Когда-то город Леон в Никарагуа был богат. И счастливые горожане решили построить грандиозный кафедральный собор. Но возникло у них сомнение: они боялись, что испанские королевские чиновники запретят стройку, посчитав слишком роскошной для колонии. Или, увидев их богатство, обложат ещё большими налогами.

Для утверждения проекта вместо подлинных чертежей в Испанию послали фальшивые – поскромнее. Чиновники утвердили документы, а леонцы построили собор в два раза выше – 40 метров в высоту. Он до сих считается самым большим в Центральной Америке и одним из самых красивых. Все бы так обманывали правительство!

Собор, о котором идёт речь, находится в Новом Леоне. Существует и Старый Леон – его построили у подножия вулкана Момотомбо, и через сто лет во время извержения город засыпало пеплом. Жители переселились за 30 километров от опасного места и основали новый город. Рядом с вулканом Серро-Негро, тоже активным. На западном побережье Никарагуа где ни строй – обязательно наткнёшься на какой-нибудь вулкан, их там два десятка.

В отличие от соседних городов, руины Старого Леона сохранили планировку XVI века. Эти руины я искал, сверяясь с табличками: «К культурному наследию – туда!» Визитёров в тот день было мало, в будке контролёра моё имя записали для отчётности в толстую тетрадь. Власти проводили исследование  – стоит ли громоздить рядом с «наследием» забор и билетную кассу или лучше снова засыпать руины пеплом и не тратиться на охрану?

Старый Леон, как и всю колонию Никарагуа, основал испанец Франсиско де Кордоба. В его честь названы никарагуанские деньги – кордобы. В городе построили церковь Милосердной Девы Марии, но сам испанец милосердием не отличался. На городской площади по его приказу вешали аборигенов, резали им глотки и травили псами.

Однажды с плахи покатилась голова и самого Кордобы. Он поссорился со своим начальником – губернатором Панамы Педро Ариасом де Авилой, известным как Педрариас Давила. Голова Кордобы долго висела на шесте в центре города. Позже его череп поместили в один из городских фонарей и по вечерам внутри зажигали свечу.

Смелая идея – делать фонари из голов провинившихся чиновников. Плохо служил народу? Работай после смерти, делай жизнь горожан светлее и безопаснее.

Одна из достопримечательностей Старого Леона – Королевская кузница. В ней переплавляли добытое золото, взвешивали и отчисляли налог – El Quinto Real, «королевскую пятую». То есть – 20 процентов добычи. Здесь же клеймили рабов-индейцев, отчего жуткое здание прозвали «домом криков»: министерство налогов и пыточная одновременно.

Испанское слово real – «королевский» – имеет и другой перевод: «настоящий», «реальный». Настоящими считались интересы испанского короля. Всё прочее, включая человеческие жизни, не имело значения, было бессмысленным и «нереальным».

Как я сбежал от хозяев озера

На закате я вышел из Старого Леона.

– Нет ли поблизости реки или озера, чтобы поставить палатку? – обратился я к местным жителям, скучавшим у деревенской изгороди.
– Амиго, здесь есть старый вулкан, он давно потух. Внутри его кратера теперь лагуна с пресной водой. Можешь заночевать там.

Отличная идея! В кратере вулкана я ни разу не ночевал. Пройдя несколько километров, упёрся в изгородь из колючей проволоки. В стороне стоял небольшой сарай, сложенный из кусков шифера. Услышав мои шаги, из сарая вылез детина с бычьей шеей и крепкими кулаками. Как он только туда поместился?

– Озеро моё. За проход нужно заплатить, – заявил здоровяк.

В деревне мне не говорили об оплате, а угрюмый детина не был похож на владельца горного озера. Я решил, что передо мной жулик. Сделал вид, что плохо понимаю по-испански, отошёл в сторону и пролез через щель в заборе. Громила заметил это и с руганью кинулся за мной. Я скрылся в зарослях кустов, в сумерках найти меня было непросто.

Решив, что инцидент исчерпан, я полез вверх по склону вулкана, надеясь затем спуститься к лагуне. Но услышал за спиной крик и конское ржание.

Меня догонял «хозяин озера» с неизвестно откуда взявшимися компаньонами. Они были верхом. Со склона я видел свет фонарей и движущиеся фигуры, в руках у всадников были ружья. Преодолеть колючие заросли лошади не могли, а стрелять наугад мои преследователи не хотели.

Поднявшись на вершину кратера, я начал спускаться к воде, но застрял в колючках. Тяжёлый рюкзак мешал двигаться. Спуск оказался крутым, почти вертикальным, к тому же совсем стемнело. Карманный фонарик быстро умер – сели батарейки. Я был в ловушке: неверный шаг, и полечу вниз. А у воды меня поджидали агрессивные вооружённые люди.

Жаль, думал я, что прошли времена Майн Рида и Фенимора Купера, ведь тогда ружьё могло быть и у меня. Мы бы ещё посмотрели, чьё это озеро.

Сидя в темноте, я вспомнил про телефон. Включил подсветку дисплея и, освещая себе путь, хватаясь свободной рукой за корни и ветки, полез наверх из кратера. Острые колючки рвали одежду и кожу, лианы цеплялись за рюкзак.

Грязный и злой как чёрт я выбрался из старого вулкана. Мой вид мог бы напугать случайного селянина, но в темноте меня не было видно. Обогнув деревню, я вышел на шоссе, долго шёл в сторону Манагуа, а когда ноги от усталости перестали слушаться, разбил палатку у дороги.

Потерянные часы

До столицы Никарагуа я добрался на дребезжащей попутке. Вышел в центре города и пошёл по Манагуа с рюкзаком за плечами, размышляя о судьбе страны.

Годы диктатуры династии Сомоса, революция, гражданская война, кровавые рейды гондурасских террористов-«контрас», экономическая блокада со стороны США, поражение социалистов. В итоге Никарагуа считается бедной страной даже по меркам нищей Центральной Америки. Но если сравнить с Гондурасом, который при помощи поджогов и убийств доказал превосходство капиталистической системы над социалистической, то Никарагуа, пожалуй, не хуже.

Задумавшись, я оказался не готов к тому, что случилось. Сзади на меня набросился молодой парень и попытался сорвать с руки часы. Крепкий ремешок выдержал. Мы сцепились с грабителем, начали пыхтеть и пихаться.

«Да что же это: второе нападение за сутки! А ведь мы помогали никарагуанцам, боевые вертолёты им поставляли, бронетехнику, – думал я, пытаясь ударить парня посильнее. – Два миллиарда долларов потратили в советские времена. А ему, видишь, часы мои понравились!»

Драться с рюкзаком за спиной было сложно, но один из моих ударов достиг цели. Грабитель понял, что лёгкой добычи не получится, и бросился бежать. Я хотел догнать, но пришлось бы оставить рюкзак без присмотра и наверняка лишиться его.

«Вот и стоило помогать? Результат бы не изменился: нищета, разруха, преступность. А мы бы сэкономили валюту на что-нибудь полезное», – думая так, я добрался до хостела, в котором планировал остановиться. С удовольствием бросил тяжёлый рюкзак, взял чистую одежду и отправился в душ. Побрился, вычистил зубы, привёл себя в порядок и пошёл в комнату. Но вспомнил, что оставил часы на раковине. Тут же вернулся, чтобы их забрать. Часов не было.

В хостеле жило слишком много людей, поэтому я не стал проводить расследование и трясти каждого постояльца. Часы твёрдо решили меня покинуть, пришлось их отпустить.

Да здравствует революция!

В 1972 году столица Никарагуа была разрушена землетрясением. Международная помощь, направленная пострадавшим, исчезла в карманах диктатора Сомосы. Манагуа так и не восстановили.

Кафедральный собор всё ещё был закрыт. Мне сказали, что он может обрушиться в любой момент. Когда-то социалисты-сандинисты писали на его стенах No Pasaran – «Они не пройдут». А теперь здесь повесили ржавую табличку «Уважайте Бога. Не бросайте мусор!».

Социалистическая эйфория прошла. Всё вернулось на прежние места: богатые у власти; бедные ненавидят богатых, но всё равно голосуют за них на выборах. Однако революционные настроения до сих пор сильны в обществе.

– Ты иностранец? – подошли ко мне на улице молодые люди со значками в виде красно-чёрных звёзд и буквами FSLN. – Русский? Не врёшь? Наверное, коммунист? Пошли с нами!

Компания направлялась на встречу революционной ячейки. Я не стал отказываться. В глубине души всегда сочувствовал революции, к тому же в школе был пионером и носил на груди похожую красную звезду.

FSLN (Frente Sandinista de Liberación Nacional) – означает «Сандинистский фронт национального освобождения». Это социалистическая партия Никарагуа. Политик Аугусто Сандино, в честь которого она названа, боролся за независимость страны от американского влияния. Разбил американские войска в бою и добился их вывода из страны. Но был убит Анастасио Сомосой, руководителем Национальной гвардии Никарагуа.

Убийца Сомоса стал руководить страной. Это в его адрес, как утверждают, американский президент Рузвельт произнёс крылатую фразу: «Сомоса, может быть, сукин сын, но это наш сукин сын». Даже если Рузвельт этого не говорил, то наверняка так думал, поставляя в Никарагуа оружие и отправляя военных инструкторов. Правительство Сомосы убивало оппонентов, «крышевало» проституцию, наркоторговлю и игорные дома. Двое сыновей Сомосы по очереди становились президентами Никарагуа, пока последнего из них, названного в честь отца – Анастасио, не свергли революционеры-сандинисты.

Построить народное счастье не удалось. Социалисты открывали школы, больницы и колхозы, а боевики-«контрас» из соседнего Гондураса разрушали построенное, убивали активистов, сжигали посевы. Боевиков готовили на деньги ЦРУ, среди «контрас» фигурировали бывшие офицеры Сомосы, оказавшиеся не у дел и желавшие реванша. Пока СССР помогал, никарагуанские социалисты могли сражаться с диверсантами. Но с распадом Союза и местное правительство не удержалось у власти.
– Посмотри на мою руку! Видишь татуировку? – обратился ко мне один из сандинистов. На смуглой кисти были изображены серп, молот и надпись «я ещё вернусь». – Ты понял, да? Мы лишились власти, но это временно. Мы вернёмся!

Собравшиеся выступали по очереди. Усатый ведущий указывал пальцем на следующего оратора, и тот выходил на сцену. Речь одного из агитаторов, молодого парня в клетчатой рубашке, была особенно энергичной:

– Товарищи! Столько лет мы не можем победить зло, оно растёт и множится. Богатые эгоисты, как и раньше, владеют землёй и имуществом. Они называют себя бизнесменами, людьми дела, людьми труда. Лицемеры! Их труд в том, чтобы присвоить себе результаты чужого труда. У капиталистов нет ценностей, кроме денег. Они готовы купить или продать что угодно. Всё, что они производят, – ложь и война. Сегодня они хозяева, и наша страна больна. Для бедняка в Никарагуа нет справедливого суда, медицинской помощи, образования. У нас нет библиотек, а книги слишком дороги. Наши дети просят милостыню. Но, братья, помните, невыносимые условия жизни ведут к революции. У нас два пути: терпеть или бороться. Мы выбираем: бороться! И пусть Родина смотрит на нас с гордостью!

Все зааплодировали. Клетчатый сел. Ведущий хитро покрутил ус и сказал:
– Друзья, в зале присутствует наш товарищ из России. Мы хорошо знаем, какой путь прошла Россия в деле социализма. Дадим ему слово?

Я не ожидал такого поворота и не готовился к речи. Но делать было нечего, зал смотрел на меня.

– Комрадес! – начал я, с трудом подбирая испанские слова. – Я родился в Советском Союзе. Это была большая и сильная страна. У нас было то, за что вы боретесь сейчас, – социализм. Бесплатное образование и медицина. Наука и промышленность. Сильная армия. Бесплатные квартиры. Не мы этого добились, а наши деды и прадеды. Они воевали и умирали, чтобы нам жилось хорошо. Но мы не ценили. Квартиры были маленькие. Товаров в магазинах мало. За границу не пускали. Мы решили, что Советский Союз не нужен. Что он мешает нам жить хорошо. Жить, как живут богачи в американских фильмах. И мы позволили государству умереть. Теперь у нас тоже капитализм. Появились богатые люди, их жизнь стала лучше. Появились и бедные, их очень много. Вместо заводов, электростанций и атомных кораблей мы строим супермаркеты. У нас теперь много больших и красивых супермаркетов. Но гордиться ими не хочется. Удачи вам. Боритесь. И если у вас получится победить, берегите свою победу. Не будьте как мы.

Эта ячейка сандинистов была не единственной в городе. Похожие собрания проходили в разных районах столицы. Члены FSLN малевали на стенах свою чёрно-красную символику, а лавочники продавали населению футболки с портретами Аугусто Сандино и Эрнесто Че Гевары. Поддавшись революционным настроениям, я тоже захотел приобрести в сувенирной лавке футболку с серпами-молотками и надписью Nicaragua. Уже вынул деньги, но обратил внимание на ярлычок. Надпись на нём гласила: «Сделано в Гондурасе из материалов США». И я передумал.

Богородица Фатима

Социалистические идеи в Никарагуа чудесным образом уживаются с христианскими. В Манагуа я побывал на католическом празднике Святой Девы Фатимы. Колонны верующих несли изображения Девы. Оркестр играл торжественную музыку.

– Фатима! Фатима! – скандировали собравшиеся.

– Почему Фатима? Ведь это не христианское имя, так звали дочь пророка Мухаммада, – обратился я к одному из прохожих. Прохожий носил очки, и была вероятность, что он читал книги и сможет ответить.

– Ислам тут ни при чём. Это название города в Португалии. Там случилось чудо, людям явилась Богородица, – ответил прохожий.

Позже я выяснил, что мусульмане всё-таки имеют отношение к этой истории. На протяжении нескольких веков на Иберийском полуострове находился Кордовский халифат. Мавры, то есть арабы-мусульмане, оказали огромное влияние на испанскую культуру. После того как католики вытеснили мусульман с полуострова, многие географические названия остались прежними.

Португальский городок носил имя мавританской принцессы Фатимы, которую назвали в честь дочери пророка. После ухода мусульман Фатима стала обычным христианским городом, ничем не примечательным. Но в мае 1917 года трём местным детям-пастушкам якобы явилась Святая Дева Мария. Дева предупреждала об опасности, грозящей миру, если Россия пойдёт по пути коммунизма и атеизма. Странно, что Дева решила поговорить о политике с малограмотными португальскими детьми. Ей бы выступить прямо в Петрограде! Хотя в то смутное время кто бы её послушал?

Это явление Девы многие считают «уткой», сфабрикованной местными священниками в противовес атеистическим настроениям, царившим в то время в Европе. Однако Римская католическая церковь признала чудо. Городок Фатима стал местом паломничества католиков. Из Старого Света притча о Богородице Фатимской перебралась в Латинскую Америку. Теперь это имя встречается в названиях городов, церквей и учебных заведений. А изображение Святой Девы Фатимы носят во время праздников по улицам Манагуа. Пронесут антикоммунистическую деву, а потом идут на коммунистическое собрание.

Никарагуанский канал

По пути на юг я заехал в городок Сан-Хорхе, живущий мечтой о так и не построенном Канале.

– Проклятые французы, всё из-за них, – сказали мне в городе. – Это у нас должны были построить канал, а не в Панаме. Мы бы сейчас в золоте ходили.

Во время калифорнийской золотой лихорадки Сан-Хорхе жил неплохо. Здесь был важный транзитный пункт. Новость о найденном золоте сорвала с места десятки тысяч европейцев и швырнула за океан. Корабли доставляли переселенцев в Сан-Хуан-дель-Норте на атлантическом побережье Никарагуа. По реке Сан-Хуан и озеру Никарагуа они плыли в городок Сан-Хорхе, оттуда ехали на повозках 20 километров до тихоокеанского побережья. Там будущие золотоискатели поднимались на борт корабля, идущего в Калифорнию.

В то время Америка была единым континентом. К концу XIX века стало ясно: без канала, разделяющего материк и соединяющего океаны, не обойтись. Особенно в нём были заинтересованы США: их боевые корабли шли из Тихого океана в Атлантический в обход всей Южной Америки. Путь длинный и неудобный для военных действий.

Построить канал в Никарагуа было несложно – всего-то прокопать небольшой участок от побережья до реки Сан-Хорхе. Но французы уже начали рыть канал в Панаме, в четыре раза длиннее. Малярия, дожди, коррупция – завершить строительство они уже не смогли. Единственной страной, которой это было по силам, оказались Соединённые Штаты.

Заинтересованные в продаже долгостроя французы лоббировали его в конгрессе США. Они утверждали, что строить канал в Никарагуа бессмысленно и слишком опасно из-за вулканов и землетрясений. В качестве дополнительных аргументов ушло немало конвертов с франками и долларами. Лоббисты достигли успеха: Никарагуанский канал не появился на картах. Зато был закончен Панамский.