Когда восьмилетний внук узнал, что на осенние каникулы они с мамой, младшим братом и бабушкой поедут на турецкое Средиземноморье, его реакция была неожиданной, отчасти он даже был возмущён:
– А что, кроме Турции, никаких других стран для отдыха нет?

Мне тут же на ум пришла поговорка из моей советской молодости: «курица – не птица, Болгария – не заграница». Видите ли, нашему третьекласснику уже надоел ежегодный отдых в пятизвёздочных отелях, а ведь в своё время мы прыгали до потолка, когда удавалось попасть в число счастливчиков, которым дозволялось выехать в одну из соцстран. Для меня такой страной в первой половине восьмидесятых как раз стала Болгария.

До этого успев побывать в различных уголках нашей необъятной Родины, я не был ошарашен или очарован заграницей. От той поездки в памяти осталось немногое – помню, что привёз младшему сыну кроссовки, которых в нашем миллионном городе ни у кого не было, и что фраза «мне двойной виски», которую мы слышали в ковбойских фильмах, вовсе не означает большую дозу спиртного. 80 граммов – разве это серьёзно?

Потом мне довелось много раз побывать в Болгарии. Чтобы узнать страну и народ, мало глядеть на них из окна туристического автобуса. В нашей академии училось много болгарских аспирантов. Один из них купил у местных барыг цветной телевизор с самым большим на тот момент экраном. Это сейчас телевизоры плоские и лёгкие, а тогда парню пришлось позвать меня, чтобы помог довезти «добычу». Тем более что вёз он много чего и кроме телевизора.

Так вот, у меня, отца двоих мальчишек-школьников, в пору всеобщего дефицита был свой интерес в той поездке в Болгарию.

Сам впоследствии удивлялся, как я, имея столь успешный начальный опыт, не превратился в профессионального челнока. За три килограмма кофейных зёрен, купленных в 1989 году в Москве, или за ящик мыла «Палмолив», привезённый из России, в Болгарии можно было одеть с ног до головы всю родню. Одарив при этом женскую часть серебряными украшениями на любой вкус.

Но не о коммерческой составляющей моих поездок хочется сейчас вспоминать. Удивляли меня, удивлял и я.

Приехав в гости к своему однокурснику в небольшой городок недалеко от границы с Македонией, я увидел во дворе солидную поленницу дров. Стояла тёплая декабрьская погода.

– И на сколько зим наготовили дровишек? – поинтересовался я, уже имея представление о том, что за зимы тут у моих гостеприимных хозяев.

Настала их очередь удивляться:
– Как на сколько? Боимся, хватит ли на эту.

Только зайдя в дом, я понял, что их опасения не напрасны. В каждой комнате стояла печь-буржуйка с трубой, выведенной прямо на улицу.

Потом я побывал даже в болгарских многоэтажных домах, но нигде не видел центрального отопления. Зимние вечера вся семья обычно коротала в кухне-столовой. Там стояла железная печь с плитой, которая топилась постоянно. Подобная расточительность меня удивляла, ведь большая часть тепла уходила на улицу.

Я понял, что говорить об этом с моим приятелем, будущим культурологом Николаем, бесполезно. И на следующий день завёл разговор с его зятем Христо, который показался мне более приспособленным к жизни. Я спросил, сложно ли купить в их городе жестяные трубы для дымохода.

Часа через три мы вместе с Христо, у которого руки действительно росли из нужного места, завершили монтаж нового дымохода, который получился длиннее прежнего на целых два витка и нагревал комнату раза в три сильнее.

Потом меня озадачила колка дров. Когда я вызвался помочь, мне вручили топор. Он совершенно не годился для такого дела. Это было нечто, напоминающее турецкий ятаган, какие я видел на картинках. Обушок толщиной с мой указательный палец. Забегая вперёд, скажу, что впоследствии мой болгарский приятель Николай чуть ли не матом крыл меня за то, что я познакомил обитателей их городка с настоящим русским колуном. Заказы от соседей он не успевал принимать, а учитывая вес каждого колуна, ему было за что меня костерить.

Болгарская кухня великолепна, но я решил познакомить хозяев и с русскими блюдами. Не мудрствуя лукаво остановился на пельменях. Но первым делом мы отправились в магазин – неприлично и не патриотично есть пельмени под ракию или под вино, пусть даже великолепное.

Русский национальный напиток мы обнаружили в магазинчике, который держала молодая пара из незалежной. Взяв в руки бутылку «Столичной», я сразу заметил неладное.

– Николай, это подделка. Где разливали, в гараже? – обратился к продавщице.
– Да шо вы такое говорите! – возмутилась гарна дивчина. Но когда я объяснил ей особенности наклеивания этикетки фабричным и ручным способом, быстро увела меня в подсобку и со значительной скидкой продала нормальный товар, лишь бы я перестал отпугивать покупателей своими познаниями.

Перед тем как сесть за праздничный стол, Николай объявил, что пригласил на «русский ужин» Петю и Васю. Я сразу подумал, что литра «Пшеничной» для стольких мужиков маловато, а когда в дом ввалились две девицы, не сразу сообразил, что они и есть Петя с Васей. Нет, это не прозвища и не краткие варианты, а полноценные паспортные имена.

Как-то раз мы пересаживались с одной железнодорожной ветки на другую. До поезда оставалось около получаса. На Родине мне даже в голову не пришло бы коротать это время в кафе. Ведь пока дождались бы официантку, поезд продолжил бы свой маршрут без нас.

Но тут Николай и его подруга Маргарита заказали себе кофе, а я пиво. Всё заказанное оказалось на столе почти мгновенно. И тут же раздался возмущённый крик Маргариты. Она указала официанту на ободок чашечки с еле заметным следом от губной помады. Не успел я осушить свой бокал, как при личном участии хозяина заведения скандал был замят. Наш заказ бесплатно продублировали. Меня, воспитанного суровым советским общепитом, данное происшествие не могло не впечатлить. Потом, уже сидя в вагоне для некурящих, я в шутку предложил:
– Марги, отныне заходим в кафе, делаем заказ, ты обмазываешь посуду помадой, и я на халяву выпиваю своё пиво. Договорились?

Я ждал, что мои попутчики рассмеются, оценив шутку. Но неожиданно повисло молчание. В эту минуту я впервые отчётливо почувствовал разницу наших менталитетов.

Это чувство усилила последующая реплика Николая:
– Теперь я понимаю, как русские в Америке умудряются разбавлять бензин водой.

Я не стал обижаться за неведомых мне соотечественников за океаном.

В университете я изучал арабский, на кандидатский минимум сдал немецкий, но свободно могу говорить лишь на болгарском. Этим я, как ни парадоксально, обязан писателю Эдуарду Тополю, хоть и не являюсь ярым поклонником его творчества. Дело в том, что один из его романов в переводе на болгарский попал мне в руки в начале девяностого года. Оттуда я и набрался лексики, а в разговорной практике – отшлифовал.