СВЕЖИЙ НОМЕР ТОЛЬКО В МОЕЙ СЕМЬЕ Действующие лица Мария Куликова: Сейчас все очень умные, все знают, кому с кем надо жить
Мария Куликова: Сейчас все очень умные, все знают, кому с кем надо жить
18.10.2021 19:06
КуликоваУ неё сейчас горячая пора – впереди новый проект и съёмки в очередных сериях «Склифосовского». Мария обожает свою профессию, но признаётся, что семья для неё на первом месте. Кто же ждёт актрису дома, когда она возвращается со съёмок?

– Мария, в театральную студию под руководством Вячеслава Спесивцева, с которой начался ваш путь на сцену и на экран, вы пришли сами, или вас кто-нибудь привёл?
– Родители привели! Мне было десять лет, и они очень боялись, как бы меня не затянуло в плохую компанию. Время тогда стояло мутное – ужас. Дети по подъездам нюхали клей «Момент», процветал бандитизм, люди нищали, царило ощущение всеобщей безысходности. Понятно, родители боялись, что и я буду ходить-бродить по подъездам. Должна сказать, привели они меня в студию без особой надежды, что я там задержусь, ведь куда бы я ни попадала, скажем, в музыкальную школу, – долго не выдерживала, уходила. Потому что всё было не моё. А тут оказалось – моё. У нас в театре преподавали и танцы, и пение, и классическую хореографию – много интересного! Благодаря студии я прочитала огромное количество хорошей литературы, что, конечно, формировало определённый вкус. К тому же я была робким ребёнком, а тут осмелела, начала потихоньку раскрываться. Одним словом, мне крупно повезло, что я оказалась именно в Театральной студии. После школы спешила сделать домашнее задание – только бы скорее поехать на занятия, только бы меня не лишили этого удовольствия. Кстати, оттуда же мои самые близкие друзья, три подружки. Мы познакомились в студии, когда нам было по десять, и с тех пор общаемся, ежегодно ездим вместе отдыхать, отмечаем семейные события, праздники.

– Говорите, что и в музыкальной школе не задержались, а вы ведь из музыкальной семьи: отец – певец, бабушка – декан вокального отделения Гнесинки.
– Увы, я оказалась не особенно музыкальной. Понятно, что некоторый актёрский слух у меня есть. В театральном институте, а потом в театре я участвовала в музыкальных фрагментах и спектаклях, однако профессиональной музыкальной деятельностью, конечно, не смогла бы заниматься. Нет такого таланта.

– Каким был ваш первый выход на сцену? Дебют удался?
– О, это был страшный стресс. (Смеётся.) Спектакль назывался «Маленькая Баба-яга», и я, десятилетняя, играла в нём эту самую Бабу. Должна сказать, при первом распределении ролей среди юных студийцев мне не досталось даже крохотной ролюшки, меня просто забыли. Однако я не расстроилась! Подумала: ну и ладно, ответственности меньше. Но в массовке в сцене Вальпургиевой ночи так отчаянно танцевала, что меня заметили: ну и кривляка, это же не ребёнок, а просто кошмар какой-то! (Смеётся.) А я просто отрывалась по полной, кайфовала. В результате меня, девочку из массовки, утвердили на главную роль. Я в принципе была кривлякой от рождения. (Смеётся.) И мне роль пришлась по сердцу. Вспоминаю её как самую дорогую. Только вот никак вспомнить не могу, куда делась афиша того спектакля. Наверно, на балконе лежит. Надо найти, потому что это действительно раритет – столько лет прошло!

– Вы были одновременно и робкой, и кривлякой?
– Может быть, слово «робкая» не совсем точное, я просто была зажатая. Ну, когда ребёнок каждый день слышит – «не высовывайся, сядь на место, закрой рот, ты лучше всех, что ли?» – у него вырабатывается определённый комплекс. Я училась в очень строгой школе у очень суровых учителей. Прекрасных, но я их побаивалась. Хотя сейчас вспоминаю с большой нежностью. Наверное, в их строгости было немало полезного для нас. Но в сегодняшней школе, мне кажется, царит более домашняя атмосфера, и педагоги стали мягче. По новым правилам, им даже нельзя повышать голос на ребёнка. Всё изменилось. Поэтому дети и растут более свободными. Сужу по своему десятилетнему сыну Ване. И у них столько источников информации! А у нас что было? Газета «Пионерская правда», журнал «Юный натуралист» и телевизор с двумя кнопками.

– Мы книжки читали.
– Да, мы читали. Это, конечно, немаловажно.

– Был ли у вас в детстве кумир, может быть, актёр, которого вы считали мужским идеалом?
– Нет. Мне очень нравился мальчик из нашей театральной студии, и на этом всё. Я знаю, подростки часто создают себе кумиров, но меня это как-то миновало. Я довольно рано поступила в театральное училище имени Щукина – в шестнадцать лет. В этом возрасте девочки как раз и грезят ребятами типа Ди Каприо, Тома Круза и так далее. А я через рукопожатие «знала» таких великих личностей! Например, Маяковского, с которым был знаком Валентин Николаевич Плучек, главный режиссёр московского театра Сатиры, куда я пришла после окончания института. А в «Щуке» с нами, студентами, занимались Ширвиндт, Лановой, Этуш – вот кого я обожала. Не нужно ничего придумывать, потому что рядом такие невероятные артисты!


– Правда ли, что в этом году вы с положительных героинь, которых сыграли десятки, перешли на злодеек?
– Если не перешла, то, во всяком случае, вышла за рамки привычного амплуа. Наконец-то один замечательный режиссёр и продюсер увидел меня в роли героини, которую никак нельзя назвать положительной.

– Как зовут режиссёра, и что это за фильм?
– Зовут Вадим Перельман, он американец, живущий в Канаде, номинант на премию «Оскар», работает и в США, и в России. А его сериал, в котором я сыграла ну очень неоднозначный персонаж, называется «Пропавшая». Знаете, если говорить о работе, у меня практически нет особых актёрских амбиций. Когда-то были, но с возрастом, после того как пережила потери, я поняла, что нет ничего дороже твоей личной жизни, того, что происходит у тебя дома. Делать со своим ребёнком уроки – вот что самое крутое. Ведь это время пройдёт и не вернётся никогда. Я научилась ценить такие вещи. Ну роль, ну сыграла, ну хорошо… Сколько люди будут это помнить? Вряд ли долго. Я это прекрасно понимаю, поэтому просто качественно выполняю свою работу, получая удовольствие. Наверное, кто-нибудь из коллег скажет, что это неправильно, что актёру всё время нужно к чему-нибудь стремиться, карабкаться, заявлять о себе. Мне – не надо.

– Коварных интриганок интереснее играть, чем добрых и милых женщин?
– Конечно. (Смеётся.) У них и образы много ярче, начиная с костюма и грима, и характеры. Вообще я очень люблю свою работу, но абсолютно адекватно воспринимаю своё место на актёрском поприще. У меня давно нет серьёзных карьерных амбиций. Последний их всплеск (смеётся) случился, мне кажется, в первые годы работы в театре Сатиры. Тогда мне непременно хотелось главных ролей. Но это на волне юношеского максимализма. Я и мои сокурсники, конечно, были заражены театром и друг с другом конкурировали, каждый хотел попасть в хороший коллектив, играть ведущие роли. Тогда ведь кино не снимали, в девяностые, и очень хотелось найти интересную постоянную работу.



– Сейчас на отсутствие работы вам грех жаловаться, снимаетесь непрерывно. Кстати, не скучно играть, скажем, одну и ту же героиню в разных сезонах одного и того же сериала?
– Такие героини не остаются от сезона к сезону абсолютно одинаковыми, в их жизни и характере происходят перемены, поэтому не скучно. И я с удовольствием возвращаюсь на площадку, где меня все знают и я знаю всех, где режиссёр дружен со мной, где не надо завоёвывать сердца членов группы, где меня встречают как родную. Вообще такая атмосфера очень хороша для артиста, потому что мы ребята нервные, ранимые, часто зажатые. (Смеётся.)

– То есть даже для профессионала вашего уровня съёмки – это не вот тебе лёгкая прогулка?
– Знаете, каждый раз, когда звучит «мотор, начали!», в мою кровь вбрасывается огромное количество адреналина. Это будто битва с собой – сможешь ли ты справиться с ролью, с поставленной задачей? Даже самые простые сцены зачастую снимаются с таким вот выбросом адреналина. Мало того что нужно знать текст, правильно взаимодействовать с партнёрами, выходить в кадре точно на заданную точку, вовремя, скажем, ставить чашку на стол, но при этом ещё надо играть, выдавать необходимый эмоциональный результат. Не знаю, может, у других актёров не так, может, это только я такая чувствительная натура – всегда сильно переживаю за качество своей работы. Я ведь человек ещё советского воспитания. Мне и моим ровесникам с детства говорили: ты должен, ты за это отвечаешь, иди и делай так, чтобы не было стыдно за результат!

– Между прочим, это самое надёжное поколение.
– Согласна. Я люблю своё поколение – тех, кто родился в семидесятые. Мне кажется, мы все живём на одной волне. Мои друзья и подруги – из этого поколения. И в нём, сужу по своему окружению, очень много порядочных людей. Сейчас это качество как-то… размывается, не ценится. А у нас у каждого всё-таки был и остаётся внутренний цензор, не позволяющий, скажем, проявлять неуважение к другому человеку. Правда ведь? Молодые здесь не дотягивают, надо их направлять. Я, например, пытаюсь некоторые элементы советского воспитания применять к сыну Ване.


– Кстати, вы берёте его на съёмочную площадку?
– Сейчас не так часто, как раньше, когда Ваня был младше и не так плотно занят в школе. Иногда всё-таки беру, сыну нравится. Хотя просидеть на съёмках двенадцать-четырнадцать часов – это тяжеловато. Но Ваня уже такой опытный парень! (Смеётся.) Он берёт с собой специальную штуку, чтобы в гримвагончике готовить себе гренки с итальянскими приправами, берёт книжку или ещё что-нибудь, чтобы не скучать. С ним, конечно, становится всё проще и проще. Пока у нас – тьфу-тьфу-тьфу – полное взаимопонимание. Но потом, наверно, грохнет переходный возраст, начнутся сложности, а может, и не начнутся – посмотрим! (Смеётся.)

– Вы ведь в разводе с Ваниным отцом Денисом Матросовым (актёр, продюсер, режиссёр. – Ред.). Не боитесь, что без мужского воспитания сын станет маменькиным сынком?
– Почему без мужского воспитания? Во-первых, у Вани есть папа. Он рядышком живёт. Например, сегодня я задерживалась на озвучении новых серий «Склифосовского» и попросила Дениса забрать сына из школы. Написала ему, что никак не получается раньше вырваться. Он ответил: «Я свободен, конечно, заберу». – «Супер. Спасибо!» Так что, слава богу, с бывшим мужем мы сохранили очень тёплые отношения. И для нашего сына в этом плане, безусловно, ничего не изменилось. У нас с Денисом как-то получилась, сложилась эта совместная воспитательная история. Несмотря на развод.

– Как считаете, почему у большинства так не получается? Люди расходятся и становятся врагами.
– Обиды! Очень часто люди расходятся не потому, что потеряли общую нить существования, а потому, что к разводу привели измены, обиды, порой рукоприкладство, шантаж, связанный с детьми. Такое очень сложно простить, переступить и сделать вид, будто ничего не случилось. У нас с Денисом всё просто сошло на нет постепенно. Какого-то ужасающего периода в нашей семейной жизни не было. Знаете, так бывает, когда каждый из супругов просто понимает, что пришло время дать друг другу свободу. Потому что здесь любовь ушла, но где-то же она есть, и надо пытаться её найти, чтобы жизнь… не прошла мимо.

– Сегодня рядом с вами любимый мужчина. Почему вы о нём ничего не рассказываете?
– Я не хочу давать пищу для разговоров и домыслов. Чтобы кто-нибудь с видом знатока обсуждал мою личную жизнь. Ведь сейчас все очень умные – знают, кому с кем надо жить, кому где сниматься, куда кому надо пойти и на сколько букв. (Смеётся.) Я вот ничего не рассказываю, но и без этого обо мне строчат в интернете столько гадости и несусветного вранья! А представляете, если бы я это ещё и подпитывала? Ужасаюсь, с какой изощрённой ненавистью люди порой пишут о тех, кто им абсолютно не знаком. И я не хочу даже случайно наткнуться на подобный комментарий в адрес близких мне людей. Очень ценю свой личный покой. Можно считать, что это эгоизм такой – не хочу ни с кем делиться!


– Вы сказали, что сейчас идёт озвучение нового сезона «Склифосовского». Отличный, кстати, сериал! Надеюсь, ваша героиня с героем Максима Аверина не разбегутся?
– Не скажу. (Смеётся.) Но там ожидается много перипетий! Скоро эти серии будут готовы к показу, осталось озвучение. На самом деле это очень симпатичная и полезная для зрителей история. Мы ведь побаиваемся врачей и больниц. А здесь смотришь – оказывается, врачи такие же люди, у них такие же слабости, домашние проблемы, их близкие так же болеют. Они сами лежат в больнице, переносят операции. Смотришь – и становится не так страшно. Всё-таки, вы знаете, у нас нет правильной медицинской культуры: мы вовремя не проходим обследование, тянем до последнего. Во многом из страха. А врачи, с которыми я сталкивалась на съёмочной площадке, говорили, что болезнь нужно хватать за хвост. Не ждать, когда она тебя победит, а наоборот, идти в наступление. Чем раньше, тем лучше. И я теперь стараюсь привыкнуть к этой правильной мысли. Стараюсь строить свой график таким образом, чтобы проходить обследование вовремя.

– То есть работа в этом проекте помогла вам избавиться от страха перед врачами?
– Да, после погружения в эту тему мой страх меня отпустил. Но роль в «Склифосовском» стала ещё и осуществлением давней мечты. В юности я обожала сериал «Скорая помощь» с Джорджем Клуни, и мне очень хотелось сняться в чём-либо подобном. Сериал демонстрировался на канале НТВ в разгар моей учёбы в театральном институте. Мне тогда и в голову не могло прийти, что мечта сбудется – я надену белый халат и, как эти прекрасные американские артисты, буду бегать с каталками, медицинскими инструментами по больничным коридорам. Что ради роли врача прочитаю огромное количество медицинской литературы – воспоминания нейрохирургов, даже патологоанатомов. Безумно интересно! Наверное, мысль на самом деле материальна. Одним словом, я получила эту роль, потому что действительно очень хотела. И, кстати, в ноябре начнутся съёмки уже новых серий «Склифосовского».

Расспрашивала
Марина БОЙКОВА
Фото: PhotoXPress.ru

Опубликовано в №40, октябрь 2021 года