Далёкий 1982 год. Второй курс экономического техникума, мне только исполнилось 16. Мы, уже студенты, получаем стипендию, задираем нос перед бывшими одноклассниками: эй вы, мелюзга. Хотя мы с ними ровесники. Просто они остались в школе, носят форму, а нам уже можно краситься и одеваться кто во что горазд.

Преподаватели, по правде говоря, мало обращали на нас внимание – лишь бы зачёты сдавали и сносно себя вели, остальное их не волновало. В техникуме нас учили простые советские женщины, замотанные бытом, получавшие мизерные зарплаты. Ну и какая им разница, как мы красились и в чём ходили? По сути, педагоги ничего о нас не знали, да и не хотели знать, мы встречались только на лекциях.

У многих студенток и даже студентов на башке уже колосилась химия. Волосы тоже красили, но выбор у нас был крайне невелик: чёрный цвет делали круто заваренной басмой, рыжий – хной, белый – гидроперитом.

Очень модным считалось красить губы тёмной помадой. Цвета варьировались от светло-коричневого до почти чёрного. Коричневые тени и ресницы, накрашенные в сто слоёв – чтобы были плотные и загибались, как у восточногерманских кукол. А красили ресницы тушью «Ленинградская», продававшейся в коробочке с кисточкой. В эту тушь следовало хорошо поплевать, а уже потом красить. Утомительно, но ничего не поделаешь, мода-мода-мода, чтоб её! Приходилось соответствовать, вот мы и выпендривались друг перед другом.

Однажды в моей школе организовали вечер встречи с выпускниками, и мы с однокурсницей Мариной решили пойти; она училась в другой школе, но согласилась составить мне компанию. Втайне я мечтала пустить пыль в глаза одному мальчику из моего бывшего класса, Володе. Его семья недавно переехала в наш посёлок, и Вова пришёл в класс, когда я уже ушла в техникум. Как-то раз одноклассница, оставшаяся в школе, познакомила нас при встрече. Володя мне понравился, но меньше, чем я ему. Характер у меня был так себе, что я парню постоянно и демонстрировала.

Мы гуляли с Володей почти весь его девятый класс и мой первый курс. Он очень трогательно ко мне относился, с ним у меня случился первый неумелый поцелуй. С Вовой связаны и прогулки по вечерам, и первые подаренные мне цветы – скромный букетик фиалок.

Но мне казалось, что я заслуживаю большего, ведь в юности многие считают себя пупом земли. И однажды после небольшой ссоры, которую я же и спровоцировала, сказала Володе, чтобы он ко мне больше не приходил. Парень был очень расстроен, пытался меня вернуть, подсылал других ребят, чтобы со мной поговорили. Но мне уже попала вожжа под хвост, и я оставалась непреклонной.

Правда, нужно сказать, горевал Вова недолго и вскоре начал встречаться с той самой одноклассницей, которая нас друг другу представила. А что, мальчик красивый, учился хорошо и отбоя от девиц не знал. Но я была из категории девочек, которые сами не понимают, чего хотят, потому, хотя и спровоцировала разрыв, новое увлечение Вовы очень не понравилось. Меня выводил из себя сам факт, что он слишком быстро успокоился. Поэтому кроме встречи с одноклассниками, общения и танцев ужасно хотела сразить «бывшего» наповал, чтобы, увидев меня, он потерял дар речи.

Мы с Мариной появились в школе не сразу. Официальная часть нам на фиг не сдалась. Рукоплескания, воспоминания и восторги в адрес бывших учителей тоже не интересовали, тем более эти учителя никогда не любили меня, резкую и языкастую девицу. Поэтому мы решили прийти к началу дискотеки.

Разрисовали чёрным гримом свои мордочки, а оделись ещё круче. Я облачилась в длинную вязаную юбку, нацепила кофту в спортивном стиле «монтана» – такие в восьмидесятые носили все поголовно. Эти кофты доставали на барахолке, стоили они довольно дорого. Чтобы купить «монтану» и сапоги, я три летних месяца после первого курса работала в пионерском лагере и убирала дачи, на которых жили словацкие пионеры, приезжавшие к нам по обмену из городов-побратимов.

Югославские сапоги смотрелись сногсшибательно: удивительного кофейного цвета, из мягчайшей замши, на небольшой платформе, очень изящные. Но каблук при этом был необычно высоким и в то же время широким и устойчивым. В этих сапогах я чувствовала себя весьма комфортно, просто обожала их – не только за красоту, а ещё за то, что смогла купить на заработанные деньги, а не вытянуть на свою «хотелку» из очень скромного семейного бюджета.

Ногти накрасила ярко-красным лаком, на запястья надела кучу пластмассовых разноцветных браслетов. Химию тогда ещё не использовала, начала делать её позднее, но короткие волосы начесала до умопомрачения. Вдобавок напудрила чёлку, чтобы та казалась седой.

Маринка выглядела ещё круче. Чёрное платье с люрексом и запахом, из которого дерзко выглядывала стройная ножка. Волосы были выкрашены в чёрный цвет такого насыщенного оттенка, что даже кладбищенские вороны показались бы светлее головы моей подруженции. На красивых пухленьких губках Маринки красовалась также чёрная помада, что ей, кстати, не шло. Но мода, опять мода, чтоб её дождь намочил!

На подруге были тёмно-синие австрийские сапоги на 12-сантиметровой шпильке. Как она умудрялась в них ходить, да ещё и выплясывать, осталось для меня загадкой.

Длинные и острые ногти Марина накрасила тёмно-коричневым лаком. На шею нацепила бусы из каких-то деревянных брусков разной формы, при этом загадочно заявив, что это «бусы-обереги». «Я верю, что сегодня мы найдём женихов», – пояснила Маринка.

Конечно, всё это подружка сказала для смеха, но по нашему внешнему виду было понятно, что «женихи» не помешали бы – ведь кто-то должен оценить наши старания. А иначе к чему весь этот нарочитый образ крутых продвинутых девиц?

И вот мы, две девушки в стиле «вамп», наконец-то появились в школе и сразу же направились в центр актового зала, откуда стулья уже отодвинули к стене, чтобы освободить место для танцев. Электрические лампы выключили, но не все. Молодёжь загалдела, чтобы погасили и оставшиеся, но учителя были непреклонны и только позволили приглушить свет.

Под потолком закрутился зеркальный шар, бросавший сказочные блики на танцующих. Этот таинственный свет выхватывал то парней в скромных костюмах, то девушек в лёгких воздушных платьях с минимумом косметики на лицах и туфельках на невысоких каблучках, некоторые ещё носили косы. И тут вдруг мы, две разукрашенные «вампирши», ломаем коленца под музыку французской группы «Спейс», двигаемся очень энергично, модно, танцуем как люди, проводящие много времени на дискотеках. Держимся слишком уверенно, но, похоже, это всем по барабану.

В какой-то момент луч света выхватил Володю, который жался к стене и с ужасом смотрел на меня. В его взгляде уже не было ни капли нежности, тепла и сожаления, что мы расстались, а только нескрываемое удивление: в кого я превратилась. К тому же Вова пришёл с той самой одноклассницей и держал её за руку. Эта девочка была как все – милое девичье платьице с рукавами фонариком, коса до пояса.

М-да. Нужного эффекта произвести не удалось. Маринка тоже кусала губы, она считала себя немыслимой красоткой, впрочем, как и я. В принципе, так оно и было, но на медленный танец нас никто не пригласил. А я ухмылялась, пытаясь скрыть смущение. Мы пришлись явно не ко двору и сами это начали понимать. Поэтому отплясав ещё несколько танцев, стали собираться.

Тут ко мне подошла бывшая одноклассница, но не Вовкина подружка – та боялась на меня даже взглянуть, – и робко спросила:
– Вера, это ты?
– Да.
– А я тебя сразу и не узнала. Ты так изменилась.

Не стала ей объяснять, что давно чувствую себя взрослой, получаю стипендию, летом работаю и по сути делаю что хочу. Зачем однокласснице это знать сейчас? Окончит школу, тогда поймёт.

Маринка зевала и тянула меня за рукав:
– Пошли отсюда. Пошли, а?
– Пока, – попрощалась я с той девочкой, смотревшей на меня с грустью и удивлением.
– А как живёшь-то? Как учишься? – напоследок спросила она меня.
– Всё нормально. Учусь? – я усмехнулась. – Ну так, учусь. Стипу платят.
– Чего платят?
– Стипу. Мы так стипендию называем.
– А на кого учишься?
– Сама пока не знаю, АСУ какая-то. Ещё мало что понятно. Погляжу, когда окончу, ещё три года париться.

Свой спич я закончила нервным смешком. Одноклассница выглядела совершенно растерянной. А мы с Мариной удалились с гордо поднятыми головами. Ну а что ещё нам оставалось делать после такого провала?

Впереди ждала целая жизнь.