Я разбираюсь в игрушках. Любой отец разбирается в игрушках. Например, я в темноте ступнёй могу определить, на какую именно игрушку наступил. Больнее всего наступать на детальку лего. Страшнее всего – на куклу с пищалкой. Знаете, когда из-под ноги раздаётся: «Уи-и-у-у-у!» Приятней всего наступать на плюшевого мишку. Но самая жесть – это когда чувствуешь нечто мягкое и плюшевое, при этом испытываешь боль, а из-под ноги раздаётся: «Уи-и-у-у-у!» Есть! Получилось! Ты нашёл кота!

Недавно Давид в очередной раз пытался оторвать коту хвост, я его отругал и сказал:
– Нельзя обижать Осю!
– Почему? – резонно поинтересовался сын.
– Ну… потому что он маленький… И он твой брат! Младший!
– Брата-а-ан! – обрадовался Давид и понёс Осю в туалет. Они любят ходить в туалет вместе. Один садится на унитаз, другой залезает в лоток. И даже мимика у них в эти моменты совпадает.

Кстати, насчёт «братана». В принципе я сказал правду. У кота есть ветеринарный паспорт. В этом паспорте у него проставлена моя фамилия. Даже жена не стала при замужестве менять фамилию. А вот кот стал Плиевым. Поэтому у ветеринара я всегда вздрагиваю, когда медсестра объявляет:
– Остап Плиев! На прививку!

С появлением в семье кота меняется всё. Даже ваша личная жизнь. Мохнатая тварь заходит в спальню без спроса в самый интимный момент. И просто смотрит. Это страшно. Потому что очевидно, что сейчас кот вспоминает слова ветеринара:
– Да он ничего и не поймёт. Ему это и не надо.

Но я прямо по взгляду чувствую, что он всё понял. И осознал, насколько ему это было надо!
А потом он начинает мстить. Ходит и орёт. Такое ощущение, что у меня в спальне начинается маленький кошачий майдан.

В башке у этого кота существуют две основные программы: «жрать» и «спать». Когда Ося голоден, у него совершенно атрофируется гордость. Он умудряется падать передо мной ниц с таким смирением и так имитирует голодный обморок, что я хочу сразу его перекрестить и вручить «Оскара». Голодный Ося возле холодильника – это просто Хатико. Ричард Гир зарыдал бы от умиления. Когда Ося хочет жрать, он цепляет себе на шею виртуальный розовый бант и ходит по квартире. Без остановки. Ночью. И в абсолютной тишине отчётливо слышно предсмертное хриплое мурлыканье живого существа, заморённого голодом.

Когда Ося голоден, он умудряется преданно заглядывать мне в глаза, даже находясь у меня за спиной. Я и людей таких, кстати, знавал. Как и эти люди, Остап меняется, стоит его накормить. Программа «жрать» отключается, и включается «спать». Перед тем как она заработает в полную силу и кот отрубится, я испытаю на себе весь спектр презрения этого гордого породистого существа. Тут и утомлённый взгляд: «Боже, как я устал от вас», – и брезгливое отдёргивание головы при попытке погладить.

Так он и живёт: жрёт, спит, унижается, презирает, не делает ничего полезного, но его все любят, потому что он милый. Действительно, некоторые мои родственники приходят к нам в гости, только чтобы погладить и потискать этот плюшевый кусок мяса. И он это терпит, представьте. Когда его тискаем мы, он орёт, симулирует удушье, иногда царапается. Когда его тискают гости, Ося даже урчит. Лицемер.

Я всё больше нахожу в его характере человеческих черт. Порой не самых лучших. Но он кот. Какой с него спрос?

Кот манкирует основными обязанностями домашнего любимца – веселить детей, украшать интерьер и ласково мурлыкать. Из звуков он великолепно умеет вырабатывать два – дикий крик в шесть утра, когда котику вздумалось позавтракать, и страшный звук, который Остап извлекает откуда-то из глубин организма, когда пожрёт и приходит поблагодарить.

Я попытаюсь вам этот звук описать… Представьте больного астмой Дарта Вейдера, который увлёкся якутским горловым пением. Это не урчание. Скорее, низкочастотное психотропное оружие.

Но всё это ничто по сравнению с позывным «ххэкху-уркх», который может раздаться в любое время суток. «Ххэкху-уркх» – это сигнал, что милого пушистика Осечку стошнило. Когда я первый раз это услышал, чуть в обморок не упал. А потом привык. И даже, проведя фонетический анализ, смог буквами передать звук «блюющий кот».

Остап спокойное животное. Он, знаете, не из тех телевизионных котов, которые «всегда активны и веселы». Нет. Ося не годится для продвижения кошачьего корма. Но он был бы идеальным рекламным лицом похоронного бюро. Остап излучает обречённую печаль и благородное спокойствие. Ну, так нам хочется думать. Хотя в глубине души мы понимаем, что у нас в доме живёт ленивец, по нелепой случайности принявший форму кота.

Сегодня утром Давид решил с Осей поиграть.

– Негодёныш! Негодёныш! Где же ты? – так призывал кота ребёнок. Однако на гибрид «негодяя» и «гадёныша» животное не откликалось. Затаилось, но было найдено моим настойчивым наследником.

Кот допустил стратегическую ошибку, с утра не заныкавшись в шкаф, где он обычно проводит выходные. е5кторррррфффффШШШ11 – клянусь, сейчас этот паршивец прошёлся по клавиатуре и стал соавтором.

Итак, Давид решил поиграть. Вчера игра в космонавтов как-то не задалась. В ней участвовали Давид, Остап и стиральная машина «Занусси». Космический полёт прервала дочь Алиса, нарушив герметичность корабля. Ося весь вечер имитировал инфаркт и снисходительно принимал наши ухаживания. К утру стресс у космонавта прошёл. Но не настолько, чтобы поддержать призыв Давида:
– Осечка, давай играть!

Именно с этими словами сын кинул в Остапа теннисный мячик.

Ося брезгливо покатал мячик одной лапой. Потом другой. Лениво прикусил. Нет. Не радует. Вздохнул и попытался уснуть. Но Давид был сильно настроен на игру: если Ося не бегает за мячом сам, надо ему помочь. И метнул питомца в сторону мячика, скомандовав:
– Апорт, Ося!

Ну, не совсем метнул… Катнул.

Ося поскользил по ламинату, как обросший шерстью камень для кёрлинга, вырабатывая по дороге статическое электричество. До мячика не доехал. Команду не выполнил. Притворился мёртвым.

– Эх ты, кошка! – разочаровался Давид, взял Осю под мышку и пошёл в сторону стиральной машины. Кот под мышкой обречённо молчал…