На моём письменном столе лежит толстая тетрадь с картой мира на обложке, на титульном листе заглавие, написанное синим фломастером, – «Дневник путешественника», на следующей страничке список стран, которые мы с друзьями собирались посетить в 2020–21 годах. Но нашим грандиозным планам, как и планам всего человечества, было не суждено осуществиться.

В итоге все странички этой тетради оказались исписаны заметками о разных людях, в основном женщинах, с которыми я познакомилась в своих «путешествиях» по больницам.

Первый раз мы с сыном переболели коронавирусом в самом начале 2020-го, когда в России его ещё не признали официально. Но теперь, пережив второй ковид, я уже понимаю, что два года назад у нас был не просто грипп. Вскоре после того «гриппа» у меня случился приступ острого панкреатита, загремела в больницу.

Прошлым летом нас с сыном накрыло снова, первым заразился он, подхватил «корону» во время прослушиваний в творческие вузы, за ним свалилась я.

Выкарабкались. Через пару месяцев антитела в моём организме перевалили за две тысячи, уже собиралась стать донором, но тут у меня и прихватило поджелудочную во второй раз.

Стёпка со дня на день должен был отправиться в армию, я корчилась от боли, но в больницу сдаваться не хотела – надо ведь сына собрать и проводить в солдаты. Стёпа меня не послушал и вызывал «скорую».

Я уже знала, что меня ждёт: капельницы, зонд через носоглотку в желудок с физрастворами и лекарствами, жёсткий запрет на еду и питьё.

Без еды ещё куда ни шло, хотя трудно оставаться равнодушной, если несколько раз в день в палату привозят то супчик, то куриное суфле с пюрешкой, то кефирчик. И запахи стоят самые пленительные, и звон ложек о тарелки, и дружное чавканье. Понятно, больничная еда не так аппетитна, как домашняя, но изголодавшемуся человеку она кажется манной небесной.

И обязательно в палате найдётся пухленькая девушка, здоровее других, которая вечно шуршит пакетами и хрумкает беспрерывно. Глядя на неё, наши панкреатитницы представляли самые ужасные подробности её казни.

Помню, какая голодная зависть накрыла меня, когда, прихлюпывая и нахваливая, девушка поедала из баночки детское яблочное пюре, и как жадно я следила за каждой ложечкой, которую она подносила ко рту.

Ещё я была поражена тем, на что раньше не обращала внимания, – в каждой книжке, которой ты пытаешься отвлечься, будь то детектив или серьёзный роман, все герои вечно пьют и едят, едят и пьют! Я не могла уловить ни одной сюжетной линии, только описания деликатесов и напитков.

И всё-таки без еды ещё можно выжить, если тебя «подкармливают» раствором глюкозы, но когда ты на неделю лишена даже глотка воды – вот настоящая пытка.

Я совершенно помешалась на мыслях о воде. Мечтала, как выйду из больницы и тут же отправлюсь в бассейн, нет, даже в аквапарк, где много-много воды. Куплю самый красивый хрустальный графин, он будет всегда стоять на столе, прохладный, искрящийся на солнце, и я буду пить, когда захочу!

Какие там гастрономические туры с французским шампанским, итальянским просекко или андалузским хересом? Вода – вот что самое ценное на земле, самое вкусное и желанное. Вспоминала военные фильмы, в которых раненые бойцы пересохшими губами шептали медсёстрам: «Воды, сестричка! Пить!»

Во время таких испытаний меняется взгляд на привычные вещи, самые простые радости становятся великим даром: жизнь без боли, сон, питьевая вода, кусочек печенья.

Больница – это большая коммунальная квартира со своей иерархией, законами и порядками. Когда ты впервые переступаешь порог палаты, на тебя устремляются несколько пар внимательных глаз, изучают и оценивают.

Важно правильно себя поставить и сразу вычислить главную по палате. Если это энергичная и говорливая дама средних лет, вряд ли вам удастся прочитать хотя бы одну главу взятой с собою книжки, зато и скучать не придётся. А если ворчливая и крепкая старуха – будете ходить по струнке.

Нашей палате повезло: у руля стояли две замечательные немолодые женщины, которые постоянно схлёстывались между собой в страстных спорах о высоких материях.

Мила – преподаватель истории и права, утончённая дама в элегантной пижаме, даже после ночного сна её причёска оставалась идеальной.

Катя – реставратор старинных икон, чумовая растрёпанная тётка, одетая бог знает во что, как бывалая походница с Грушинского фестиваля авторской песни.

Несмотря на мучившие меня боли, я упивалась их жаркими спорами о судьбах Родины. Но Катю скоро перевели в другое отделение, Мила выписалась, и власть перешла в руки Железной Леди и Бастинды.

Железная Леди была немногословной дамой под шестьдесят, её редкие фразы всегда звучали как приказы. Она почти ничего не ела, питалась исключительно книгами, которые глотала по две за сутки, и на их месте загадочным образом появлялись новые. Когда Железной особенно досаждали другие болящие своими стонами, пуканьем или шарканьем тапок, она откладывала очередной роман и доставала из-под подушки молитвослов.

Бастинда была глубоко пожилой, высохшей как мумия, со вздыбленными во все стороны длинными волосами. Именем колдуньи из «Изумрудного города» я назвала её не случайно: во-первых, из-за сварливого характера и ядовитого язычка, во-вторых, из-за неприязни к воде, вернее, абсолютной непереносимости умывальника, рядом с которым стояла её кровать.

– Что вы всё плещетесь возле меня! – ворчала на нас Бастинда. – Эти противные брызги: то стираете, то моете. Сколько можно умываться, дотрётесь до дыр!
– Почему вы так кашляете, у вас, наверное, ковид? – сердилась она на меня.
– Кашляю, потому что в носоглотке трубка, – оправдывалась я, – и у меня нет ковида, у меня брали анализы.
– До вас на этой койке тоже лежала одна и кашляла, а потом померла, именно от ковида, – подбодрила меня Бастинда.
– От меня вы этого не дождётесь! – парировала я. – Меня скоро выпишут, я должна проводить сына в армию.
– Ага, выпишут вас, как же, – хрипло похохатывала Бастинда. – Хочешь рассмешить Бога, расскажи Ему о своих планах.

Чувствовала я себя действительно ужасно. Обезболивающие не помогали, медицинский наркотик давал передышку часа на полтора, а потом снова адские боли.

Конечно, страдала не только я. Помню, как одна бедная женщина плелась по коридору за врачом и умоляла его:
– Больше не могу. Усыпите меня к чёртовой матери.
– Что вы несёте? – гневался доктор. – Усыпляют собачек, а вы человек, вот и терпите.

Самой терпеливой из нас оказалась Божий Одуванчик, красивая старушка, лежавшая на соседней кровати. Эта изумительная женщина не издавала ни единого стона, никаких жалоб и претензий, только улыбалась всем какой-то светлой улыбкой, и это при её многочисленных болячках.

За Одуванчиком ухаживала платная сиделка, сильно накрашенная гыкающая тётка. Ну как ухаживала – дозваться её в нужный момент было сложно, мне приходилось отцепляться от капельницы и отправляться на поиски.

Одуванчик несколько дней не ходила в туалет, а потом её прорвало, но все мы относились к этому с пониманием, хотя сиделка не спешила менять ей подгузники.

Дальше всех от нашей старушки лежала ворчливая бабка, она была почти глухая, ругалась очень громко, зато обладала превосходным обонянием.

– Всех засранок надо класть в одну палату, пусть все вонючки лежат друг с другом!

В ответ Одуванчик лишь робко улыбалась.

Устав от брани ворчливой бабки, я отцепилась от капельницы и снова отправилась искать сиделку, Одуванчик улыбнулась мне благодарно.

Когда я привела сиделку, все женщины нашей палаты уже повскакивали со своих мест – над Одуванчиком суетились два санитара, безрезультатно пытаясь запустить её сердце.

Я в бессилии опустилась на койку. Прежде боялась покойников до потери сознания, но здесь от этих постоянных болей и мучений притупились все остальные чувства, и я без обморока, с тихой грустью смотрела на безжизненное лицо, несколько минут назад лучисто улыбавшееся всем.

Напряжённую тишину взорвало громкое рыдание. Ворчливая бабка, вечно костерившая покойную, теперь искренне и навзрыд плакала над ней.

Время шло, я чувствовала себя лучше, на восьмой день мне позволили пить. Как я ждала этого, с каким волнением подошла к кулеру с водой, наполнила кружку и сделала первый волшебный глоток. Однако уже к обеду пила воду вполне обыденно. Как же быстро человек привыкает к хорошему, забывая о недавних лишениях.

То же произошло и с вожделенным детским яблочным пюре, которое ела в палате пухленькая обжора. Первое, что я купила в продуктовом после выписки, – пять баночек такого пюре с разными добавками. Но мне хватило всего нескольких ложек, чтобы успокоиться, остальные четыре баночки потом неделями валялись в холодильнике.

«Исполнять желания значит терять их», – сказал герой в одном хорошем фильме.

Слухи о больничных привидениях – явление распространённое, как в пионерских лагерях. Но в этот раз я сама столкнулась с подобной мистикой.

В первый день питьевого режима доктор назначил мне анализ крови с утра, а повторный – на вечер, чтобы проверить в динамике количество амилазы в крови. Вечером взяли кровь у всех, кроме меня.

Время приближалось к отбою. Я знала, что этот анализ очень важный, от его результата зависела моя выписка. Взволнованная, отправилась на пост, но медсестра заверила, что врач не подавал заявки на вечерний анализ.

Мой доктор уже закончил смену, и я отправилась в ординаторскую к дежурному врачу. Картинно уперев руки в боки, заявила, что пришла скандалить.

Дежурный оказался смешливым и ответил:
– Это уже интересно. Как фамилия вашего доктора?

Он набрал телефон моего лечащего, тот подтвердил, что направление выписано. Дежурный открыл компьютер, изучил мою карту и объявил:
– Что ж вы, больная, наводите тень на плетень? Вы сдали кровь в 19.00, вот результат вашего анализа, очень хороший, амилаза 56 единиц. Или он вас не устраивает?
– Результат меня устраивает, только это не мои амилазы. Я кровь не сдавала.
– Как же не сдавали, если компьютер обработал информацию и выдал результат?
– Я не сдавала кровь в 19.00, а лежала под капельницей. У меня полная палата свидетелей, включая медсестру. Или вы считаете, у нас групповое помешательство?
– Такое случается, в отделении хирургии всегда бывает одна сумасшедшая палата и одна помешавшаяся медсестра, – заверил дежурный.

Я вернулась к медсестре и спросила, брала ли она у меня кровь. Медсестра начала мне странно подмигивать, но я не понимала её намёков, а она всё подмигивала и подмигивала как заведённая.

– Не могу расшифровать ваших сигналов, – призналась я.
– Какие сигналы, у меня нервный тик. И всё из-за вас. Не брала я вашу кровь!
– Значит, это ваше привидение взяло кровь у моего привидения и запустило результат в компьютер.

К посту подошёл дежурный врач и сказал устало:
– Вот вам новое направление на анализ, а вы возьмите у неё кровь. Как же вы мне надоели. Обе.

Перед отбоем позвонил сын и сказал, что уходит в армию через четыре дня. За ним позвонила знакомая ассистентка по актёрам и сообщила, что меня утвердили на главную роль, съёмка через два дня. У меня началась паника, надо было срочно выписываться.

На следующее утро лечащий врач делал обход, я терпеливо дождалась, когда он дойдёт до моей койки, поднялась и попросила:
– Доктор, отойдите, пожалуйста, на безопасное расстояние.

Он осторожно попятился.

– Смотрите, что могу.

Я сделала высокий взмах ногой, которому могла бы позавидовать Волочкова, достала носком до вытянутой правой руки, потом такой же взмах совершила другой ногой к левой руке, затем, не сгибая колен, достала ладонями до пола и в довершение исполнила несколько танцевальных движений под песенку «На танцующих утят быть похожими хотят не зря, кря-кря…»

Выдержав паузу, чтобы обрести дар речи, лечащий спросил:
– Что это было?
– Я наглядно продемонстрировала вам, что уже здорова и меня пора отпускать.
– И вы думаете, после этого я должен вас выписать? – рассвирепел доктор. – Только через психиатра, вы же неадекватная!
– Доктор, просто я актриса. Как иначе доказать, что у меня ничего не болит?
– У нас здесь не тюрьма, насильно никого не держим! – ревел доктор. – Хотите – идите под расписку, делайте свои дела, но не позже чем через неделю сюда обратно!

Я достойно отработала два дня на съёмочной площадке, и никто из группы не догадался, что накануне я лежала под капельницей. Правда, в первый день немного поплыла, хорошо, что меня успел подхватить под руки партнёр, но два дня по 18 часов перед камерой после восьмидневного голодания и здоровый человек не всегда выстоит.

Успешно проводила сына в армию и вернулась в больничку долечиваться.

Когда я переступила порог новой палаты, на меня с любопытством уставилось несколько пар любопытных глаз: две одинаковые старушки, которые плели друг другу косички, молоденькая фифа, этакая клубная тусовщица, в итоге оказавшаяся трепетной матерью троих детей, неземной красоты дева, как выяснилось позже, беременная офицер МВД, и весёлая бабуля из народного хора с голосом как иерихонская труба.

Но особенно потрясла меня встреча у больничного буфета – в кресле-каталке, как на троне, при полном параде, с ярким макияжем, в знаменитой чёрной шляпе восседала Светлана Светличная, одаривая всех своим царственным взглядом.

«Неплохая компания, – подумала я. – Надо будет их всех записать».

…И вот на пороге уже Новый 2022 год. Теперь я осторожничаю и не строю далеко идущих планов, но и мой «дневник больничного путешественника» исписан от корки до корки, поэтому надеюсь, что следующий год откроет для всех чистую тетрадь для счастливых заметок.