Товарищ Гусев улетел
29.06.2021 21:13
В теле ощущается необыкновенная лёгкость

Товарищ ГусевКолян Коляныч, так его звали все во дворе, недолюбливал участкового Жжёнова – рослого мужчину с крутой и твёрдой, как бараний рог, грудью и пушистыми усами, которые он время от времени покручивал пальцами, будто сворачивал папироску. Носил Жжёнов сапоги с самым настоящим, ещё, наверное, довоенным скрипом. И если бы человека можно было оценивать по сапожному скрипу, то стоял бы участковый не ниже начальника отделения милиции.

Жжёнов, в свою очередь, просто на дух не выносил Колян Коляныча, хотя они жили в одном дворе. Лицо у Колян Коляныча было в мелких-мелких морщинах, словно в него, как в стекло, когда-то попали камнем, и это, по каким-то личным убеждениям, казалось участковому нарушением порядка. Нарушением, даже вызовом законной власти, был и внешний вид Коляныча – обтрёпанные брючки, рубашка навыпуск и галоши, пришлёпывающие на ходу. Завидев его во дворе, Жжёнов морщился, словно чувствовал в своих любимых сапогах высунувшийся гвоздь.

К тому же Колян Коляныч постоянно распространял вредные, непроверенные слухи о своём умении летать. И это уже были не затрапезные брючки, это был настоящий непорядок, подлежащий беспощадному пресечению. Ведь если все научатся летать, как тогда, спрашивается, задерживать хулиганов и правонарушителей? Думая об этом, Жжёнов представлял, как ловит того же Колян Коляныча. Вот он почти настиг его, уже широко, словно сеть, раскинул руки. Но в последний момент Коляныч исчезает, участковый беспомощно машет руками в пустоте, а откуда-то с высоты, где летают только голуби, раздаётся дерзко-насмешливое хихиканье.

По словам Колян Коляныча, летал он обычно утром. Ещё накануне ночью начинал ощущать необыкновенную лёгкость в теле и томительно дожидался восхода солнца. Когда солнце заливало комнату, происходила ослепляющая вспышка, и в её свете всё мгновенно растворялось: и диван, и пыльный буфет, и скрипучий, страдающий кашлем стул, и сам Колян Коляныч. Он становился невидимым, хотя и ощущал себя и мог управлять бесплотным телом. Сначала зависал под потолком, держась в снопе солнечного света, а потом взмахивал руками и мчался – сквозь стену или окно – прямо в небо.

– И далеко тебе сверху видно? – вмешивался тогда в его рассказ Жжёнов. – Сибирь, случаем, не видишь?
– Не вижу, – простодушно отвечал Коляныч.
– Смотри, Гусев, – покручивая усы, предупреждал участковый, – однажды залетишь в Сибирь и не вернёшься.
– Да спьяну это у него, – неловко пытались защитить Коляныча местные бабки. – Выпьет малость, вот и видится.

Нет, Колян Коляныч не пил. Он держал голубей. В те времена почти в каждом дворе стояли двухэтажные деревянные сараи. Там и приспособил Колян Коляныч будочку. А гонять голубей забирался на крышу, оттуда его не мог достать никто, даже всемогущий Жжёнов.

Самое счастливое время он проводил именно на крыше. Лежал, закинув ногу на ногу, наблюдая кувыркающихся в небе голубей, и тогда сам, казалось, летел вместе с ними. Закрыв глаза – а веки у него были по-детски чистые, огромные, с длинными изогнутыми ресницами, закрытые, они резко выделялись на осунувшемся, морщинистом лице, – он так и представлял себя летящим над синим, бесконечно удаляющимся морем. Покой нарушал лишь зримо или незримо присутствовавший участковый. Иногда Коляныч слышал у сарая скрип его сапог, словно милиционера приставили нести здесь караул. Но даже если его не было поблизости, Колян Коляныч невольно мыслями возвращался к Жжёнову, недоумевая, почему участковый интересуется Сибирью и надеется, что он залетит именно туда.

Ещё Колян Коляныч учил свистеть приходивших к нему мальчишек. Тут он был, как и положено голубятнику, большой мастер. Мальчишки уже заранее хватались за край крыши, словно сейчас должна была ударить из шланга вода и разметать их по сторонам. А Колян Коляныч, присев для устойчивости и заложив в рот два пальца, выдавал такой пронзительный свист, что казалось, если он продлится ещё немного, свистун окончательно сморщится и опадёт, как проколотый шар.

Неутомимый Жжёнов недаром ходил и скрипел сапогами вокруг сарая – он своего добился.

– Эй, товарищ Гусев! – крикнул он однажды звенящим от радости голосом, так что у Коляныча сжалось сердце. – Ну вот что, Гусев, закрывай свою голубятню.

Колян Коляныч сел на край крыши.

– Это почему же? – спросил он.
– Распоряжение вышло, понимаешь. Эпидемии разносят твои голуби, и это… памятники засиживают. Некрасиво получается, понимаешь: люди идут на демонстрацию, а памятники – того, засижены-засажены.
– Тебе бы только всех сажать, – откликнулся Колян Коляныч, чувствуя, как от злости у него всё окаменело внутри, стало таким тяжёлым, что он даже опасливо глянул вниз – как бы не упасть.
– Ничего не знаю.
– Да пойми ты, сапог начищенный. Мои голуби домашние, они при мне и на памятники не летают. Им тут места хватает.
– Порядка не знаешь? Закрывай!
– Не буду.

Спор зашёл в тупик, и участковый, чтобы не уронить достоинства, как всегда в затруднительных случаях, достал блокнот и принялся что-то писать, зная по опыту, что это производит впечатление. Действительно, кто его поймёт, что он там пишет, и не сказал ли ты сам ему чего лишнего.

На Колян Коляныча это тоже произвело впечатление. После разговора с участковым он перешёл жить в сарай, чтобы в нужный момент, если будет посягательство властей, отстоять голубятню. Мальчишки теперь при виде участкового начинали свистеть. Жжёнов мальчишек ловил, втайне радуясь, что Колян Коляныч успел научить их только свистеть, а не летать, иначе бы он никого не поймал.

Неизвестно, чем бы закончилось противостояние. Думается, Колян Коляныч всё равно потерпел бы поражение. Но он улетел.

Нашли его ранним утром бабки лежащим на земле около сарая, с раскинутыми руками, точно парящая птица. Дверца будки была распахнута, и в синем, бесконечно удаляющемся небе, кувыркаясь, летали голуби.

Бабки постояли над разбившимся Колян Колянычем и побежали искать участкового.

Владимир КЛЕВЦОВ,
г. Псков
Фото: Depositphotos/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №24, июнь 2021 года