Я ехал по пустой трассе и на обочине увидел фигурку молодого человека с детской коляской. Он обернулся и поднял руку, как было не остановиться?

На вид парню не больше двадцати. В коляске сидел примерно двухгодовалый мальчишка.

– Еду в Вознесенск диплом восстанавливать, иначе на работу не возьмут, – рассказал попутчик, представившийся Сашей. – Там в шараге учился после интерната, но потерял документы. Димку оставить не с кем, а на автобус нет денег.

Судя по всему, пацаны не ели с утра.

– Заедем, перекусим, – свернул я в сторону придорожного кафе. – Успеешь в свою шарагу.

Пока мои спутники изучали меню, я их рассматривал. У Саши широкие скулы, крупный нос. Волосы, остриженные машинкой. Внешне излучал спокойствие, но за ним угадывались грубость и сила. Димка похож на папу, но лицо по-детски живое, весёлое.

Малыш с интересом разглядывал всё вокруг.

– Мама у Димки есть?
– Есть. Только она ушла.
– Куда?
– Не знаю, – пожал плечами Саша. – Просыпаюсь утром, её нет.
– Давай по порядку. Значит, ты жил в интернате?
– Да, – кивнул Саша. – Потом поступил в колледж на маляра-штукатура. Встречался с однокурсницей, тоже интернатовской. Ребёнок родился, его сразу забрали в приют. После учёбы мы поженились, сняли домик. Ребёнка нам вернули. У меня все документы с собой, могу показать.
– А что с жильём?

Саша опустил глаза.

– Есть дом в деревне от родителей, поэтому государственное жильё нам не положено. Но в деревне нечего делать, там одни старики да алкаши. Жена должна была получить квартиру в родном посёлке. После колледжа поехали туда, она в очередь встала. Теперь пропала. Телефон выключила, в соцсетях не появляется. Потом меня друг пригласил – у них на гипсовом заводе зарплата хорошая. Пока у него живу. Но чтобы работать, нужен диплом.
– Сына куда денешь?
– Надо в садик устраивать.

«Куда ему деваться? – размышлял я. – Жена сбежала, жилья нет. С ребёнком на руках никуда не устроишься».

Саша заботливо кормил сына кашей с ложки, а тот улыбался измазанным ртом и влюблённо смотрел на папу. Интересно, каково это – когда сначала ты сиротка, никому не нужная в целом мире, а потом вдруг рядом появляется человек, который любит тебя больше всех на свете?

С Сашиного разрешения я снял смартфоном его документы.

– Вот на дорогу, – я сунул тысячную купюру. – Запиши мой номер, если не сможешь уехать обратно, не мотайся с ребёнком по трассе, позвони. В любом случае позвони, когда вернёшься к другу.

Саша молча взял деньги.

Дома я нашёл страничку Саши в соцсети – почти пустая. Зато в друзьях у него обнаружил интернатского педагога, отправил ей сообщение.

Нашёл и страничку сбежавшей жены. Много фотографий. На нечётких снимках мать и дитя. Хотя можно подумать, что это старшая сестра с братиком – так молодо выглядела девушка. Неровная чёлка, большие чёрные глаза…

Вскоре пришёл ответ от учительницы.

«Здравствуйте, – писала женщина. – Я была Сашиным педагогом в старших классах коррекционного интерната. Ничего хорошего о нём сказать не могу. Врал, прогуливал занятия, запросто может обмануть. Чтобы не наделать ошибок, вам нужно кое-что знать о выпускниках таких учреждений.

Они совершенно не приспособлены к жизни. В интернате живут на всём готовом, и эта модель поведения у многих прочно входит в сознание. Иногда они не могут сделать элементарных вещей: организовать быт, найти работу, распланировать расходы. Часто живут все вместе в квартире одного из товарищей. Легко подчиняются влиянию взрослых, поэтому их вовлекают в преступные сообщества. Такие ребята очень эгоистичны, не способны относиться к окружающим с пониманием. Не испытывают благодарности, принимая добро как должное. В коррекционные учреждения обычно попадают дети с диагнозом «умственная отсталость». Те, кому удаётся подтвердить его после совершеннолетия, получают статус «инвалид детства» и живут на пенсию. Но инвалидность дают крайне редко. Что происходит с такими детьми после выпуска, проследить сложно, контакты прерываются. Есть данные, что полноценно социализируется лишь один из десяти, хотя я в это не верю. Но другой статистики у нас нет».

Я взглянул на ситуацию другими глазами. Саша не просто человек в трудной ситуации, которому достаточно протянуть руку помощи. Он – расслабленный, никогда не умел существовать самостоятельно и даже не представляет, как это делается. И главное, не понимает, зачем это нужно. Душевный калека, «инвалид детства». Но кто знает, может, он и есть один из десяти, способный выкарабкаться? Вдруг жизнерадостный малыш станет для отца маячком, ведущим к нормальной жизни?

Саша позвонил вечером, сообщил, что добрался. Копию диплома не получил, всё было закрыто. Я обрадовался: раз обратился ко мне, значит, не обманывает, и ему действительно нужна помощь.

На другой день я позвонил в соцзащиту, решил проконсультироваться.

– Ребёнка заберут, это вопрос времени, – ответила сотрудница. – Отец-одиночка, безработный, бродяжничает. Лучший вариант для него – самому написать заявление о помещении сына в приют на полгода, на время трудной жизненной ситуации. Но если продолжит прежний образ жизни, ребёнка отберут, а его ограничат в родительских правах…

Отдать Димку в приют? Но дом и родители ему сейчас нужнее казённых воспитателей! А поставить Сашку на верный путь может только ответственность за другое существо. Надо, чтобы маленький человек находился рядом и постоянно требовал еды, заботы и ласки. Чтобы, как котёнок, мял родителя лапками, вытягивая из него любовь, как молоко из тёплого кошачьего брюшка.

Хорошо бы найти неравнодушных людей. Может, новым знакомым найдётся место при церкви? Я вспомнил, как в прошлом году посетил небольшой монастырь, где познакомился с добрейшей матушкой игуменьей. Нашёл её номер.

– К сожалению, ничем не сможем помочь, – ответила матушка. – В монастыре нет условий для ребёнка. Но одному священнику, кажется, нужен работник на приходе. В посёлке есть детский садик. Уточню.

Я позвонил Саше и сказал, что привезу продукты.

– Это жильё друга, от государства, – рассказывал Саша, встретив меня в однушке на окраине города. Большой пакет из «Пятёрочки» он принял без эмоций.

В квартире было грязно, замызганные обои, минимум мебели. В комнатушке едва помещались старенький стол со стулом и кровать, на которой Димка играл с плюшевым зайчиком.

Я присел на стул.

– Саша, есть разговор. Опека может в любой момент забрать Димку. Либо ты добровольно отдаёшь ребёнка в приют на полгода и за это время находишь работу и жильё, либо тебя лишат родительских прав. Но есть вариант. Один батюшка вроде бы готов взять тебя на работу. Там в посёлке есть садик.
– А какая зарплата? – перебил Саша.
– Пока не знаю. Но какая бы ни была, это лучший вариант. Там верующие люди, они позаботятся о вас, не бросят. Можно ещё раз взглянуть на твои документы?

Саша достал папку. Я открыл трудовую книжку и прочитал запись годовой давности: «Принят на должность разнорабочего в церковь Рождества Иоанна Предтечи». Месяц назад уволен по собственному желанию.

– Да ты в храме работал! – удивился я. – А почему уволился?
– Платили мало.
– А где сейчас много платят, – вздохнул я.
– На гипсовом заводе, – подсказал Саша. – Друг говорит, тридцать-сорок тысяч.
– Он там работает?
– Нет, но собирается устроиться.
– Никто не даст тебе такую зарплату без квалификации и стажа, – возразил я. – А Димку заберут. Давай попробуем мой вариант.
– Ну, давайте, – без особой охоты согласился Саша.

Дома я получил сообщение от игуменьи с номером телефона священника.

– Как его имя-фамилия? – уточнил батюшка.

Я назвал.

– Объявился, значит, Санёк, – неожиданно сказал батюшка. – Наталья, слышишь? Сашка нашёлся. Сейчас матушку дам, она всё объяснит.

В трубке раздался взволнованный женский голос:
– Здравствуйте! Что с Сашей? Натворил что-нибудь?
– Пока нет, просто я его подвозил с ребёнком. Вот, пытаюсь чем-нибудь помочь. Значит, вы знакомы?

Саша с Леной появились в посёлке два года назад. Лена оттуда родом, но родственников у неё не осталось. Отец Вячеслав, узнав их историю, устроил Сашу на работу в храм.

– Не ахти какой работник, – вспоминала матушка Наталья. – Надо следить и понукать, а не смотришь – он и не работает. Но батюшка держал его, платил, сколько доходы позволяли, а какие доходы у храмика в захолустье? Зато прихожане нашли ребятам небольшой домик. Жалели сироток: подкидывали то яиц, то молочка. Сашу с Леной обвенчали. Димку забрали из приюта и устроили в садик. Но молодые вели себя порой некрасиво. Могли прийти и потребовать: дайте мяса, у нас кончилось. Всю зарплату тратили на телефон и сигареты. И, что удивительно, никогда даже спасибо не скажут.

Они как у Христа за пазухой прожили на приходе целый год, пока Саше не позвонил интернатский друг. Наобещал золотые горы на гипсовом заводе, и молодой отец затосковал. Всё ему теперь не нравилось – и зарплата маленькая, и работа тяжёлая, и посёлок скучный. Стал убеждать жену уехать, а Лена не хотела. Саша злился, начал выпивать.

– Напился, видно, Лену ударил, – поведала матушка. – А она же неблагополучный ребёнок, с головой не всё в порядке. Отец её тоже пил, на глазах у девочки бил мать. Вот она и ушла. Думали, вернётся, помирятся… А потом и Саша уволился, не жилось ему у нас.
– Матушка, Саше некуда идти. Может, примете блудного сына?
– Примем, что ж поделать, – вздохнула женщина. – Кому он ещё нужен?

Я позвонил Саше.

– Вас с Димкой ждут дома. Матушка Наталья о вас беспокоится, она поможет исправить всё, что ты успел наделать. Поверь мне, она единственный человек, которому вы нужны. Звони в любое время, я вас отвезу.

Но Саша мне так и не позвонил.