Особый врачебный случай
05.03.2021 16:06
Этот доктор сломался, несите другого

Особый врачебный случайВысокий, поджарый, но уже с признаками наметившейся полноты, хирург Глеб Мартышин совсем не соответствовал своей фамилии. Было дело, по молодости даже стеснялся и не раз думал поменять её на более благозвучную, например, на мамину – Лобов. Но со временем привык.

Мартышин всегда заботился о своём здоровье. И когда исполнилось пятьдесят, всё так же продолжал по утрам бегать в парке и следить за внешним видом: ёршик тёмных жёстких волос, аккуратно подстриженные усики и близорукие, навыкате, насмешливые глаза под оправой модных очков. Был немногословен, но когда говорил, делал это подчёркнуто вежливо и строго, отчего слова звучали веско, словно приговор.

Только что Мартышин прооперировал тяжёлую пациентку, всё прошло успешно. Он стоял в коридоре и, сняв очки, массировал глаза. Пациентка попалась необычная, у неё дважды останавливалось сердце. Девушка страдала болезнью Тёрнера – редкое генетическое отклонение.

Мимо проходили коллеги, говорили слова одобрения, кое-кто даже фамильярно похлопал по плечу. Мартышин в ответ рассеянно кивал, потом резко надел очки и стремительным шагом направился в кабинет.

Там было приятно прохладно. Мартышин взял со стола историю болезни девушки, нервно полистал и отбросил. В дверь постучали.

– Войдите! – крикнул он.

Робко заглянула пожилая женщина в цветастом платке, одетая в тёмную юбку и толстую кофту с кармашками. В руках она держала облезлую женскую сумку.

– Чем обязан?

Женщина нерешительно остановилась в дверях.

– Я к вам по делу, – сказала она хриплым от волнения голосом.

Мартышин указал на стул. Стараясь не громыхнуть каблуками тяжёлых ботинок, женщина осторожно прошла и присела на краешек. У неё были серые усталые глаза и загорелое обветренное лицо, до того худое, что можно было подумать – она недоедает.

– Слушаю вас.

Женщина покопалась в сумке, достала потёртый кошелёк, вынула из него аккуратно сложенные купюры разного номинала. Её руки со вспухшими венами дрожали. Деньги стеснительно положила на край стола.

– Что это? – спросил Мартышин, поморщившись.
– Д-деньги, – запинаясь от робости и уважения к врачу, ответила женщина. – Мне посоветовали вас отблагодарить. За операцию.

Мартышин начал раздражаться.
– Кто?
– Люди добрые надоумили, наши, деревенские, – доверчиво призналась женщина. – Мы ведь с дочерью одни остались, муж помер, сердце не выдержало глядеть на неё, горемычную.
– Уберите, – сердито сказал Мартышин.
– Вы не подумайте плохо, – залепетала испуганная женщина. – Я понимаю, этого мало, но у меня нет больше, это я на похороны себе копила.

Мартышину стало жаль и себя, ведущего эти пустые разговоры, и старую женщину, посвятившую больному ребёнку свою нелёгкую жизнь.

– Операцию оплатило государство, – сказал он холодно. – Забирайте деньги и возвращайтесь домой. Всё будет хорошо.

Женщина зажала купюры в кулачок и попятилась к выходу, бормоча:
– До свидания. Дай вам бог здоровья.

Мартышин в тот же день взял отгул и вечером на проходящем поезде отбыл в районный городок Зимятчино. Располагался он в соседней области, на высоком берегу красивой тихой реки Орлик. В этом захолустье начиналась его медицинская деятельность после института.

Там он и познакомился с Лизой. Длинные худенькие ноги и руки, словно у подростка-переростка, две светленькие косички с золотистыми заколками и огромные голубые глаза.

Как и Мартышин, Лиза приехала сюда по распределению и служила актрисой в местном Театре юного зрителя. «Провинциальная актриска», как ему нравилось её дразнить, и стала тогда его первой любовью.

Спешному отъезду предшествовал неприятный разговор с женой. Мартышин сказал, что едет к институтскому приятелю, которому необходим его профессиональный совет.

– Ты не можешь провести со мной нормально хотя бы один день в неделю, а к приятелю собрался в одночасье, – с обидой выговорила супруга. – Тебе не кажется это странным?
– Я не могу ему отказать. Да и самому хочется взглянуть на его больного, – стоял Мартышин на своём. – Похоже, как раз моя тема, но случай особый.

Жена, пристально вглядываясь в его непроницаемое лицо, подошла совсем близко.

– Признайся, Глеб, а может, ты завёл очередную потаскушку на стороне? Как наша дочка уехала учиться в Москву, ты на меня почти не обращаешь внимания. Впрочем, и раньше не обращал.
– Не начинай, – поморщился он, взял кожаный портфель и вышел.

Ночную поездку Мартышин провёл в коридоре купейного вагона, глядя в окно. Он был похож на элегантного курортника, едущего к морю на отдых: бежевые брюки, под цвет однотонная рубашка с короткими рукавами, туфли. Молоденькая проводница, проходя мимо, поглядывала на него с интересом.

Мартышин смотрел в окно, а видел прошлое, где они с Лизой были ещё юные и красивые. Самые светлые дни его жизни: первый поцелуй, первая ночь, её счастливые глаза.

Они расписались через три месяца, отметив свадьбу скромным застольем с близкими друзьями в крошечной съёмной комнатке. Тогда казалось, что это навечно.

А потом беременность и рождение ребёнка. Они уже и имя ему придумали – Даня. Но радость быстро померкла: Даня родился с синдромом Дауна. Мартышин как-то быстро сломался. А может, сломался и раньше – когда понял, что в этом захолустье у него нет будущего. Теперь же, с рождением больного сына, об успешной карьере и вовсе приходилось забыть. Разве о таком он мечтал, поступая в медицинский?

Мартышин без сожаления настоял на разводе и уехал за пятьсот километров, в областной центр.

Ранним утром он сошёл на безлюдный перрон. Случайный прохожий подсказал, как найти нужный дом. Разными путями до него доходили слухи о судьбе бывшей жены и сына. Он знал, что к Лизе переехала мама, чтобы ухаживать за Даней. После смерти тёщи Лизе пришлось бросить театр и самой следить за ребёнком. А ведь она была очень талантливая актриса, может, даже более талантливая, чем он в своей профессии.

«Сколько ему сейчас? – думал Мартышин, морща лоб. – Двадцать семь, двадцать восемь?»

Он подошёл к серому приземистому зданию. Раньше здесь жили работники завода электроприборов. Говорят, Лизе помог получить квартирку профсоюз театра, когда узнал, что молодая мать одна мучается с сыном-инвалидом.

Войти в подъезд Мартышин не решился, остался ждать за оградой, на скамейке под старой рябиной. Прошло довольно много времени. Он уже ругал себя за эту дурацкую поездку, как вдруг дверь со скрипом отворилась и из подъезда вышла худенькая белокурая женщина в домашнем халате. Она поддерживала под руку полного курчавого парня, отдалённо похожего на самого Мартышина.

– Даня! – вскрикнул отец, на миг потеряв над собой контроль, и тотчас спрятался за рябину. Прижавшись спиной к стволу, он трясущимися руками достал из нагрудного кармашка солнцезащитные очки и надел их.

Сильно постаревшая Лиза неспешно прогуливалась с Даней по двору. Потом появились ребятишки, и они сели на тёмную скамейку в кустах разросшейся дикой смородины. Там Лиза стала что-то ласково шептать сыну на ухо, нежно ероша его жёсткие волосы. Даня улыбался, глядя перед собой выпуклыми глазами.

Надо подойти и дать денег, думал Мартышин, словно шпион, наблюдая за ними из своего укрытия. Деньги у него с собой были, десять тысяч долларов, завёрнутые в пакет. За все эти годы она ни разу ни о чём не попросила, не позвонила. Наверное, и теперь не возьмёт.

Так и не решившись, Мартышин уже собрался уйти, но тут кто-то до него дотронулся. Маленькая девочка с ведёрком в одной ручке и с совочком в другой строго спросила:
– Вы кто?

Мартышин присел на корточки, достал из портфеля пакет с деньгами.

– Девочка, пожалуйста, передай, во-о-он той тёте.
– Даниной маме? Хорошо.

Она положила пакет в ведёрко и побежала к скамейке, звонко крича:
– Тётя Лиза, вам дяденька подарок передал!

Женщина развернула свёрток, увидела плотную пачку иностранных купюр, туго скреплённых синей резинкой. На её лице отразилось смятение. Она подняла глаза и увидела человека, удалявшегося торопливым шагом. И хотя прошло много лет и вид у него сейчас был какой-то пришибленный, она его узнала.

В первую секунду возникло желание догнать, вернуть деньги, бросить оскорбления в его породистое чужое лицо. Но даже на пару минут она не могла оставить больного сына. Потом решила выкинуть пакет в урну, но вовремя остановилась: она не вечна, а дому для людей с ограниченными возможностями, в котором, возможно, ещё придётся жить беспомощному Дане, наверняка потребуются деньги.

Михаил ГРИШИН,
г. Тамбов
Фото: Depositphotos/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №8, март 2021 года