Это был мой самый счастливый период. Я искренне любил жену и сына, мы недавно обосновались в комфортабельной трёшке на окраине лесопарка, где каждое утро устраивали недолгие пробежки, а потом я отправлялся в редакцию мною же придуманного журнала, куда приезжал на дорогой иномарке и где, между прочим, недурно зарабатывал. Мне даже обещали установить городской телефон – по тем временам невиданная роскошь.

Мы с женой, отстояв бессонную ночь в ближайшем универмаге, заняли очередь за дагестанским ковром. Жена любила появляться безымянной красавицей на всевозможных обложках, я с упоением её фотографировал. Лучшее время.

Приближалось лето. Мы с женой решили перед отпуском повторить медовый месяц. Необходимо было устранить последнее препятствие. Устроившись в кожаном кресле, я выбирал, куда отправить сына – в престижный «Артек» или в «Орлёнок»? Пока же маленький Витька валял дурака: то строил куличи в песочнице, то катался с горки на детской площадке.

В дверь кабинета постучали. Перед столом выросла фигура Макса, моего зама и по совместительству известного поэта. Прогрессивный бразильский университет пригласил его прочитать несколько лекций. Я не был против его поездки – кто в здравом уме в советское время отказался бы от командировки в другое полушарие? Кто стал бы мешать в этом сотруднику, почти другу?

Макс спросил, что бы мне хотелось получить на память о далёкой Бразилии. Я для приличия отнекивался. Внезапно на ум пришёл сын, чью судьбу я только что решал. Витька же у меня – футбольный фанат, а в Бразилии – самая знаменитая в мире команда.

– Знаешь, Макс, привези мне футбольный флажок или что-нибудь подобное. Сын такое обожает.

И вот – далёкая Южная Америка. Успешно прочитав лекции, Макс оказался в гостях у ректора бразильского университета. Сполна насладившись национальной кухней и порадовав себя экзотическими напитками, получив приглашение на будущий год читать целый курс, он уже был готов уехать в гостиницу, а оттуда – в аэропорт. Но тут Макс вспомнил обо мне.

Стоило ему завести речь о бразильском футболе и живущем далеко в морозной России мальчике-фанате, как его вернули за стол, открыли бутылку крепчайшей самбуки, и полились футбольные рассказы. Воспоминания на эту тему нашлись у каждого из присутствовавших. А потом ректор позвал жену, чтобы та отыскала в домашней библиотеке книжку великого футболиста Гарринчи, подписанную им самолично, – тоненькую, в бумажном переплёте, изданную на газетной бумаге.

Для справки: Мануэль Гарринча, Манэ, – бразильский футболист, лучший правый крайний нападающий в истории бразильского футбола. Считается вторым после великого Пеле.

Книжонка оказалась вроде как не очень нужна хозяевам дома, и они с удовольствием подарили её Максу для далёкого русского друга. Макс отправился домой, искренне радуясь, что сумел так угодить шефу.

Если бы я мог предвидеть, что фамилия бразильского футболиста станет нашим семейным проклятием!

Когда книга с автографом звезды оказалась в маленьких ручках вернувшегося из «Артека» Витьки, он рассеянно улыбнулся из-под чубчика и недоумённо поблагодарил дядю Макса. Мальчик был искренне рад заокеанскому подарку и слишком хорошо воспитан, чтобы задавать взрослым лишние вопросы, хотя совершенно не знал, кто такой Гарринча.

Потом развалился Советский Союз. Наткнувшись на книжонку Гарринчи во время очередной уборки, жена поправила платок, смахнула пот со лба и разразилась тирадой:
– Нет бы попросить для сына что-нибудь дельное, ты ведь начальник. Витька это даже прочесть не смог, тут же по-бразильски!

С возрастом характер жены стал меняться не в лучшую сторону. Она поняла, что при помощи скандала может добиться чего угодно, и я пропал. Жена не могла пережить, что от поездки моего друга-подчинённого на другой конец света ей не перепало ничего. «Наверное, – думала она, – муж завалил подарками любовницу». С того дня, стоило злосчастной книжонке попасться жене на глаза, она поднимала крик. В конце концов я засунул раритет куда подальше, но супруга уже обходилась и без него. Призрак несуществующей любовницы витал в нашем доме.

– Узнаю что – разведусь! – прилетел мне отголосок домашнего скандала.

В то утро я пришёл на работу позднее обычного.

– Иди в кассу, – раздалось у меня над ухом.

Неожиданно всем сотрудникам выдали премию. Тут мы с пятью друзьями, как водится, выпили, потом посидели. И выяснилось, что у всех нелады с жёнами, даже у Макса. И мы решили устроить беспрецедентный мужской праздник. Оторваться. Отомстить. Кто виноват, что во времена, гораздо больше подходившие для мальчишника, у нас не было денег? А сейчас – полно. Каждый из нас позвонил домой и соврал своей драгоценной, что нас оставляют на работе на пару ночей. А сами купили билеты и улетели на безвизовый тогда остров Кипр, в испепелённый солнцем городок Пафос.

Протрезвев и опомнившись, решили тут же вернуться домой, но выяснилось, что обратные билеты раскуплены на неделю вперёд – высокий сезон. Мы были в шоке. Нет, жёнам-то мы найдём что соврать. Срочная командировка, например. Только бы не выдать себя по приезде южным загаром. Днём, изнывая от жары, отсиживались в люксовых номерах отеля. Кто-то отмокал в холодной ванне, высыпая туда весь лёд из местного бара. Ну и в напитки, конечно. Кому становилось невмоготу, тот отправлялся в закрытый душный бассейн. Бесконечная игра в карты. Алкоголь.

Полноценно мы жили исключительно звёздными ночами, как вампиры. Под навесом густой синевы за эти семь ночей облазили все злачные места в округе. Возвращаясь под утро, падали носом в чахлые гостиничные подушки. Дрыхли весь день. Белотелые, как прежде, мы смущали прочих отдыхающих. Администратор отеля, понаблюдав за нами, сделала вывод, что все русские таковы. Переубедить её было невозможно. Звонок для нашего пробуждения она предусмотрительно назначала на семь вечера. Утром, уходя домой, не прощалась, а здоровалась. Как-то раз она сфотографировала нашу развесёлую компашку на память у входа в гостиницу. При этом я приобнял её.

А дома меня – одного из всей нашей компании – настиг грандиозный скандал. Однажды я пришёл домой, а на журнальном столике в гостиной красовалась обложка путеводителя по Кипру с той самой фотографией, запечатлевшей пятёрку белозубых плейбоев на фоне отеля «Гарринча бич резорт»! Ах, вот почему вывеска тогда показалась мне знакомой! Один из плейбоев на фото недвусмысленно тискал мулатку. Это был я.
Оказалось, родственники Гарринчи, как на грех, недавно приобрели кипрский отель, на входе в который нас и запечатлели. Фото попало на обложку путеводителя по экзотическому острову, который, в свою очередь, где-то бросился в глаза жене. Ну что тут скажешь?

Через год мы развелись. Перед этим в доме происходила генеральная уборка, посвящённая нашему расставанию. Больше никто из нас по утрам не бегал, мой журнал был давно закрыт, машину я разбил, мой друг Макс ушёл в мир иной, жена подыскала мне замену, а сын Витька подрос и начал соображать. На детской площадке он больше не интересовался песочницей, зато приспособил сказочную избушку для своих первых сексуальных опытов.

Постаревшая жена разлюбила своё отражение в зеркале, попадать на обложки больше не стремилась. Как фотограф я перестал её интересовать, как муж – тоже. Среди прочего хлама, к которому она относила все мои вещи, та самая книга Гарринчи отправилась за дверь чуть ли не первой. Я вяло пытался сопротивляться, но что мог поделать? Зато пропылившийся дагестанский ковёр в результате раздела имущества отошёл мне.

А ещё лет через десять, встречаясь с Виктором, вполне сформировавшимся мужчиной и всё ещё моим сыном, я поведал ему эту историю. Сын в панике полез на сайт международного торгового аукциона. В такой же панике он с сайта и выбрался – произведя сложные маркетинговые расчёты, сын прикинул, сколько автограф великого Гарринчи мог бы стоить в наши дни. Получилась внушительная сумма. Сын выглядел искренне расстроенным.

– Что же ты, папа, мне в то время ничего толком не объяснил?
Мне оставалось лишь усмехнуться.