– Опять этот дядя пропал! – восклицает Верунчик, выходя поутру из подъезда.

На входной двери – очередная реклама компьютерного мастера с фотографией. Верунчик понимает так: раз фото человека, значит, он пропал. Дворник постоянно срывает объявления, а компьютерный мастер клеит их снова и снова.

– Его ищут? – спрашивает дочь.
– Ищут, ищут, – рассеянно бормочу я, увлекая Верунчика с крыльца.

Вообще-то мы опаздываем в садик.

– Папа, – не унимается она. – Папа, я наконец-то поняла. Этого дядю постоянно похищают инопланетяне. А потом возвращают обратно, потому что он им неинтересен.

Cочиняет и развивает сюжеты. После поездки на море появилась новая тема. Верунчик купается в ванне с куклой и с драматическими нотками в голосе проговаривает сценарий: девочка не послушалась родителей, уплыла за буйки. Глазастая кукла скрывается в ароматной пене.

– И она утонула! – громко и грустно резюмирует Верунчик.
– Солнышко, – восклицаю я, – история должна быть с хорошим концом, придумай. Девочка должна жить.

Секунда, две три, пять. Верунчик размышляет и с пафосом произносит:
– А через неделю она всплыла!

Мы с мамой синхронно поперхнулись чаем. Когда дочка вырастет, обязательно расскажу ей эту историю, поперхнёмся вместе.

– Салям, Ахмед, – говорит утром наш дворник другому коммунальщику.
– Салям, Махмуд.

Мужики обнимаются и далее оживлённо: гыр-гыр-гыр, тыр-тыр-тыр.

– Дяди говорят по-английски? – спрашивает Верунчик.

Отвечаю, что скоро у нас будет ещё та Британия.

– Ещё та самая? – удивляется дочка.

На детской площадке сформировался целый таджикский клан, судя по одежде и игрушкам, вполне приличного достатка.

Пятилетний Акбарбек назойливо пытался ухаживать за Верунчиком, а не добившись взаимности, умыкнул её трансформер, какое-то время сосредоточенно изучал и, не найдя лучшего применения, стукнул им по голове своего маленького братика.

– Так нельзя делать, Чингисхан! – строго отчитала его Верунчик.

Пять с половиной – эпоха великих достижений. Двухколёсные велосипед и самокат пришли на смену трёхколёсным, лихо поехала на роликовых коньках и поплыла в бассейне, особенно обожает плыть в ластах, на спине и под водой. Тренер по плаванию говорит: будет пловчиха.

Роллер-преподаватель из «школы Александра Овечкина» просит: отдайте мне, завоюем город.

А на днях её отследил на площадке посланец футбольной школы и полчаса доказывал мне, что девочка родилась для футбола. Ах да, я накануне научил Верунчика пасовать «щёточкой» и даже пяткой. Спрашиваем:
– А сама-то ты кем хочешь быть?

Отвечает:
– Ветеринаром. Максюша станет стареньким, и я буду продлевать ему жизнь. А по субботам и воскресеньям хочу играть в театре.

Карьера спланирована.

– Папочка, а когда наша мама будет работать воспитателем в детском саду?
– Боюсь, что никогда, малыш.
– Но почему-у?
– Потому что наша мама уже работает врачом.
– Ну а в следующей жизни? Когда наша мама возродится снова?
– В следующей жизни наша мама тоже будет врачом, потому что она очень любит свою работу.
– Да-а? Я над этим глубоко подумаю.

В метро уточняю у контролёра, положен ли Бурунчику жетон.

– Какой милый багаж с косичками и на двух ножках, – шутит в ответ тётенька. – Нет, пока ещё не положен.
– Папа! – возмущается Бурунчик. – Я что, чемодан?

Первое, что замечает на Дворцовой площади, – конечно же, Александрийскую колонну:
– Ты хочешь сказать, что она вот просто так и стоит без цемента и не падает?

А о Зимнем дворце:
– Куда делся царь? Выгнали, свергли? Папа, кто посмел его свергнуть? Он же царь!

В тот же вечер подозрительно притихла у маминого туалетного столика. Возвращается перепачканная взрослой впитывающейся помадой.

– Как вы считаете, я величество или высочество?

Как назло, закончилось средство для снятия макияжа. Отмывали Бурунчика несколько часов.

Субботним утром замечает шмеля на цветке шиповника.

– Папа, а шмель, он что, и по субботам работает, и по воскресеньям, да? Ты хочешь сказать, у него и дня рождения не бывает?

Отвечаю, что день рождения у трудяги-шмеля всё же случается.

– И как он его празднует?

Включаю воображение:
– В этот день ему с самого утра поют «хэппи бёсдэй ту ю» и дарят маленький полосатый тортик, а потом он пьёт чай и летит на работу.
– И всё? – удивляется Верунчик. – Заработался, однако.

Полюбила живопись и подолгу задумчиво рассматривает картины, особенно графику и масло, грубыми мазками.

– Подойдёшь, вроде ничего такого особенного нет. Отойдёшь – опаньки, шедевр!

Теперь в нашем торговом центре прежде всего тащит меня наверх, туда, где выставляются молодые художники.

– Пойдём, посмотрим на шедевры.

В нашей спальне акцентная стена сделана сплошь под репродукцию Ван Гога «Цветущий сад». Обои настолько натуральные, что прослеживаются мельчайшие мазки кисти. Бурунчик подолгу стоит у стены, смотрит, трогает пальчиком и вдруг спрашивает, чья это картина.

– Это Ван Гог, – отвечаю, – великий художник. Тебе нравится?
– Ты что, хочешь сказать, он сам лично приходил к нам домой и нарисовал на стене эту картину?

Представил, как однажды зазвонил домофон и в квартиру завалились – без приглашения – усталые Ван Гог и его друг Поль Гоген с кистями, палитрой и чемоданчиком красок: «Ну и где тут у тебя, Вован, акцентная стена? Давай чё-нибудь забабахаем». А потом мы, конечно же, выпили абсента.

– Мама, мама, нам Ван Гог нарисовал на стене цветущий сад!
– Представляю, сколько теперь стоит наша скромная квартира, – улыбается мама в ответ.

А воспитательница на следующий день уже знает, что к нам приходили Винсент с Полем.

– Давайте устроим сегодня пижамную вечеринку, – предлагает Верунчик в пятницу вечером.

Мы очень устали за рабочую неделю, но я не возражаю. В моём представлении пижамная вечеринка выглядит так: мы все надеваем уютные пижамки, заваливаемся в нашу огромную кровать, едим вкусняшки, смотрим любимые киношки и блаженно отключаемся до субботы.

– Папа, ты что, в самом деле? На пижамной вечеринке люди не спят! Там надо пить коктейли, танцевать и дубасить друг друга подушками так, чтобы пух летел.
– Забываешь ты, Вовочка, свою холостяцкую жизнь, – улыбается жена.

Копирует любимую героиню из мультика «Маша и Медведь»:
– Такой разгром, и без меня?

И всё же спрашивает, кто позволил Маше вести такой образ жизни, уходить надолго из дома, зависать у Мишки в гостях, ночевать у него в лесном домике, болтаться по лесу ночью. Куда смотрят Машины родители?

Отвечаю, что по сценарию они трудятся день и ночь проводниками на железной дороге, вот дочка и вытворяет что хочет.

– Садика на неё нет, – отвечает Бурунчик.

Пристаёт ко мне, приглашая поиграть:
– Папочка, сегодня я буду твоим маленьким пёсиком Лаки, – говорит Бурунчик, преданно заглядывает мне в глаза, виляет «хвостиком» и лижет руку.
– Солнышко, ну не надо. Давай, ты лучше побудешь маленькой девочкой, ага?
– Ладно, давай, – соглашается дочка.

Рано обрадовался. Бурунчик вздохнула поглубже и как заорёт на всю квартиру:
– Уа! Уа-а! Уа-а-а!

Максюша лежит на диване и по обыкновению самозабвенно душит за попу своего штопаного-перештопаного плюшевого бычка.

– Папа, а почему наш Макс называется той-терьер?

Отвечаю, что «той» по-английски означает «игрушка», а терьер – «охотник». Получается, что Максюша у нас игрушечный охотник.

– А-а, теперь понимаю, он охотится на игрушек. Но почему вчера он на улице вцепился в ухо спаниелю по-настоящему? А мы его называем Максюша-детка – ничего себе детка! А рычал, словно крокодил.

Выпросила у меня очередную куклу, говорящего пупса, а потом расколола на поход в кафе. За столиком в ожидании заказа достаёт куклу из коробки, нажимает кнопочку, и пупс радостно орёт: «Уа-а! Уа-а!»

– Поздравляю, дорогой, – говорит мне Бурунчик, – ты стал папой.

У сидевшей неподалёку девушки кока-кола полилась из носа и ушей.

А в другом кафе за соседним столиком сидела девушка постарше. Подружилась с Бурунчиком, пересела к нам и всё восхищалась, восхищалась:
– Боже мой, какое чудо! Какая умница, какая зайка! Хочу такую же!
– У вас всё впереди, – с улыбкой заверил я.
– Нет, вы меня не совсем поняли. Я хочу точь-в-точь такую же.
– Тогда обратитесь к моему папе, – всерьёз советует Бурунчик. – И папа вам поможет.

Девушка рассмеялась, густо покраснела, но телефончик дала.

– Папочка, а что такое океан любви? – спрашивает дочка меня назавтра. – И как люди в него попадают? Их волной смывает? Падают за борт? А как же техника безопасности? Нарушают? А оранжевые жилеты от любви им выдают?

Собираемся на прогулку. Уговариваю на этот раз не брать с собой её довольно тяжёлый велосипед, представляю, как снова буду тащить его по лестнице.

– Солнышко, а может, не надо?

И она отвечает:
– Надо, Федя, надо!

Ах да, у нас вчера вечером был Гайдай.

– Папа, а ты хоть раз видел настоящий живой летящий метеорит? Видел? А где это было, в гора-ах? Представляю, как широко ты раскрыл рот.

Тоже представил.

Копирует маму:
– Опять у тебя новый свитер, дорогой? Стоило нам только уехать на месяц к бабушке, и ты купил. А старые кто носить будет?

Заставили навести в детской порядок, прибрать игрушки. Убрала, потом присела на диван и вздохнула:
– Боже, как же было хорошо, когда я была маленькой.

В День Военно-морского флота тихонько надела севастопольское, в полоску, платьице, достала из шкафа мою морскую пилотку с «крабом», вошла к нам в кухню и, приложив ладошку к головному убору, произнесла:
– Честь имею! С праздником!