, а ведь мы подарочек привезли вашей учительше. Как бы её позвать к нам.

– Да знаю я, всё знаю. Лукьян дважды звонил. Беспокоился. Такого с ним не случалось. Сейчас пошлю Верку, она её и доставит. Давай пока комарьё выгоним. Помахаем, братцы, сообща.

Пришла Софья, села за стол, но разговор не клеился. Обычно словоохотливый Вадим ёрзал на лавке и всё никак не мог направить разговор в привычную московскую болтовню. Уж больно все были смущены и скованны. Вроде как сватовство. Мужики-то обо всём знали, а женщина не догадывалась, с интересом взирая на москвичей. Но вскоре женским чутьём ощутила в воздухе молекулы феромонов. И зарделась. Стала прощаться. Но тут раздался решительный голос Зуфара.

– Извините, Софья Львовна. Буду откровенен. Мы знаем всю вашу насыщенную кошмарами жизнь. Биографию родителей, жизнь в лагерях, унижения, голод. Мы многое знаем со слов ваших друзей авиаторов. Я, Зуфар Мурадимов, хочу вам решительно помочь, открыть для вас чудесный и увлекательный мир добрых людей. Их много вокруг. Вывезти вас отсюда нам очень хочется. Вывезти! Пожалуйста, доверьтесь нам… мне.

– Мне, мне, мне! – яростно повторял Зуфар. И в порыве чувств невольно протянул ей руку. Софья широко раскрыла глаза, слёзы закапали на бледные щёки. Она, словно ребёнок, наклонилась к руке лбом, прижалась и застыла. Только плечи вздрагивали.

Мужики вскочили и наперебой стали успокаивать женщину, произнося какие-то нежные глупости… Наконец уселись, выпили, вздохнули с облегчением, и разговор наконец начал складываться. Тут особенно старался Вадим, не отставал и Зуфар. Они рассказывали о Москве, о себе, о студенческой жизни, поэтических диспутах, театрах, концертах, фестивалях.

– Господи! Зачем вы всё это рассказываете? Я же всё равно никогда не увижу.
– Неправда, Софья! Вы только начинаете жить. – Зуфар накрыл руку девушки своей огромной ладонью.

Поутру они отправились на прогулку на океан. Дул лёгкий бриз, отгонявший комаров. Шли вдвоём, взявшись за руки. Оживлённо болтали, не сводя друг с друга нежного взгляда, словно боясь потерять счастье.

– Смотри-ка, – сказал Никодим, куривший с Вадимом у калитки, – ну впрямь две сизокрылые чайки. Нашли друг друга. Вот ведь оказия какая. А я-то два года пытался разговорить. Ничего не получалось. А тут – раз-два, и в дамки.

Из соседнего дома выскочили мальчишки, окружили пару и наперебой запели:

Софья страшно покраснела и смутилась.
– Ну что ты, Софьюшка. Мы же понарошку женимся, – наклонившись к девушке, проговорил Зуфар.

Она совсем залилась краской, женским сердцем понимая, что это «понарошку» продлится долго-долго…

Вадим смотрел на них с улыбкой, потушил сигарету и обратился к Никодиму:
– Что там говорил Зуфар? «Добрые люди»?.. А что? Ведь он прав. Добрых очень много.