В домашнем хозяйстве, даже самом маленьком и безалаберном, всегда полно хлопот. Если у кого-то конь не валялся – у нас не валялся целый табун. Поэтому никакая отговорка от дел не принимается, кроме единственной: «Не могу встать, меня оккупировали».

Ворчи не ворчи, а приходится делать работу в одиночку. Оккупировали – значит, наш чёрный котик удобно и надолго расположился на коленях, животе или груди – моих или мужа.

Всё, ты в домике, ты выключен из хозяйственной суеты на ближайший блаженный час, два, а то и больше – пока Их Кошачье Святейшество не соизволят покинуть живой мягкий трон. А для чего ещё нужны хозяева? Разве что для «покормить».

Перед сном немножко ссоримся, кому сегодня достанется кот Баюн: он мурлыканьем и теплом убаюкивает лучше любой колыбельной, гонит прочь бессонницу. Вот он включил моторчик, пушистые бока заработали, ритмично поднимаются-опадают, как мехи или резиновая грушка: откачивают отрицательную энергию.
– Где моё снотворное? – муж вознамерился вздремнуть после обеда и ищет кота.

Снотворное уже тут, усыпляет меня.

Это про нашего котика анекдот: «Шёл по своим делам, никого не трогал, никому не мешал. Схватили, затискали, обслюнявили, замусолили. Ненавижу! Барсик, 6 лет». Только зовут по-другому – у нашего сложное имя литературного героя из школьной программы, сын как раз проходил соответствующее произведение, когда котик поселился у нас.

Почему-то хочется зверя затормошить, уткнуться лицом в пузо, «пожамкать» – и непременно в тот момент, когда он независимо шествует мимо или уютно дрыхнет.

Потом кот оттянется по полной – когда надо бы хоть на часик засесть за компьютер, он тут как тут. С робким и виноватым видом лисы в заячьей избушке: я тут не помешаю, на приступочке погреюсь, лады, хозяйка?

Но сидеть ему отчаянно скучно. Бархатная лапка тянется, ухватывает ручку и начинает катать по столу. Как тут не бросить глупую писанину, не взять эту лапку, не пожать, не поцеловать?

Ну, хватит, дай поработать. Снова лапка, снова ручка катится по столу, снова ути-тюти, сю-сю, ми-ми. Это действие повторяется много раз, прежде чем я понимаю: мною элементарно манипулируют, меня дрессируют, мною забавляются.

Ручку убрать подальше. Теперь осторожная лапка ловит цепочку на шее, пряди волос, трогает за нос. Котику скучно, он требует ласки. Механические поглаживания ему быстро надоедают. Их следует разнообразить почёсыванием, лёгкой трёпкой за атласными ушками, перебиранием позвонков, массажем шейки… Незаметными движениями, толчками влажного носика и покусыванием котик направляет мою руку и руководит: вот тут помассируй… да не тут, а тут… нежнее… сильнее… ай, больно же, бестолочь!

Мгновение – и на коленях вместо пушистого комочка разъярённый зверь, сладострастно, до крови впившийся когтями и зубами в мою руку, мощно, с оттяжкой колотящий по ней мускулистыми задними лапами. И тут же, не дожидаясь наказания, этот толстопузый увалень, как молния, как стрела, стремительно и грациозно слетает с моих колен. Вот он уже на другом конце комнаты, тяжело дышит, недобро поглядывает янтарными щёлочками, нервно и брезгливо облизывает осквернённое тело. Типа как же я низко пал, снизошёл до этой черни, осчастливил своим высочайшим вниманием, на часок-другой приспособил человеческие колени для кошачьего трона…

М-да, а если бы масштаб домашних кошек увеличился раз эдак в шесть?

В доме есть только одно равное существо, достойный соперник, однажды вступивший в ожесточённую схватку с котом, поверженный, но вновь воспрянувший. Вон он, огромный, круглый, утыканный собственными острыми когтями и зубами. Кактус.

Однажды котик сидел на подоконнике, любовался уличными красотами и прыгающими по забору синицами, никого не трогал. Кактус легонько, игриво цапнул его, приглашая поиграть. Котик только хотел его понюхать и познакомиться – и тут чудовище вероломно напало, впилось в его нос десятками колючек, обрушилось всем мясистым тяжеленным телом в железных иглах…

Котик, сам превратившийся во вздыбленный шар, отфыркиваясь и выпучив глаза, умчался, и его не было видно сутки. Кактус пришлось пересаживать, но он надолго замер в росте – отходил от шока. Я же говорю – достойный соперник.

У котика тысяча настроений, сменяются они мгновенно. Ранним утром он угодливо, суетливо семенит к холодильнику, тревожно оглядываясь, подгоняя: хозяева, вы не забыли, где холодильник? Вот он, никуда за ночь не делся, вот же тропинка к нему, протоптанная мною. Да шевелитесь, гос-споди, дал же бог таких бестолковых, неповоротливых хозяев…

Только что он подобострастно заглядывал в глаза, тёрся и бодался с такой силой, что того гляди собьёт с ног. Но вот обстоятельно, тщательно позавтракал, облизнулся, со сладкой дрожью потянулся всем телом, до кончика хвоста. Холодно, высокомерно взглянул на нас и сквозь нас: «А, вы ещё здесь? Вы вообще кто? Чьих будете?» – и пошёл себе, покачивая набитым животиком.

Поесть они любят – что муж, что кот. В дореволюционной России, прежде чем нанять работника, хозяин предлагал ему пообедать. Если поглощает пищу быстро и много, только успевай подкладывать, – хороший, расторопный работник. Так вот, тот хозяин был бы жестоко разочарован, столкнувшись с мужем и котом, ломающими его систему отбора: на них, сытых, где сядешь, там и слезешь.

– Ах, какой шикарный воротник! Готовая чернобурка! – это у знакомой такая дежурная шутка. Она гладит котика по переливающемуся, вспыхивающему на солнце серебром, и золотом, и толчёными алмазами драгоценному меху. Гладит кончиками пальцев, ведь кошки – рассадник заразы, контактируют с мышами, птичками, лягушками, могут передать клеща или какую-нибудь ужасную болезнь. Погладив, идёт мыть руки с мылом, неся их на расстоянии от себя, как зачумлённые.
– Детей у меня нет, а котёнок – облегчённый вариант ребёнка. О, подарите, подарите мне ваше пушистое чудо, вашего кота!

Странно, что чуткий в остальном котик не слышит сладких, вкрадчивых, хищных ноток в её голосе. Соблазнительно растёкся по дивану, раскинулся ковриком, балдеет под наманикюренной ручкой, изгибается, поворачивается так и эдак, словно поджариваемый пирожок.
– А вы знаете, что средневековые дамы пользовались кошачьими лапками как пуховками и спонжиками для нанесения румян?

Вот зачем она дразнит мужа, для него же котик – это всё? Вон он даже в лице изменился. Зовёт любимца подальше от опасности, хлопает дверцей холодильника, зазывно шуршит пакетиком, но кот в его сторону и не смотрит.

Странно. Валерьянкой от неё не пахнет. Может, она душится кошачьими афродизиаками?

Вечером уязвлённый муж вполголоса ревниво делает коту внушение:
– Давай, давай беги за своей госпожой. А госпожа из тебя воротник на пальто… Дурак ты, дурак последний, тютька, как все мужики, – и пригорюнился: – Нам ведь, мужикам, чем хуже, тем лучше. Ищем хищниц на свою шею.

Так, пойти уточнить, кого муж имеет в виду под «хищницами»...