СВЕЖИЙ НОМЕР ТОЛЬКО В МОЕЙ СЕМЬЕ Действующие лица Дмитрий Лысенков: Я человек властный, мне нравится влиять
Дмитрий Лысенков: Я человек властный, мне нравится влиять
21.09.2020 19:29
ЛысенковАктёр Дмитрий Лысенков служил в Александринском театре, который находится в сердце Cеверной столицы. Он работает в спектаклях известных режиссёров, снимается у Фёдора Бондарчука, а также в сериалах «Бедные люди», «Мажор», «ИП Пирогова». У многих Дмитрий Лысенков ассоциируется с интеллигентным, саркастическим, начитанным ретроградом. Немудрено, ведь он коренной петербуржец далеко не в первом поколении.

– Дмитрий, какие картины детства всплывают в памяти?
– Помню, как мы жили в коммуналке на первом этаже. Окно находилось низко, и за ним всё время мелькали чьи-то ноги. Мы даже научились узнавать родительские. Также детские воспоминания связаны с дачей: долгая пешая дорога в три километра – для ребёнка это мучительно. И все мы несём картошку в рюкзаках, чтобы была еда на зиму. Ещё помню, как мы с братом дрались подушками, надев на голову тёмные полиэтиленовые пакеты. Битва вслепую! Как-то раз ударом я снёс брата с дивана, он упал на подлокотник и рассёк себе бровь, при этом оставаясь внутри пакета. (Смеётся.) Дальше мы поехали в травму…

– Раньше вы жили на две столицы, а недавно с семьёй переехали в Москву. С каким чувством покинули родной город?
– Я оттягивал этот момент сколько мог. Но наступил этап, когда просто перестал видеть семью. Ведь я работаю только в Москве, а семья находится в Петербурге, где никакой работы у меня нет. Пришлось перевести семью туда, где работа.

– Они не были против?
– Они довольны. Ну а я всё время работаю и практически не вижу разницы между городами. Хотя мне нравится жить в районе Университета. Здесь картина очень отличается от петербургской. И если уж переезжать в Москву, то лучше поселиться в таком месте, которое соответствует твоим представлениям о городе как о сталинской имперской столице. Здесь нет уютных улочек, как в районе Остоженки. Зато виден сталинский размах. И вот я тут обитаю: Университет, высотки, парки.

– Что в вашем характере досталось от родителей, а что воспитала петербургская среда?
– Мама родила меня в девятнадцать, а папе было двадцать лет. Как люди молодые, они давали детям много свободы. Мы с младшим братом были предоставлены сами себе. Хочешь ходить в кружок – ходи, не хочешь – не ходи. Во втором классе я даже прогуливал школу. Это произошло случайно: опоздал и подумал, что тогда лучше вообще не приходить, попрошу родителей написать записку. Но к вечеру обо всём забыл, а потом было уже неудобно просить. Одно потянуло за собой другое, и две с половиной недели я в школу не ходил. При этом имитировал учёбу, звонил одноклассникам, узнавал домашнее задание.

– Какая ответственность.
– Иначе возникли бы вопросы, почему я вообще ничего не делаю дома. Потом наступили каникулы. К концу каникул я спросил родителей: «Зачем мне вообще ходить в школу? Я ведь уже умею читать, писать, считать. Могу работать в ларьке». Они заподозрили неладное. К счастью, в школу после каникул меня отвёл отец. Я оказался самым злостным прогульщиком в истории, на меня даже старшеклассники показывали пальцем – мол, вот этот тип, который прогулял две с половиной недели. Пришла слава! (Смеётся.) А ещё на мой характер повлияли перестроечные годы, голод, талоны. От родного города же досталась прохлада в отношениях, психологическая дистанция. Я долго привыкаю к людям, но если уж подпустил, то мы теперь вместе надолго. Это петербургская черта.



– В вашей семье сохранились воспоминания о блокаде?
– Я много общался с прабабушкой Верой Осиповной, она блокадница. Её сын, мой дед, тоже блокадник. Ему было 14 лет, он не мог идти на фронт, остался с матерью в городе. Вообще люди, пережившие войну, не любят о ней рассказывать. Например, мой дед-фронтовик обычно молчал. Однако Вера Осиповна интересно рассказывала о довоенной жизни. К сожалению, в блокаду семья сожгла все фотографии, не осталось никаких материалов, всё пошло в топку, чтобы немного согреться. Но в нашей семье случалось всякое. Один дед – фронтовик, а другой – блокадник. Одна бабушка ребёнком была эвакуирована последним эшелоном в Пензу, а другая попала на оккупированную территорию. Они поехали на дачу в Ленобласть и уже 22 июня оказались за линией фронта. Оттуда были угнаны в Литву. Стали остарбайтерами у литовских помещиков, их заставляли работать. А питались объедками с хозяйского стола, довольно бедного. Так и жили до освобождения Красной армией. Но вернуться в Ленинград не смогли, поскольку провели войну на оккупированных территориях. Их высадили на станции Тосно. Из каких-то обломков они собрали себе халупу и поселились в ней огромной семьёй. Не все выжили… Такие истории есть у любого человека в нашей стране, не было в Советском Союзе тех, кого это не коснулось.

– Кем вы мечтали стать в детстве?
– Я хотел быть учёным, для меня это всеобъемлющее понятие. Хотел написать книгу, которая собрала бы воедино знания из всех областей. В моём сознании они умещались в одну книгу. (Смеётся.) Я нарисовал обложку к этой книге, там была планета Земля. Дальше обложки не продвинулся по понятным причинам. В космос тоже хотел полететь, но поскольку меня укачивало в любом виде транспорта, кроме трамвая, я понимал, что космос мне не светит.

– А помните первую встречу с театром?
– Я помню первые встречи, но они меня не впечатлили. Это были школьные походы. Например, в Театре Ленсовета видел «Бременских музыкантов». Запомнил там всего одного артиста: он играл младшего солдата, который поёт «Ох, рано встаёт охрана». Позднее узнал, что это был Евгений Баранов.



А первые яркие впечатления получил в девятом классе. У маминой знакомой в её коммунальной квартире жил один театральный артист. Он приглашал к себе на спектакли, давал контрамарки. Мы ходили группой сразу по пять-шесть человек. Но в то время я и сам начал выходить на школьную сцену. У меня гимназия была творческая, с прекрасным актовым залом в виде амфитеатра. Учителя литературы и истории придумали вечер по произведениям Чехова. Я играл злоумышленника в одноимённом рассказе и жениха Ломова в водевиле «Предложение». Это был такой успех на школьном уровне, что меня подкосило. А в 1999 году отмечалось двухсотлетие со дня рождения Пушкина. И в честь этого был «Скупой рыцарь». И вот я со Скупым рыцарем, бароном, выиграл конкурсы на уровне города. Всё это подтолкнуло меня к тому, чтобы идти дальше.

– Родители знали, что поступаете в театральный?
– В театральном длинный этап поступления: отборочные консультации, первый, второй, третий туры, а потом ещё и коллоквиум. Лишь ко второму туру нужно подавать документы. Всё, что до этого, можно и не считать. Так что я ничего не говорил: а зачем говорить, если не пройду? Ну а когда сообщил, то отец вообще никак не отреагировал, а мама сказала: «Ну хорошо, попробуй». Если бы не получилось, подал бы документы в Кораблестроительный.

Лысенков– Если ваше имя указано на афише, то можно заранее предполагать, что герой будет интеллигентным, остроумным, глубоким человеком. Как так получается? Вы специально выбираете себе такие образы?
– Вообще-то в кино я начинал с истероидов, неврастеников, психопатов – нервных молодых людей, довольно щуплых в силу природной комплекции либо недуга. Потом случилась комедия «Бедные люди», и в моей профессиональной жизни стало больше комедийного жанра. Но в основном герои были неудачники. Да, они остроумные, ироничные, циничные, однако часто это люди, у которых что-нибудь не сложилось в жизни. И они продолжают на данную тему шутить. Мне это нравится, хотя сходства со мной не так уж много. Наверное, я тоже не всем доволен в жизни, мне есть откуда черпать иронию и сарказм… А ещё предлагают роли всяких криминалистов и патологоанатомов – именно потому, что другие артисты не в состоянии органично выговаривать сложные термины. Кинопробы проходят на уровне рефлекса: «Ну, кто у нас умеет говорить умными словами? Да вот Лысенков, конечно». Мне эти роли уже неинтересны, и я думаю, они скоро отойдут. Я отказываюсь, поскольку теперь имею возможность выбирать.

– Вашим героям люди часто сопереживают. Отказывались ли вы от роли, потому что вам неприятен персонаж?
– Да, отказался от одной роли, хотя меня всё равно могли не утвердить. По сюжету это первая чеченская война, и герой – педофил. Он выписан так, что его всем было бы жалко, если бы я его сыграл. Но мне кажется, я не имею права оправдывать педофилов. По идейным соображениям не могу себе позволить вызывать к такому человеку жалость или сопереживание.

– Эта картина вышла в свет?
– Они её закончили, но вопрос, выйдет ли она на экран. Мне кажется, её не пропустят.

– Случалось ли, что вы были недовольны собой как актёром?
– Случалось. С этим нужно бороться, причём прямо во время спектакля. Ведь потом ты можешь себя за это «погрызть» и к следующему вечеру исправиться, но семьсот зрителей тебя уже увидели в таком состоянии и запомнили это навсегда. Однако провалов у меня всё-таки не было, были лишь малоудачные работы. Мы работаем профессионально и не допускаем халатного отношения к зрителю.



– Что вам нравится в кино, а что – в театре?
– Кино и театр не похожи друг на друга, это как живопись и фотография. Я сильнее люблю театр, потому что здесь от актёра больше зависит. На сцене у нас есть возможность влиять на эмоциональное состояние зрителя. Я человек властный, мне нравится влиять. (Смеётся.)

Хотя и в кино возможен театральный подход. Сейчас снимаюсь у Виктора Шамирова, он режиссёр, сценарист и актёр. Вообще театральный человек. И впервые в кино я получаю удовольствие от ежедневного творческого процесса, от разбора каждой сцены. Очень верю в этот проект и сейчас горю им. Сериал называется «Большая секунда».

– Когда ждать премьеру?
– Я заканчиваю сниматься 10 октября. А вот когда эфир – неизвестно. Возможно, весной. Хотя сериал «ИП Пирогова» вышел довольно быстро.

– Кстати, мы очень ждем продолжения «ИП Пирогова». У вас прекрасный дуэт с Ксенией Тепловой.
– Мой персонаж написан классно. Меня вообще не очень интересует жанр ситкома, но режиссёр первого сезона Антон Маслов убедил, что герой – не просто «ботаник». Он человек знаний, однако эти знания никто не ценит. И написано смешно. Сейчас мы снимаем четвёртый сезон, будет ещё один. И, наверное, на этом история закончится. Всё к лучшему, потому что мне бы не хотелось навсегда остаться Валентином «Приветиком».



– Вы дружите с коллегами по цеху? Многие актёры кажутся такими сложными глубокими личностями.
– Не все они глубокие личности. (Смеётся.) Дружу с разными людьми, среди них есть актёры. Но очень знаменитых нет. С киноартистами я редко пересекаюсь вне площадки. Знаменитости – они такие занятые, что общаться можно только во время работы. А дружба ведь формируется, когда находишься рядом с человеком длительное время. Это обычно происходит в театре.

– Судя по фото в интернете, вы нежный и внимательный отец. После работы сразу бежите домой, чтобы провести время с дочками?
– Я очень мало провожу времени с детьми. И когда выдаётся возможность, с удовольствием это делаю. Даже сейчас, когда мы в одном городе, я ухожу – они ещё спят, прихожу – они уже спят. Я хотел бы быть внимательным и заботливым отцом, но иногда это просто невозможно в силу графика.

– Каково быть отцом двух дочек?
– Это прекрасно! Мне кажется, для папы нет большей радости. (Смеётся.) Я просто хотел детей, а пол был безразличен. Но сейчас мне приятно, что у меня девочки, особенно когда они подрастают. С сыновьями мне пришлось бы заниматься какими-нибудь мужскими делами. А меня не интересуют машины, хоккей, кикбоксинг, спорт – все вот эти мальчиковые занятия настолько далеки от меня, что я не представляю, как к этому подойти. Хотя я могу взять рубанок, стамеску, лобзик и что-нибудь выпиливать, выжигать. Это максимум, чему я мог бы научить сына. Видимо, потому у меня девочки.

– Чем вы занимались с семьёй на карантине?
– Мы уехали на дачу и чудесно проводили время в лесу. Там ещё орава детей съехалась, ведь никто не уехал на море. Они, как воробьи, летали от дома к дому. Иногда клевали что-нибудь всей толпой там, где взрослые их кормили. А мы с женой смотрели сериалы. Это было прекрасное время, и мы провели его вместе. А ещё сбылась мечта детей и жены – мы купили щенка, и нас стало пятеро. Я никак не пострадал от карантина, если не считать финансовой стороны. Деньги заканчивались, но я знал, что работа остановилась временно. Не было страшного беспокойства. Хотя если бы изоляция продлилась ещё месяц, пришлось бы идти в порт и что-нибудь разгружать.

– Дмитрий, если поклонник или поклонница увидят вас на улице, как им лучше себя вести?
– Обычно люди просят автограф, либо совместное фото, либо просто подходят поговорить. Мне приятно такое внимание. Слава богу, меня больше не тащат выпить или в баню, хотя и такое бывало. Я ценю эти предложения и мог бы ими воспользоваться, но ведь я обычно на работе. А ещё мне рано вставать и учить шесть страниц текста. Так что с людьми я контактирую спокойно.

Расспрашивала
Виктория КРАВЦОВА
Фото из личного архива

Опубликовано в №37, сентябрь 2020 года