Эта загадочная история произошла, когда я была совсем ещё юной и отправилась в свою первую киноэкспедицию в качестве гримёра. И по всем составляющим должна была пребывать в абсолютном счастье: лето, море, славный город Севастополь, молодая и задорная творческая группа, новые впечатления…

Но весь первый месяц съёмок я не выныривала из моря слёз, ведь перед самым отъездом в экспедицию рассталась с любимым мальчиком – родители увозили его навсегда в чужую далёкую страну.

Слёзы слезами, но ведь зачем-то в моём чемодане лежали первое в жизни вечернее платье и лакированные мамины туфельки на шпильках, а страдать юной барышне по несчастной любви совсем необязательно в душном гостиничном номере, всё это можно прекрасно проделывать с книжкой в руках на какой-нибудь тихой лавочке у моря. Тем более что летними вечерами так трагически шумит прибой, так надрывно стрекочут цикады.

Нарядившись в платье до пят, сшитое эксцентричной маминой портнихой, я убегала по вечерам от шумной киношной компании и отправлялась красиво страдать на Графскую пристань.

Книжка, страницы которой я окропляла слезами, была серьёзной, нравоучительной и быстро мне наскучила, а там, у причалов, так призывно покачивались на волнах ялики и катера. И вот однажды вечером, насидевшись на лавочке, я решительно захлопнула книгу на самом глубокомысленном абзаце и отправилась искать расписание прогулочных корабликов.

Тётенька в кассе уже закрывала окошко и сказала, что на сегодня морские экскурсии закончились. Огорчённая, я брела от причала к причалу, рассматривая лодки и катера, и остановилась у кораблика под названием «Вихрь», на борту которого сворачивали канат паренёк в тельняшке и мужчина в морском кителе и белой капитанской фуражке.

– Простите, у вас прогулочный кораблик? – с надеждой обратилась я к мужчине. – Вы сегодня ещё катаете?

Он так прожёг меня пристальным взглядом своих чёрных глаз, что я даже вздрогнула, но, будто спохватившись, он тут же притушил их демонический огонь, слегка прищурившись.

– Капитан Могилевский, – представился мужчина. – На сегодня все экскурсии закрыты, море неспокойно, опасно, знаете ли.

Я удивлённо посмотрела на совершенно шёлковую гладь воды, он перехватил мой взгляд.

– Море – животное коварное, притаилось, но видите вон те алые блики на горизонте? Верный знак надвигающегося шторма. Понятный только посвящённым, конечно.

Я взглянула на горизонт – блики действительно были алые, но я-то, глупая, думала, что это просто отблески заходящего солнца.

– Так на какую экскурсию вы собираетесь? – спросил капитан неожиданно деловито. – Есть обзорная по бухте, а есть такая, что не для всех…
– Это какая же? – я затаила дыхание.
– Вы были когда-нибудь на кладбище кораблей? Но отправляться надо прямо сейчас, чтобы успеть до шторма.
– А как же другие пассажиры? – опешила я. – Вы меня одну, что ли, повезёте?
– Боитесь, – разочарованно усмехнулся капитан. – Ну нет так нет. Билетные кассы уже закрыты, народ на прогулку мы не соберём. Может, это и к лучшему.

Капитан сложил руки на груди, сощурился на опасные алые блики горизонта и потерял ко мне интерес.

– Постойте, капитан, а если я соберу вам народ, тогда мы отправимся на кладбище? – меня прямо захватила эта идея. – У вас есть рупор?
– Допустим, найдётся, – приподнял одну бровь капитан и приказал парню в тельняшке: – Сергей, притащи говорильник из рубки.

Парень в тельняшке, который всё это время не участвовал в беседе, делая вид, будто очень занят свёртыванием каната, оживился, принёс из рубки громкоговоритель, объяснил мне, как им пользоваться, и приготовился ждать, что же будет.

Никогда прежде я не занималась ораторством, не зазывала народ на представления, но отступать было поздно. Поначалу я с трудом подбирала слова:
– Граждане отдыхающие, дамы и господа, товарищи и люди, приглашаем вас на таинственную морскую прогулку «не для всех» на загадочном катере «Смерч»!
– «Вихрь», – поправил меня капитан.
– Простите, конечно же, «Вихрь»! – подхватила я, осмелев. – Корабль переименовали после того, как отбили у пиратов, и мы ещё не очень привыкли к новому названию!

Парень в тельняшке заржал, но капитан остановил его жестом и кивнул мне, чтобы я продолжала.

К нам подошла молодая парочка.

– Влюблённые на борту приветствуются! – крикнула я на них в громкоговоритель, едва не оглушив девушку.

Теперь уже и не вспомню дословно, какую я тогда несла вдохновенную чушь, как расписывала наше удивительное путешествие, но худо-бедно собрала человек шесть на прогулку. Публика оказалась разномастная: влюблённая парочка, дядька в помятом пиджаке, который без дела слонялся по причалу, хмуро пиная пустую консервную банку, одинокая дамочка с клеёнчатым ридикюлем и фиолетовым начёсом, две весёлые чуть подвыпившие тётки с одним кавалером на двоих.

Все мы сидели на лавочках кокпита, парень в тельняшке вёл катер, а капитан возвышался над нами и захватывающе интересно рассказывал какие-то поразительные факты из истории Севастополя, даже читал стихи. На меня все поглядывали с уважением, думая, что я важная персона на этом судне, тем более что капитан набросил на мои голые озябшие плечи свой форменный китель, а мне это страшно льстило.

Однако дальше обзора бухты экскурсия не продвинулась. Впрочем, быстро темнело, все замёрзли от морского ветерка и хотели на берег. Когда мы причалили обратно и народ покинул катер, я тоже собиралась распрощаться с капитаном, несколько обиженная, что он не отвёз нас в таинственное место. Я протянула ему руку, он задержал её в своей ладони и заглянул мне в глаза магнетическим взглядом.

– Куда вы, а кладбище кораблей? Я же говорил, что эта экскурсия не для всех, и не мог повезти в такое сильное эзотерическое место двух пьяных хуторянок с малограмотным трактористом, фиолетовую сердечницу, подверженную инфарктам, и помятого ксенофоба, склонного к агрессии.

Я растерялась от таких хлёстких характеристик и робко спросила:
– А влюблённые? Они же вроде нормальные ребята?
– Влюблённым в это место вообще не надо, они слепы и глухи в своём коконе счастья, им сейчас лучше в парк на аттракционы. А вот вам, Наташа, как раз стоило бы попасть в это место силы и разобраться со своими чувствами, – капитан будто вскрывал мне грудную клетку пронзительным взглядом. – Вы же совершенно потеряны и глубоко несчастны…

Своего помощника он отпустил на берег и повёл катер сам. Когда мы подошли на кораблике к заветному месту в бухте, по моей спине побежали мурашки: в бледно-розовых подтёках последних закатных лучей, в расползающихся чернильных сумерках, перемешавших воедино и море, и небо, всё ещё можно было разглядеть, как замерли над водой скорбными призраками растерзанные полузатонувшие тела проржавелых барж и буксиров, как безнадёжно топорщили вверх свои изглоданные солью мачты военные катера, как жалки были порезанные ломтями останки некогда великого и ужасного эсминца, а между всем этим корабельным сухостоем безвольно, словно дохлая акула, дрейфовала некогда зловещая немецкая подводная лодка.

Зрелище это было жуткое и торжественное одновременно.

У пристани, почти зачернённой мраком, угадывались длинные жирафовые шеи плавучих кранов. Капитан подвёл катер к самому причалу, пришвартовал его, и мы вернулись в тёплый кубрик. Сели за столик, я очень хотела горячего чая и вдруг расплакалась. Капитан Могилевский внимательно посмотрел на меня, достал из шкафчика бутылку водки, поставил на стол.

– Как и следовало ожидать, у вас случился катарсис.
– Водку не пью, – шмыгнула я носом.
– А мы её будем не пить, мы её будем разговаривать.

Могилевский взял мою руку и стал водить своим пальцем по линиям моей ладони, как учитель указкой по географической карте на классной доске, он рассказал про меня всё, будто до этого подглядывал за моей несчастной любовью в замочную скважину.

– Откуда вы всё про меня знаете? – хлопала я мокрыми ресницами.
– Я же колдун и вижу не только ваше прошлое, но и будущее, – краем губ улыбнулся он.

Любой мало-мальски опытной женщине было бы ясно заранее, чем закончится такого рода приключение – ночью, наедине с мужчиной, да ещё и под бутылку водки, – но я была наивной девицей и не очень дружила с причинно-следственной связью. Когда капитан Могилевский властно притянул меня к себе с совершенно конкретной целью, я крайне удивилась и даже возмутилась – ведь только что мы обсуждали с ним мою несчастную любовь, разбитое сердце, и вдруг такое коварное нападение с его стороны!

Я с силой отпихнула капитана, сказала ему что-то резкое, вскочила из-за столика и бросилась к выходу.

– Ну, побегай, побегай по палубе, проветрись, – усмехнулся он, грубо перейдя на «ты». – Куда ты денешься с подводной лодки!

Оказавшись на палубе, я огляделась – деваться и вправду было некуда: густая ночь, вокруг кораблика чёрная гладь воды, судно хоть и пришвартовано к берегу, но канат сильно размотался, и кораблик отнесло от причала метров на шесть-восемь. Я оказалась в ловушке.

Капитан вышел на палубу и, скрестив руки на груди, самодовольно наблюдал за моими метаниями. От злости и беспомощности я схватилась за канат и решила притянуть кораблик к причалу. Капитан не мешал, только следил за моими действиями с большим любопытством.

Вонзившись в палубу шпильками каблуков, пыхтя от натуги, по сантиметрику я подтягивала конец на себя. Ни до этой истории, ни после неё я не пришвартовывала судно и до сих пор не знаю, возможно ли это сделать в нормальном состоянии хрупкой неопытной девушке, но тогда, на выбросе адреналина, у меня получилось!

Дальше я полезла через борт на причал. Капитан не спешил за мной, не препятствовал побегу, только надменно заметил:
– Куда ты собралась? Там высокий забор, ворота заперты, тебе сейчас сторож в попу солью выстрелит или какие-нибудь бродяги накажут! Возвращайся, ненормальная!
– Врёшь, не возьмёшь! – крепкий напиток придал мне лихости. – Прорвёмся!

Когда я уже оказалась на берегу, капитан напророчил вслед:
– Я тебя приворожил, дура, я же колдун. Завтра проснёшься и поймёшь, что жить без меня не можешь. Сама прибежишь…
– Ни фига! И, кстати, шторма-то никакого и не было! – я показала ему язык и поспешила к воротам.

Металлические ворота действительно оказались на замке и были очень высокими, мне даже пришлось задрать голову, чтобы увидеть, где они заканчиваются. Безрезультатно подёргав навесной замок, я в панике огляделась по сторонам: темень, будка сторожа, рядом навалены какие-то ящики, видны очертания лодок, лежащих вверх дном, и металлическая свалка. Длинный глухой забор как влево, так и вправо тонул во мраке.

Выхода не было, я поставила пару ящиков друг на друга и принялась карабкаться на ворота.

Не знаю, каким чудом, но, путаясь в длинной юбке острыми каблуками и слыша, как трещит подол, я всё-таки оказалась верхом на воротах. Они гулко громыхали подо мной и разбудили сторожа. Свет в будке загорелся, сонный дядька высунулся в окно, завертел головой, увидел меня и, кажется, на минуту помешался – дамочка в вечернем платье на заборе ночью в промышленной зоне!

Сторож закричал нечто нечленораздельное, я бросила последний взгляд на кораблик – капитан по-прежнему стоял, скрестив на груди руки, не веря до конца в реальность моей затеи. Плохо помню, как спустилась, но приземлилась без увечий. Пробралась через колючие кусты, и тут мне открылась убийственная картина – пустая автотрасса на фоне чернеющих гор, и всё! Где я, куда идти, как долго – я понятия не имела…

Но тут, как по волшебству, из темноты засветились два огонька фар, я выбросила руку вперёд, голосуя всем своим существом. Машина остановилась, я рванула к ней, ухватилась за ручку дверцы. Медленно опустилось стекло, в салоне сидели два парня. Они рассматривали меня с совершенно обалделым видом.

– Подбросьте до города, только быстрее! – запыхавшись, потребовала я. – От колдуна сбежала, за мной гонится сторож с ружьём, денег – три рубля!

Парни молчали добрую половину пути, только с опаской посматривали на меня в зеркало заднего вида. Я же сумбурно рассказывала им свои приключения, и мне даже в голову не приходило, что, вырвавшись от одного опасного мужика, среди ночи, в горах, я добровольно села в незнакомую машину к двум другим потенциально опасным типам. Но парни и сами боялись – правда, за меня – поэтому довезли безумную девицу до самой гостиницы. А там, на ступеньках, уже стояла часть съёмочной группы, разрабатывая план поисковой операции по спасению сгинувшего в ночи гримёра.

Стоит ли говорить, что мне прилично досталось от товарищей: наперебой они начали орать, кто я, что со мной нужно сделать и какими изощрёнными способами.

Проснувшись утром в гостиничном номере, который мы делили с реквизитором Машкой, я провела внутреннюю ревизию чувств и с ужасом осознала, что капитан оказался прав: неужели я на самом деле влюбилась в него по уши, или он наколдовал на меня какое-то проклятие?

Я поделилась своими сомнениями с подругой. Хмурая и не выспавшаяся Машка поставила циничный диагноз: «Всё просто, Старышка, это похмелье!»

Машка отпаивала меня крепким сладким чаем, насильно совала под холодный душ и ворчала:
– Возись теперь тут с тобой! Первый выходной за две недели, алкоголичка на мою голову!
– Ты не понимаешь, Могилевский натуральный колдун! – защищалась я. – Меня колотит, как в лихорадке, и тянет к нему против воли! Я пойду сегодня к нему на кораблик и потребую, чтобы он снял с меня заклятие…
– Только попробуй выйти из номера, психическая! – вскинулась Машка. – Всё, ты под домашним арестом!

Однако и в Машкину голову закрались сомнения. Она достала из тумбочки колоду карт и стала метать хитрый пасьянс, который у неё никак не складывался.

– Да уж, чертовщина какая-то! – вконец рассердилась Машка. – Сейчас позову ребят, будем думать…

Она вышла из номера, заперла меня на ключ, как буйнопомешанную, но скоро вернулась вместе с администратором группы Ромкой Горелкиным и помрежем Сашкой.

Совещание нашей могучей кучки проходило горячо, Машка уже полностью перешла на мою сторону.

– Вы только посмотрите на неё, это же ненормально! – Машка схватила меня за подбородок и повертела моим безвольным лицом из стороны в сторону. – Что он с ней сделал? Я разложила пасьянс, вокруг бубновой дамы сплошные пики! А ты, Старышка, тоже молодец – отправиться с человеком по фамилии Могилевский ночью на кладбище! Может, он выпил из тебя живую кровь и теперь ты зомби?
– Маша, окстись! – закатил глаза Горелкин. – Я думал, здесь только одна больная, а вас тут пара сумасшедших, редкое явление в психиатрии. Какое, на фиг, кладбище? Это обычное предприятие «Вторчермет» в Инкермане, туда пригоняют списанные суда для разделки на металлолом. Какая мистика? Да там местные пацаны целыми днями на корабельных винтах загорают и мидии на костре жарят!

Я вспомнила жуткое ночное зрелище и передёрнула плечами.

– Может, эти пацаны даже не догадываются об истинной сути бухты. Могилевский говорил, что это место эзотерическое и открывается не всем, а только посвящённым.
– Ага, и только после бутылки водки, – кивнул Горелкин. – Вот же гад! В общем так. Капитана этого, сдвинувшего по фазе Старышку, надо прояснять, пусть он и нам продемонстрирует сеанс чёрной магии, но только с полным её разоблачением. А если вилять начнёт, начистим ему вывеску! Быстро собирайтесь, и всей командой дуем на причал.
– Точно, а я возьму свои нунчаки! – оживился помреж Сашка, который обожал боевики, купил себе нунчаки и так отчаянно тренировался, что вечно попадал по самому себе.
– Санечка, пожалуйста, только давай без этих твоих сосисок на цепочках, ты и так весь в синяках, – взмолилась Машка. – Капитану и замахиваться не придётся, ты же сам себя и убьёшь.

Мы обошли все причалы, но нигде не обнаружили кораблика капитана. Тётенька из кассы морвокзала очень раздражалась от наших дотошных расспросов:
– Не знаю я никакого капитана Могилевского, нет у нас в расписании морских прогулок ни «Вихря», ни «Смерча», ни «Шторма», ни «Штиля»! И, вообще, отвалите от кассы, я на обед закрываюсь!

День был особенно жаркий. Измученные, взмокшие и обгоревшие под беспощадным южным солнцем, мы стояли на пирсе и уныло бросали камешки в море.

– Мистика какая-то, – покачала головой Машка. – Может быть, этот колдун почувствовал опасность и дематериализовался?
– Или этот «Вихрь» – корабль-призрак? – поддакнула я с тревогой.
– Опять вы за своё! – гневно вскричал Горелкин. – Идите-ка вы… охладитесь!

Ромка обхватил Машку за талию и бросился с нею в море, прямо в одежде. Сашка глянул на меня с хулиганским азартом, я крикнула: «Отстань, дурак!» – и первая столкнула его в воду, он ухватил меня за ногу, и я полетела вслед за ним. Мы визжали, толкались в прохладной солёной воде, подтапливали друг друга и хохотали.

Прошло недели две, я стала приходить в себя, значительно повеселела, тем более что от моего любимого мальчика пришла телеграмма: «ВСЁ ПЛОХО ЗПТ ПОЕЗДКА СОРВАЛАСЬ ТЧК ВСЁ ПРЕКРАСНО ЗПТ ОСТАЮСЬ ТОБОЙ ТЧК».

Но самая жирная «тчк» в этой загадочной истории была поставлена однажды утром на натурных съёмках, когда наша группа оккупировала старенький приморский дворик с сохнувшим на верёвках бельём, который подходил нам по экстерьеру.

Ассистенты, как полагается, держали оборону с двух концов двора, притормаживая прохожих на время «мотора», чтобы те случайно не влезли в кадр. Но как только режиссёр командовал: «Камера. Мотор. Начали!» – из окна третьего этажа старой хрущёвки высовывалась растрёпанная тётка и гыкала на весь двор:
– Грицько! Грицько, та дэ ты?
– Стоп, камера! – рассердился режиссёр и задрал голову на тётку. – Женщина, у нас съёмка! Вы можете помолчать пять минут?
– Та мэни вашэ кино до одного места! – огрызалась женщина. – У мэне собака нэ гуляна, на плите борщ, и вона за ваши пьять минут увесь паркет загадить! Грицько, кажу, визьми собаку. Я бачу, як ты за Галькиными простынями ховаешься! Всэ, урвалось моё терпиння, выпускаю псину бэз поводка, зараз вин вам такэ кино покажэ, як станэтэ ловити його на двори!

Мы испуганно замерли, ожидая, что из подъезда выскочит как минимум волкодав и порвёт всех в клочья, но через секунду с визгливым тявканьем из подъезда выкатился толстенький мопс и, сделав лужу в самом центре съёмочной площадки, радостно бросился к спрятавшемуся за простынями таинственному Грицко.

Грицко неохотно вышел из укрытия, и мы встретились с ним взглядами – в его глазах не было и намёка на прежний демонизм, они выражали забитость и полную покорность растрёпанной тётке в окне. Впрочем, морского кителя на капитане тоже не наблюдалось, он был просто Грицко в застиранной майке и трениках.

Я подошла к нему и сказала совсем без издёвки:
– Ну, вот мы и снова свиделись, капитан. Какая милая у вас собачка.
– Батоном зовут, – ответил капитан и виновато улыбнулся.
Я впервые увидела, как он улыбается по-настоящему, не криво, как в тот вечер, не поджимая губ. И поняла, почему он скрывал улыбку – у капитана Могилевского не хватало одного переднего зуба. ТЧК.