Однажды я ехал в самом обычном общественном транспорте и увидел там очень странного человека.

Человек был похож на пожилого больного вампира. На такого вампира, что обожжён солнцем, оглоушен тяжёлым свинцовым крестом, ранен десятком серебряных пуль… Сбежал вот от очередного ван-хельсинга на случайной маршрутке.

Едва держась за поручень, почти вися грудью на своей худой, длинной как плеть бледной руке, стоит в автобусе, медленно колыхаясь в такт движению. Ни дать ни взять, Афоня Борщов едет с бодуна на работу.

– Какая остановка?
– «Профсоюзная».

Не подходи зря, ему плохо, и его жалко. В профсоюзе вампиров ему сегодня не дадут отгул. Температура тела комнатная. Его глаза красны и влажны, веки вывернуты наружу. При взгляде на этот натюрморт автоматически хочется плакать.

Лицо его кривое, да ещё и перекошенное. Длинная верхняя губа свисает долу и на самом краю загибается в сторону и вверх. Из-под неё торчит острый белоснежный клык. Дышит чел с трудом, почти спит.

Убивать его не хочется. Может быть, из гуманных соображений даже хочется подкормить бедолагу – на, чудовище, попей моей горячей кровушки…

И тут к нему подходит старенькая бабушка-кондуктор. Сама еле жива, но работать-то надо.

– Ваш билетик, молодой человек! – решительно говорит она пожилому вампиру.

Вампир поднимает чугунную голову и смотрит ей в глаза мутным взглядом – что тебе, смертная?

– Ваш билетик! – повторяет бабушка. Её взгляд не замутнён, слова привычны.

И тут вампир с обидой произносит довольно гнусавым голосом:
– Я что, на каждой остановке вам билет предъявлять буду?
– Ой, извините! – смущается бабушка и спешит дальше по салону.

Забыла, старенькая… Даже такое страшилище забыла. Бывает.

Да и со мной такое постоянно. Кондукторы в упор не желают меня запоминать. Им хочется обилетить меня неоднократно за одну поездку. Такая вот странная, односторонняя страсть.

А почему я вспомнил об этом случайном вампире из маршрутки? Да просто что-то щёлкнуло в голове, всплыла странным образом зарифмованная ситуация из прошлого. Нечисть вам в транспорте? Билетик? Кровушки горячей фонтаном во все стороны? Сейчас будет.

Надо мне было ехать на сессию в Москву. (Учился я там, надо сказать, в институте, заочно.) Вставать рано утром, тащиться с сумками на автобус, чтобы успеть на семичасовую фирменную электричку до столицы. Зима была или начало весны, уже не помню. В общем, темно и холодно, хотя и оттепель. А сумки-то я собирал, конечно, в самый последний момент. Что же я, дурак, что ли, сумки-то заранее собирать. Когда времени полно.

Разругался по этому поводу с женой на пороге. Очень приятно, знаете ли. Хорошие пожелания, только в путь. Выскочил на улицу – оказалось, кепку дома оставил. Но не возвращаться же. Дороги не будет.

Нет-нет, автобус подошёл как по заказу – мгновенно. И хотя народу было много, тут уж не до рассуждений. Я влез на переднюю площадку весь взмыленный, злющий как чёрт, сумки держу в руках. Начал дышать более-менее ровно.

– Молодой человек, передаём за проезд! – послышалось неприветливое откуда-то из середины салона.

Нет у меня мелких денег, потому что для Москвы были заготовлены только крупные. И они далеко упрятаны. Сдачи у тётки с этих купюр наверняка не будет. И руки заняты у меня, неужели не видно? Кстати, за проезд в таких неудобных условиях должны платить мне, а не я!

И я решил сделать вид, что слова её ко мне не относятся, авось отстанет сама.

– Молодой человек, ваш билетик! – теперь голос кондукторши уже вибрировал от радостного возбуждения.

Успокоилась бы ты, бабунюшка, ну хоть слегка. Не нужно линчевать людей без особой необходимости.

Я пообещал себе, что всё равно не сойду, даже если сейчас меня будут выгонять всем автобусом. Сессия – это для меня святое. Это праздник.

– Вы посмотрите, стоит, наглец, и делает вид, что не слышит!

Надо было, конечно, сунуть ей в нос тысячу… Тысяча тогда были деньги. Замучилась бы сдавать.

И тут она (вот никогда не пойму этого) вдруг взяла и сказала:
– Потерял бы ты, что у тебя и есть!

Наверное, полнолуние было тогда. Разгул бесовщины в головах у граждан. И я мгновенно ответил такое, чего никогда в жизни никому не говорил:
– Да чтоб ты сдохла, старая ведьма!

Ни секунды не задумался. Тут надо было что-то такое сказать, чтобы отбиться от проклятия.

После этого наступило ошарашенное молчание. Люди вокруг, видимо, были поражены тем, что сказала старуха, и тем, что ответил я. В общем, так в тишине мы и доехали до вокзала.

Когда я уже сидел в поезде, то обнаружил, что мои любимые, очень удобные и крепкие перчатки куда-то подевались. Вот просто были всё время на руках, а тут раз – и нету. Старая ж ты ведьма!..

Приехал в Москву – и заблудился в метро у Трёх вокзалов на ровном месте, где ходил до этого десятки раз. Потерял полчаса, таскаясь с сумками по переходам. Пропотел насквозь. Остервенился. В результате в общагу на улице Добролюбова явился поздно, когда комендант уже ушёл обедать, и пришлось долго-долго сидеть на вахте, смотреть с охранником телевизор.

И в довершение всех неприятных кудес этого дня… Когда уже заселился в комнату, разобрал вещи, решил я выпить кофе, стал открывать банку. Самую обыкновенную банку обыкновеннейшего растворимого кофе. Открывалась она, как собачьи консервы, то есть надо было ключом продавить поверхность, оторвать небольшой металлический диск, и готово. И вот этим-то диском, уж не знаю, как получилось, но я рассёк большой палец на левой руке до кости. Залил кровью полкомнаты, пока бегал и искал, чем бы перевязать, потому что никаких бинтов и зелёнки отродясь с собой не вожу.

Только после этого небольшого кровопускания злые кудеса прекратились.

Ну и где, спрашивается, были всё это время рыцари Ночного (или Дневного) дозора?

Где-где. В Останкинской игле. Она от общаги совсем рядом… в тот раз не упала.

Потом, что интересно. Через несколько дней после начала сессии девушки, жившие в нескольких комнатах от меня, попросили зайти к ним и поменять сгоревшую лампочку.

– Неужели это так трудно? – усмехнулся я.
– У нас больше нет никаких сил! – сказали девушки и залились горючими слезами.

Когда я вошёл в их комнату и огляделся, то у меня через пару секунд создалось совершенно определённое впечатление, что тут ещё вчера пылал страшный пожар. Нет, здесь с виду всё было прекрасно, светлые обои и потолок. Некоторая общажная мебель. Всё хорошо. Как у всех. Единственно, диссонансом – голая электрическая лампочка повесилась на проводе под потолком. Ощущение жуткой заброшенности, оставленности, обгорелости, никчёмности этого места не покидало меня. Нормальному человеку тут нечего делать. Не дышится спокойно. Жизни нет. Нельзя. Что-то такое, знаете ли… окраина дальней галактики, возле входа в чёрную дыру. Миллионы тысячелетий в прах.

Нехорошая кварти… то есть комната.

Бежать, бежать отсюда срочно!..

И когда я впопыхах менял лампочку, меня неслабо дёрнуло током. Такой бодрящий разряд в 220 вольт. Хотя не должно было.

– Как вы тут живёте? – спросил я несчастных девушек.
– Мы тут не живём, а мучаемся! Болеем! На занятиях ещё ни разу не были! Сил нет у нас никаких! Тут живёт ещё кто-то, кроме нас. Нехороший. Плохой. Но мы его никогда не видим. Только чувствуем.
– Что, правда?
– Правда, соколик! Защити! Оборони! Дай добрый совет!
– Так идите же и съешьте проклятого коменданта живьём! Ведь он наверняка всё про эту нетрадиционную комнату знает!

Они послушали меня, несчастные добрые девушки, пошли и сожрали коменданта прямо поедом. Терять им было нечего. И тогда он, скрипя зубами, переселил их в другую комнату. Запасную.

Собака злая. Цербер мелкотравчатый.

Козёл безрогий, проще говоря.

И после этого всё сразу наладилось. И девушки резко повеселели.

Правда, в ту же ночь, когда я спокойно спал у себя в комнате одиноким невинным сном в предвкушении завтрашних лекций, ко мне явилась некая невидимая сущность, попытавшаяся наложить лапу мне на затылок и проникнуть в позвоночник. Но я из последних сил подскочил на кровати и начал быстро-быстро тыкать фиги во все стороны. Зачем я это сделал, не знаю. Возможно, так было надо.
Сущность, удивлённо чертыхаясь по-немецки, неохотно удалилась.

Ну и вот как всё это может объяснить современная наука?.. Есть жизнь на Марсе али нет?

Общага творческого вуза, знаете ли. Что за дела там творятся каждую ночь – этого не может представить себе ни один Николай Васильевич Гоголь. Вий и панночка скромно идут лесом, тут всё гораздо серьёзнее.

А вы помните, как Афоня Борщов… то есть, тьфу, Хома Брут! То есть, конечно же, изумительнейший наш актёр Леонид Куравлёв – поседел после очередной заупокойной ночи возле панночкиного гроба?

Так вот, я не поседел. Я уже с молодости седой. Мне это не грозит. И чужих шляющихся ночных сущностей я не боюсь. Их слишком много вокруг, на каждый чих не наздравствуешься. Надоели.

Интересно только, имеется ли у них имя или так и ходят – безымянные?..

«Кто же это такие?» – задал я вопрос во сне, тихом прозрачном сне, мало отличавшемся от яви. И мне пришёл ответ. Почему-то голосом великолепнейшего нашего актёра Вячеслава Невинного. Голосом, в котором слышались огромное уважение и некоторые боязливые нотки:
– Плёрры.

Вот такая штука.

Общага, знаете ли, творческая, там идут самые разнообразные процессы, и всего можно ожидать.

Плёрры.

Я поискал в интернете, но ничего подобного не нашёл. Ладно, если что – торговая марка моя.

Когда к тебе обращаются с каким-либо неудобным вопросом, например: почему ты это сделал так, а не вот так, почему не принёс то, что нужно было принести, почему поёшь такую песню, а не другую, почему ты за большевиков, а не за коммунистов… али ты за коммунистов? – и вообще, почему ты до сих пор живёшь на белом свете, хотя давно уже мог бы освободить его от такого обременения, – честно глядя в глаза собеседнику, отвечай:
– Да потому что я мракобес!

И всё. Это избавит тебя от долгих лишних разговоров.

Злых кудес вокруг всегда немало. Например, в каждом населённом пункте имеются места, где никогда не будет никакого просвета. Скажем, бизнес там отказывается идти с самого начала. В моём родном городе я знаю несколько мест, где никогда не сможет нормально работать ни одна фирма. Эти помещения сдаются в аренду, но собственники знают, что это ненадолго. А почему? Да потому. Нипочему.

Это как тот комендант-собака в творческой общаге. Ему надо куда-то пристроить людей. А одна комната плохая, совсем плохая. Ну, не пропадать же. Ну, поселим туда временно самых беззащитных. Возьмём с них денежку. Потом, может, выгоним каких-нибудь алкашей, места освободятся. Всё наладится. Это бизнес, детка.
Всё верно.

Бизнес, заехавший в плохую комнату, смело и уверенно загибается через месяц-полтора. Что такое?.. Почему?

Да фиг его знает. Вроде и место центровое. Людей проходит каждый час просто неимоверное количество. И возможности для наружной рекламы есть. И подъезд удобный. Торгуй – не хочу.

И чего-то никому там не удаётся торговать. Не идут дела, крокодил не ловится.

Вот как это может объяснить современная наука?.. Вопрос уже скорее риторический.

Может, плёрры виноваты? Они настолько вездесущи, что лучше и не думать об этом. Они могут проникнуть из снов в любую реальность. И наоборот.

Сны свои, к слову, я помню не так часто, обычно всякая ерунда в голову лезет. Зато на плечах после пробуждения остаются загадочные красные рисунки, выполненные в редкой художественной технике складок постельного белья: вчера, например, баба с полными вёдрами образовалась, а нынче – заседание ЦК КПСС во главе с Леонидом Ильичом нашим Брежневым. Как я должен это истолковывать? Истолковываю, как нанятый, истолковываю и вновь прихожу к невозможности истолковать. Рисунки исчезают моментально, полотно плеч опять готовится к новой еженощной встрече с прекрасным. Надо начать фотографировать работы, что ли…

Хорошо бы, конечно, чтобы была своя ночная видеокамера, домашняя, не подключённая к интернету. Почему?

Да потому что я…

Следи за собой, будь осторожен.