Девушка по имени Квитанция
11.08.2021 15:48
Девушка по имениС Петром Алексеевичем Чёскиным мы познакомились пару лет назад. Он пришёл к нам работать. Вернее, перешёл с другого факультета на наш.

Пете Чёскину где-то пятьдесят шесть – пятьдесят семь. Крепкий, со щеками цвета созревшей не ремонтантной малины сорта «гусар». Глаза – два непроницаемых стальных штуцера. Блондин. Благородная проседь. Так сказать, серебро на платине. Или наоборот. Профиль, можно сказать, античный.

Чёскин большой, под метр девяносто, поджарый, как голодный мустанг. Руки, ноги, шея, пальцы – всё длинное, максимально жилистое и всегда находится в постоянном движении, как глубоководные водоросли. Сидишь и думаешь: вот сейчас сожмёт этот, блин, батыр тебе локоть – и хрусь!

В общем, сочная личность.

Судьба Чёскина была непростой. Начнём с того, что он с детства мечтал быть писателем. Что он и как писал, я не знаю. Но после школы пошёл поступать в Литературный институт. И, разумеется, провалился.

Потом он попробовал поступить в морское училище. Не прошёл. Отслужив в армии писарем (вероятно, писательские таланты у него всё-таки имелись), Чёскин со второй попытки поступил на географический факультет.

Затем – вечные разъезды, экспедиции. В уже очень-очень зрелом возрасте он защитил кандидатскую диссертацию. Остался работать на географическом. Через несколько лет его пригласили к нам на филологический.

Что такое филологический факультет? Это много очень симпатичных дев, которые учат иностранные языки, а заодно всякие национальные менталитеты, региональную специфику и всё такое. А какие же региональные менталитеты без географии?

Девы наши, конечно, очень симпатичные, но для многих из них Тунис – это рыба, Либерия – политическая партия Ксении Собчак, Джомолунгма – древний индийский мудрец из Шанхая. А если произнести при них слова «Гваделупа», «Катманду» или «Титикака» – они густо краснеют, как созревший позднеремонтантный сорт малины «Брянское диво», и, потупив небесные глаза, нервно теребят свои сумочки «Луи Виттон» за пятьсот евро.

Они, эти девы, вообще очень любят якобы поволноваться и чего-нибудь нервно потеребить. И всё от отсутствия мальчиков. Как пели у нас на факультетском капустнике:

Стоят девчонки, молчат в сторонке,
Армани свои теребят.
Потому что на триста девчонок
по статистике восемь ребят.

Вот Пётр Алексеевич Чёскин и преподавал нашим девам географию, терпеливо объясняя, что Гондурас – это не то, что следует чесать, и что в Орехово-Зуево на метро доехать невозможно.

Следует добавить: жизнь Чёскина сложилась так, что он не женился. Романов у него было море. Женщинам такие дяди-лоси нравятся. К тому же Петя – острослов. Но семьёй он так и не обзавёлся.

Дело в том (это я понял недавно), что Чёскин, несмотря на всю свою ироничность по отношению к женскому полу, относится к редкому разряду предельно порядочных максималистов. Он, так сказать, трубадур, так и не нашедший свою Прекрасную Даму.

Человек он ранимый, нежный, трогательный. Хотя и язва. Ранимая язва, кстати, – довольно часто встречающийся типаж. Знаю, сам такой. Может быть, на почве общей «язворанимости» мы и стали добрыми приятелями.

И вот мы обычно сидим на переменках в нашей факультетской кафешке, которая находится как раз напротив входа на факультет. Кафешка открытая, все, кто входит и выходит, у нас перед глазами. И тут Чёскин включает своё фирменное ироническое словотворчество.

У Пети есть такой бзик. Он считает, что в русском языке необходимо срочно расширить перечень женских имён.

Действительно, есть же, например, имя Констанция, про которую несколько раз по три раза орал Боярский в «Мушкетёрах». А почему нет, скажем, Субстанции, Пропорции, Подстанции или Квитанции?

Чем Квитанция хуже Констанции?

Констанция «в переводе с античного» (как сказал Константин Ромин из «Покровских ворот») значит «постоянная», «верная», «преданная». Очень хорошо. А вот Квитанция происходит от «квит», что значит (тоже «в переводе с античного») – «спокойный». Значит, Квитанция – это Спокойная. Кому же не нравятся спокойные, мирные, уравновешенные женщины? Не вечно курящие истерички с перекошенными от депрессии лицами, а вот такие – спокойные, не перечливые.

Я бы с удовольствием женился на какой-нибудь Квитанции. Если бы, конечно, был холостой. Представляете? Квитанция Константиновна Плюшкина. Это же идеальная жена!

Всё это не я говорю. Это я конспективно пересказываю рассуждения Пети.

И вот у нас переменка. Мы сидим в буфете и по традиции занимаемся откровенным маразмом, а именно – даём имена проходящим мимо девам. Два пожилых придурка. Развлекаемся, как можем. Нет, всё, конечно, без всякой задней мысли, без пошлости. Чисто филологические экзерсисы.

– Вон смотри, идёт, – говорит Петя. – Видишь, длинная такая, худая.
– Вижу. Это, кажется, из французской группы. Екатерина, по-моему. Фамилию забыл.
– Какая же это Екатерина? Это…

Петя задумался. Я:
– Ну, не Лыжей же её назвать?
– Нет, это, Вовка, грубо. Надо как-нибудь красиво. Мы же с тобой какие-никакие эстеты.
– Ну да. В народе вообще таких «оглоблями» называют. Может, Слега? Или Орясина?
– Нет-нет-нет. Вижу я, Вовка, насквозь твои крестьянские грубые корни. Я бы назвал её Антенной.
– Здорово! Я бы ни за что не додумался. Это ведь что-то типа Илоны, Анны, Нателлы, Корины… Да?
– Точно. Во!.. Машка Ляжкина идёт. Ты её знаешь?
– Да, знаю. Машка Ляжкина мне риторику сдавала. Раза четыре. Я её спрашиваю: что такое метафора? Не знает. Что такое метонимия? Не знает. Синекдоха? Не знает. Ничего не знает. В конце концов четвёрку поставил. За природные данные.
– Красивые, кстати, имена. Метафора, Метонимия… А в имени Синекдоха есть нечто глубоко испанское. Гвадалахара. Картахена. Сразу на ум приходит: наваха, кастаньеты и всё такое.
– Нет, – сказал я, – Машка – она точно не Синекдоха.

Надо сказать, что у Машки Ляжкиной очень пышная фигура. Это в её-то восемнадцать-девятнадцать. А что будет в тридцать-сорок – представить страшно. У нас во дворе моей юности про таких говорили, пардон, «груди на блюде и попа-Европа».

– Тут много вариантов, – деловито сказал Петя. – Потенция. Комплекция. Даже можно – Комплектация. А лет через двадцать-двадцать пять можно будет сказать: Агломерация.
– Вот ты гений! – искренно изумился я. – Давай дальше словоблудием заниматься. Ещё десять минут до пары. Так… Вижу Жанну Семёнкину. У неё, кстати, сестра-двойняшка.
– Ну, тут всё просто. Не догоняешь?
– Нет.
– Если сестра-двойняшка.
– И что?
– Какое имя у твоей Семёнкиной? Если у неё сестра-двойняшка?
– Какое?
– Аналогия.
– Обалдеть! Я бы, чтоб такое сочинить, пять часов сидел бы.

Мимо нас быстро пробежала какая-то девушка с очень сосредоточенным лицом. Никаких особых примет.

– Ты её знаешь? – спросил я.
– Нет, – ответил Петя.
– Как назовём?
– Она, Вовка, бежала?
– Да.
– Как лошадь?
– Да, как лошадь.
– И? Кобыла? Скакунья? Наездница? Самка мустанга?
– Господи, какой же ты, Вовка, плоский… Ежу понятно, что – Кавалерия!
– Блин! Валерия, Кавалерия… Это же так просто.
– Ещё бы, – самодовольно ухмыльнулся Петя. – Так, отворачиваемся. Мимо нас идёт Мосгаз.

Мосгаз – это Антонина Сергеевна Панова. Наивреднейшее существо. Доцент истории. Делать всевозможные гадости – это её хобби и радость. Антонина Сергеевна Панова сосредоточенно прошла мимо нас, явно замышляя какую-то очередную мерзость. Мы с Петей синхронно развернулись обратно.

– Как назовём?
– Не знаю. Вонючка.
– Сам ты… У неё же сама фамилия подсказывает, – торжествовал Петя.
– И как?
– Пандемия, конечно.
– Феноменально!

За последние шесть-семь минут переменки перед нами прошли: Аномалия, Суспензия, Саванна, Абстиненция, Синонимия, Периферия, Аннотация, Комедия и ещё с десяток милых дев.

В самом конце переменки мимо прошла наша непосредственная начальница. Человек, с которым, если честно, совсем никому не хочется общаться, но по необходимости приходится.

И мы назвали её как? Правильно. Вакцинация.

Владимир ЕЛИСТРАТОВ
Фото: Depositphotos/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №30, август 2021 года