– Алексей Викторович, вы один из самых «матёрых» российских тележурналистов. Скажите, пожалуйста, вы с самого детства знали, что будете заниматься журналистикой?
– Нет, конечно! Как я мог хотеть заниматься журналистикой? Я в футбол играл. (Смеётся.) До двадцати лет был уверен, что стану профессиональным футболистом. Хотя в школе учился на одни пятёрки, готовился поступать на исторический факультет, был помешан на истории. Но так жизнь сложилась, что учиться мне пришлось в Московском техническом университете связи и информатики. А потом я начал печататься. Когда ушёл в армию, печатался в военной прессе. И уже там принял решение, что, отслужив, пойду на журфак.

– Как вы оказались на телевидении?
– Случайно. Ехал в троллейбусе и увидел объявление, что требуются видеоинженеры в ТЖК (телевизионный журналистский комплекс. – Ред.). Так всё и началось. Освоившись и перезнакомившись со всеми, начал писать сценарии. Один сценарий про Маяковского был утверждён. По нему мы сняли двухчасовой фильм, который показали на Первом канале. Потом стал режиссировать сам и сам снимал документальное кино. Ну и покатилось.

– Такое понятие, как «дедовщина», существует везде, не только в армии. Ощущали ли вы её на себе в «Останкине»?
– Нет. (Смеётся.) Парень я был непростой, в армии получил хорошую школу, да и в спорте прошёл через многое. Однако на телевидении всё совсем по-другому. Я это почувствовал, когда меня в возрасте тридцати лет назначили директором студии политических программ. Тогда на телевидении существовали многолетние традиции, а тут молодой паренёк – во главе второй по значимости студии! (Первая – это студия информации.) У многих было шоковое состояние. И меня, конечно, «били». Мало кого так били. Но я только крепчал. (Смеётся.) Не на того напали! И если бы я тогда делал плохую продукцию, то сейчас перед вами не сидел бы, и никакие связи бы мне не помогли. За мной ведь никогда не было никакого блата, знаменитых родителей и так далее. Чем и горжусь.

– Вы тогда столкнулись с жёсткими методами профессионального воспитания. А применяете ли вы их сегодня к начинающим тележурналистам?
– Я часто общаюсь с молодыми сценаристами и режиссёрами, но иногда приходится применять методы воспитания как раз не к ним, а к известным ведущим. Очень тяжело работать со звёздами. У человека меняется психика, когда он становится популярным. Его узнают на улице, он каждую неделю появляется в эфире… Я сам регулярно выхожу в эфир и понимаю, что такое извращённая психика ведущего. (Смеётся.) Понимая это, умею с ними разговаривать. Я никогда не давлю, я всегда объясняю.



– Как получилось, что вы стали ведущим программы «Человек и закон»?
– Программа существовала давно, но в 1995 году на канал пришла новая команда, которая решила закрыть старые программы и открыть новые. Они не понимали: для того чтобы вырастить нового ведущего, потребуется года три! Поэтому отказываться от великих брендов нельзя. Но, тем не менее, тогда закрыли программу «Время», «Музыкальный киоск», «Здоровье»… Чуть раньше перестал существовать «Взгляд». Что касается «Человека и закона», то программа находилась на периферии сознания. Она существовала уже двадцать пять лет, но оставалась как бы сама по себе, не влияла на общественное мнение, выходила не в рейтинговое время и ударные материалы в ней не показывали. Самое интересное попадало к Киселёву либо к Доренко. Поэтому программу решено было вывести на другой уровень, иначе её пришлось бы закрыть. Я тогда её курировал и решил заняться этим делом серьёзно. Сам стал выходить в эфир, потому что искать нового ведущего не было времени, да и преодолевать ему пришлось бы слишком многое.

– Какие истории из программы «Человек и закон» на вас самого произвели самое сильное впечатление?
– Таких историй сотни. Мы стольким помогли, стольких вытащили из тюрьмы, стольких спасли…

– Какие преступления в нашей стране совершаются чаще всего?
– Как говорит статистика, чаще всего совершаются преступления на бытовой почве.

– Я помню многие ваши фильмы: «Гибель «Курска». Следствие закончено», «Лаврентий Берия. Рывок к власти», продолжение – «Лаврентий Берия: от ареста до расстрела». Скажите, пожалуйста, как возникают у вас в голове подобные темы?
– У меня около ста документальных фильмов, и это далеко не лучшие из них. Я разрабатывал на телевидении две линии. Первая – это историческое документальное кино, которое очень люблю. У меня есть цикл фильмов «Кремль-9». Это более пятидесяти уникальных фильмов, сделанных на эксклюзивном материале при участии Федеральной службы охраны. Там работают замечательные люди, которые решились рассказать о том, как умирал Сталин, как арестовывали Берия. Это настоящая история, потому что рассказчики были свидетелями всех этих событий. Вторая линия – «Человек и закон». Когда через тебя проходит огромный объём информации, хочется во всём разобраться. Если говорить о гибели «Курска», то вокруг этого события возникло много легенд, пресса писала всякую ерунду, в обществе муссировались, прямо скажем, глупости! Когда власти решили рассекретить документы, генпрокурор Устинов заявил: мы отдадим материал только Пиманову. В результате мы досконально изучили все материалы следствия. И только когда я сам во всём убедился и всё проверил, мы сняли кино к годовщине гибели «Курска». Это у многих вызвало истерику, ведь существовали всякие бредовые версии про американцев, НЛО, что чуть ли не сам Путин подплыл с аквалангом и взорвал торпеду. А также он «взорвал дома в Москве». Да и сейчас по ночам ходит по улицам Москвы и постреливает в мирных прохожих… Если у нас кто-то кого-то ненавидит, то могут договориться до чего угодно. (Смеётся.) Вот откуда темы берутся!

– Будет ли продолжение документального цикла «Кремль-9»?
– Будет. Следующая тема – коронация, не путать с инаугурацией Я уже предвосхищаю возмущенные письма зрителей с Болотной площади. (Хохочет.)

– Ваш первый полнометражный фильм назывался «Три дня в Одессе». В одном из интервью вы сказали, что готовились к нему десять лет. Почему так долго?
– Это была моя мечта. Но для того чтобы начать снимать художественное кино, надо как минимум владеть профессией. Умением ставить свет, работать с актёрами, понимать технологию производства… Найти деньги, и прочее, прочее. И я к этому долго подбирался. Ездил на съёмочные площадки к известным режиссёрам, учился у них, разбирал профессиональные тонкости буквально по косточкам. На взятие этой высоты и ушло десять лет. Я не мог просто выйти на площадку и сказать: «Ребята! Я режиссёр, сейчас будем снимать кино!» А до «Трёх дней в Одессе» был фильм «Александровский сад». «Одесса» – это продолжение. Я человек системный. Долго не рассказываю никому о своих планах, поэтому у многих и возникает удивление: работал тележурналистом – и вдруг стал кинорежиссёром.

– Вы снимаете многосерийные фильмы. Но почему так редко снимаете полнометражное кино?
– Сегодня даже в Америке сильные актёры работают в сериалах. Ведь прокатное кино становится аттракционом для шестнадцатилетних. А подросткам надо, чтобы всё было снято в 3D, чтобы всё летало и стреляло. В результате актёры перемещаются в сериалы, которые становятся всё более интеллектуальными. И даже актёры, заявлявшие, что никогда не пойдут в многосерийное кино, сегодня переходят из сериала в сериал. Что касается меня, то я пять лет жил проектом «Жуков». А что такое снять двенадцатисерийный фильм? Ты всё время в процессе! Любой проект для меня – как ребёнок, я стараюсь всё держать под контролем! Это большая физическая нагрузка. Но и от полнометражного кино не отказываюсь. Сейчас приступаю к фильму «Овечка Долли была злая и рано умерла».

– Это философская притча или комедия?
– И то и другое.

– Кто в роли овечки?
– Настоящая овечка. Потому что кино про колхоз. Шучу. (Смеётся.)

– Есть ли у вас любимые фильмы? Творчество каких режиссёров вам близко?
– Я люблю Спилберга, Трюффо, Гайдая, просто балдею от рязановских фильмов. Тарковского не люблю, но «Иваново детство» смотрел много раз. Режиссёр – профессия сложная. Сейчас очень легко можно сработать на низменных чувствах зрителя, сделать рейтинг на криминальных историях. Но я стараюсь и программу «Человек и закон», и свои фильмы выстроить так, чтобы в конце возникала надежда. Смотрю сегодняшнее кино – это безысходность и депрессия. Я другой человек, по-другому живу. Я радуюсь тому, что у меня есть, поэтому подобное кино не приемлю.

– Помимо кино и спорта своим главным увлечением вы считаете историю. Какой период вас больше всего привлекает и почему?
– Я воспитан на истории Франции, особенно средневековой. Будучи в Париже, очень уверенно себя чувствую. И если со мной едут спутники, могу рассказать им, где какое событие происходило. Средневековая Россия меня интересует меньше. Любимое время в истории Франции – семнадцатый–восемнадцатый века. С удовольствием что-нибудь снял бы про это.

– Однако снимаете про сталинскую эпоху…
– Снимая «Александровский сад», я не хотел, чтобы возникало ощущение драмы, не хотел, чтобы на экране был сплошной 1937 год. Я снял фильм о другом. Я просто шёл за своими героями, которые взрослели с каждым годом. Мне интересно, как в человеке рождается сильная личность. «Жуков» тоже возник потому, что это великая история великого человека.

– Поскольку вы работаете с огромной аудиторией, не будет лишним спросить: в чём вы видите свою миссию сегодня?
– Моя миссия в том, чтобы людям, которых я люблю и которые меня любят, хорошо жилось на этом свете. Самое главное в этой жизни – любовь.