Однажды отец меня ударил. Мне было лет восемь, мы сидели за столом, обедали. Я капризничала: «Не буду! Не хочу! Невкусно!» Родители сделали раз замечание, другой. А меня словно лукавый под руку толкал: я привередничала, размазывала еду ложкой по тарелке, кривлялась. Вдруг отец, в то время уже тяжело больной человек, вскочил, схватил меня за руку, сдёрнул со стула и от души залепил по заднице.

Я со смехом рассказала этот эпизод своей коллеге психологу, когда мы разговаривали о том, что не все дети ангелы и родителям порой очень трудно выдержать их выкрутасы. Вдруг глаза моей собеседницы стали круглыми как глобус: «Ты что, не понимаешь, что у тебя детская травма? И тебе её надо прорабатывать с психологом!»

Тема детской травмы сегодня в моде. Кажется, уже ни один роман, особенно переводной, ни один сериал не обходятся без героя, который пережил насилие, убийство младшего брата (сестры) или гибель матери, иногда от рук отца. Психика главного персонажа должна быть искалечена, а возможно, уже и больна.

А ведь ещё лет двадцать назад душевные проблемы, а уж тем более психические заболевания, считались постыдным явлением.

Сегодня иметь «биполярочку», «депру», «аспергера» – значит быть в тренде. Певица Земфира, которая очень тонко чувствует конъюнктуру, назвала свой новый альбом «Бордерлайн», что можно перевести как «пограничное состояние». В общем, сегодня без психиатрического диагноза в высшее общество, наверное, и не попадёшь.

Учёные считают, что к нам приходит новая культурная модель, начинается эпоха нытиков. Дети, рождённые после 1989 года в благополучных семьях, уверены, что весь мир им должен, а они – никому и ничего. Они считают, что душевная травма – это алиби. «Меня в детстве недогладили, теперь я вот такая дрянь, и ничего не поделаешь».

Помните, как в комедии Гоголя «Ревизор» Ляпкин-Тяпкин выгораживает своего коллегу: «В детстве мамка его ушибла, и с тех пор от него отдаёт немного водкою».

Если нам постоянно внушают, что виноваты не мы, а родители, государство, эпоха, генетика, – чего от нас хотят? Всё просто: уходя от ответственности за себя, человек позволяет другим руководить его жизнью. Ведь гораздо легче управлять массой, где каждый считает: «Я только выполнял свою работу», «Мне сказали – я сделал», «А я-то что?»

Разорванная кукла

Я вовсе не утверждаю, что детской психологической травмы не существует. Просто люди, которые пережили её, как правило, молчат. Некоторые вообще не помнят, что произошло, – ребёнок был слишком мал, когда это случилось. Кто-то предпочитает не ворошить прошлое, чтобы не испытывать боль повторно. А другие просто не связывают своё сегодняшнее состояние с тем, что случилось когда-то.

Но все люди разные. Одного ребёнка били в детстве, но он воспринимал это как норму. А другой может сделать горькие выводы на всю жизнь всего лишь от безобидного, с точки зрения взрослых, события.

…Мама отдала в деревню щенка, к которому девочка привязалась. И вот теперь «девочке» сорок лет, но она до сих пор видит сны о том, как кого-нибудь теряет.

Другой девочке родители подарили на день рождения прекрасную немецкую куклу. «Я её обожала и очень берегла. Но когда училась в пятом классе, мама отдала её двоюродной сестре: «Ты уже большая». А спустя год в гостях у тётушки я увидела, во что превратилась моя красавица: спутанные волосы, разорванная одежда, разрисованное химическим карандашом лицо. Мне сейчас пятьдесят, но я до сих пор помню это чувство – как будто меня изнасиловали».

Почему же люди так долго и так сильно переживают свою детскую обиду? Ведь к сорока-пятидесяти годам они наверняка сталкивались и с более острыми ситуациями?

Дело в том, что в раннем детстве наш мозг ещё не может в полной мере проанализировать всё происходящее. А значит, то, что говорят мама и папа, для ребёнка – непреложная истина. И поскольку всё плохое запоминается лучше, чем хорошее, к подростковому возрасту у нас появляется довольно крупный счёт к родителям.

Миниатюра Райкина

Исследования показывают, что дети, подвергавшиеся насилию, потом, во взрослом возрасте, страдают от тревоги, депрессии, низкой самооценки и суицидальных наклонностей. А также от психосоматических заболеваний.

Самые серьёзные психотравмы связаны, конечно, с физическим насилием в семье. Детей били во все времена, во всём мире. В России считалось, что родительская любовь заключается в строгом отношении к ребёнку и телесное наказание идёт ему на пользу. Мать Ивана Сергеевича Тургенева избивала будущего писателя до того, что тот терял сознание. Причём он должен был сам догадаться, за что его лупят.

К сожалению, такое обращение с детьми не осталось в далёком прошлом. По данным комитета Государственной Думы по делам женщин, семьи и молодёжи, в России ежегодно около 2 миллионов детей подвергаются избиению в семье. Две трети из них – дошкольники. 10 процентов зверски избитых и помещённых в больницу детей умирают.

Что думает о себе ребёнок, когда его наказывают физической болью? «Я никчёмный, недостойный, ужасный, плохой, меня не любят, ненавидят. Меня можно унижать, от меня хотят избавиться, я не такой, как нужно, чтобы любили».

Когда я изучала материалы на эту тему, меня поначалу удивило, что люди, которые рассказывали об издевательствах над ними в детстве, оправдывают своих мучителей. «Да, отец бил беспощадно. Но так ведь за дело». «Несмотря на то что в детстве меня жестоко наказывали, я благодарна своим родителям». Совсем как в старой миниатюре Райкина: «Вот мой отец, Сидоров-старший, лупил меня, Сидорова-младшего, как сидорову козу. И ничего, человеком стал».

А потом я поняла, что это одна из форм психологической защиты, своего рода стокгольмский синдром – когда подвергшийся насилию человек проявляет сочувствие к агрессору.

У людей, которых били в детстве, сформировалось мышление жертвы. И это очень опасно – прежде всего для них самих. Жертва сама ставит себя в похожие обстоятельства и даже провоцирует окружающих на насилие.

Отверженные

Обесценивание, оскорбления – ещё одна причина детских травм.

В пять лет я торжественно объявила родителям и соседям, собравшимся вечером на коммунальной кухне, что, когда вырасту, стану актрисой. Раздался взрыв хохота.

«Понимаешь, актриса должна быть красивой и симпатичной», – объяснил дядя Коля. – А у тебя ни лица, ни фигуры». (Это в пять-то лет!)

Если я помню об этом до сих пор, можете представить, какое впечатление тогда произвели на меня его слова. Потом я ловила только то, что подкрепляло версию соседа о моей внешности. Комплиментов просто не слышала, у меня словно закладывало уши, когда кто-нибудь говорил мне хорошие слова.

В нашей культуре принято критиковать ребёнка – «иначе он много о себе возомнит и станет эгоистом». А это считается большим злом, чем низкая самооценка и затем трудная жизнь.

Некоторые родители полагают, что если постоянно показывать ребёнку своё недовольство, это подвигнет его стать лучше.

В реальности же это приводит только к разочарованию и ощущению, что ты не достоин любви и уважения.

В раннем детстве Майя думала, что её зовут Отстань. Это слово она чаще всего слышала от родителей, когда обращалась к ним. Папа и мама были очень занятыми людьми. К тому же они постоянно выясняли отношения друг с другом.

«Чего ты от нас ещё хочешь? – спрашивала мама. – Ты сыта, одета, обута, у тебя целая комната игрушек, ты ходишь на развивающие занятия. А мы устали, нам некогда».

Когда Майе исполнилось 16, её родители развелись. Мама быстро вышла замуж второй раз. «Я им мешала, и они отправили меня в Швейцарию, в колледж гостиничного хозяйства».

Мы познакомились с Майей в самолёте. Ещё до взлёта она успела «построить» стюардессу, поругаться с пассажирами, сидевшими позади нас. Потом, когда мы разговорились, девушка призналась, что в детстве только одним способом могла обратить на себя внимание родителей – что-нибудь «отчудить». Например, сшить кукле платье из новой дорогой маминой блузки. Но даже гнев, даже шлепки и подзатыльники родителей лучше, чем полное отвержение.

Недостаток внимания, тёплых отношений в семье вызывает у ребёнка ощущение одиночества, брошенности, сиротства. И эти чувства остаются с ним на всю жизнь. Человек может вступить в отношения, создать семью, но состояние покинутости никуда не уйдёт.

Ради ребёнка…

Родители Олега не разговаривали друг с другом сколько он себя помнит. Время от времени это напряжённое молчание взрывалось скандалами – с криком, угрозами.

Порой люди считают, что ради ребёнка нужно во что бы то ни стало сохранить семью. Но – какую семью? И действительно ли это идёт на пользу ребёнку?

Когда люди несчастны друг с другом, но продолжают жить вместе, малыш чувствует их страдания. И делает вывод, что это он – источник зла. Такой человек вырастет эмоционально закрытым и холодным. Он станет жить с ощущением, что является проблемой для других людей.

Олег так и не сумел создать свою семью. И всю жизнь чувствовал себя виноватым перед родителями: «Если бы не я, они бы спокойно развелись и создали бы счастливые семьи».

Ещё один источник детских травм – гиперопека. Со стороны это может выглядеть как сильная любовь родителей к ребёнку и забота о его безопасности и благополучии. На самом же деле за всем этим скрывается нежелание отпускать «дитятко» от себя и видеть в нём личность. Родители за него решают всё: в какие кружки ходить, с кем дружить, в какой университет поступать.

Екатерина Васильевна была моей соседкой по больничной палате, в которой мы обе оказались. Она тихо плакала: «У меня дома остался ребёнок, понимаете?» Я ей глубоко сочувствовала. Предлагала позвонить кому-нибудь из её знакомых. «Он ничего, ничего не умеет, даже пожарить яичницу не сможет. Он будет питаться одними сухими хлопьями», – всхлипывала Екатерина Васильевна. Я поинтересовалась, сколько же лет ребёнку. Оказалось, 26.

Однако несамостоятельность – не главная проблема гиперопекаемых детей. Такой человек вообще не знает, чего хочет, какое у него мнение по тому или иному вопросу. Ему кажется, что он не может на себя положиться. Даже травмирующие события не влияют так пагубно на жизненную силу человека, как привычка ждать, что кто-нибудь решит его проблемы.

А была ли травма?

Как же понять, была у вас психотравма, или то, что вы помните, всего лишь негативный опыт, без которого невозможно прожить жизнь? Есть несколько признаков, по которым это можно определить. Вот эти признаки.

– Вы испытываете постоянное чувство вины, вас преследует мысль «я ни на что не гожусь».
– Страх одиночества, навязчивое желание «быть с кем-то».
– Сложность в построении отношений. Недоверие к людям, боязнь открыться другому, стать уязвимым.
– Неумение принимать комплименты, желание оправдаться – «да это я просто голову помыла».
– Мысль о том, что вы не заслуживаете счастья, страх, если в жизни происходит что-нибудь хорошее: «Чем мне придётся за это заплатить?»
– Боязнь не соответствовать чужим ожиданиям. Желание всем нравиться, вызывать восхищение. А если этого нет, у вас возникают неприятные эмоции.
– Страх конфликта. Вместо того чтобы отстаивать свою точку зрения, вы стараетесь избегать спора.
– Трудности с принятием решений. Боясь совершить ошибку, всё время мучаетесь сомнениями. Даже если надо сделать выбор между покупкой яблок или груш. Что уж говорить о более серьёзных вещах – смене работы или вступлении в брак.
– Заниженная самооценка. Вы не любите себя, не заботитесь о себе, считаете себя хуже других.
– Перфекционизм, стремление всё делать на отлично. И если не получается достичь совершенства, считаете себя никчёмным.

Однако всё это лишь повод задуматься, а не готовый диагноз.

В девяностые годы проводилось широкомасштабное исследование неблагоприятного детского опыта. Для сбора данных использовался определённый тест. Так вот, вопросы там касались исключительно физического, эмоционального, сексуального насилия или отсутствия заботы.

То есть если ваши родители не были алкоголиками, наркоманами, уголовниками, шизофрениками, не избивали вас до увечий, не насиловали – то вряд ли можно говорить, что вы получили детскую психологическую травму.

Герой и жертва

И всё-таки детская психотравма – серьёзная проблема. Её не решишь на раз-два. Лучше прорабатывать её с психологом. Если вы будете просто вспоминать, как вас обидели в детстве, то потонете в жалости к себе и сделаете только хуже. А с психологом вы пройдёте все этапы, пользуясь его пониманием, поддержкой, добрым отношением к вам. Если повезёт найти хорошего специалиста, то результат не заставит себя долго ждать. Как правило, сразу становится легче.

Если же пойти к психологу пока нет возможности, попробуйте воспользоваться такой техникой. Поставьте два стула друг против друга, сядьте на один из них. Представьте, что на другом находится ваш обидчик. Спросите у него: почему он так поступил с вами? Сядьте на его место и попробуйте ответить на вопрос, как это сделал бы он. Результат может быть очень неожиданным.

Как-то раз на одном из семинаров по психологии я воспользовалась этой техникой. В детстве я занималась художественной гимнастикой. Какими только словами меня не обзывала тренер, когда я делала что-нибудь не так: «Косолапая! Горбунья! Корова!» Каждый раз я умывалась слезами, но почему-то упорно ходила на занятия в течение трёх лет.

И вот я «посадила» эту тренершу напротив себя: «Валентина Алексеевна, за что вы меня так ненавидели? Не годилась я для художественной гимнастики – ну, выгнали бы меня из секции. Или просто не обращали бы внимания. Зачем же было так унижать?»

И знаете, что она мне «ответила»? «В том-то и дело, что у тебя были данные, чтобы стать гимнасткой, – маленький рост, природная худоба. Но у тебя совершенно отсутствовал спортивный характер, очень уж ты чувствительная. Я думала, ты привыкнешь к грубости, закалишься, разозлишься. И тогда бы мы начали серьёзно работать».

После этого я поблагодарила тренершу за то, что поставила мне осанку, научила контролировать положение ступни, и простила её за грубость.

Можно написать письмо своему обидчику. А через два-три дня ответить от его имени. Взрослые, а тем более родители, вряд ли желают ребёнку зла. Просто у них представление о «хорошем» не совпадает с тем, как мы его видим сейчас. Кроме того, они сами когда-то были травмированы воспитанием.

Есть ещё одна эффективная техника работы с детской психотравмой. Попробуйте сначала рассказать свою историю как жертва. А потом – то же самое, но как герой. Психологи установили: мы помним не само событие, а свою версию происходящего. А значит, вполне можем изменить её.

Как сказал один из самых известных психотерапевтов ХХ века Милтон Эриксон, человеку никогда не поздно иметь счастливое детство.