Впервые после зимних холодов Станислав Игоревич оставил домашние двери распахнутыми настежь. Весна в этом году пришла рано, но погода ещё не устоялась: вчера лил проливной дождь, а сегодня термометр с утра показывал 18 градусов.

Неожиданно он почувствовал щемящую боль в груди. Но она не имела ничего общего с той, когда по-настоящему прихватывало сердце, это было нечто другое, пока не поддававшееся разумному объяснению.

«Должно быть, весна действует», – подумал Станислав Игоревич и, посмеиваясь, вернулся на веранду. Снял со стены гитару, присел на продавленный диван и негромко запел первое, что пришло на ум:
Для меня нет тебя прекрасней,
Но ловлю я твой взор напрасно…

Отложил гитару и уже собрался идти жарить себе на завтрак яичницу с салом, как неожиданно услышал звук мотора. Машины в их тихий переулок заезжали редко. Станиславу Игоревичу стало любопытно, и он задержался на веранде.
У соседнего дома остановился уазик. Из него выбрались двое рослых полицейских с автоматами и скрылись за калиткой.

Станислав Игоревич даже присвистнул от изумления, когда они вывели в наручниках Надира, гастарбайтера из ближнего зарубежья, уже более года сожительствовавшего с его одинокой и бездетной соседкой Евгенией. Надира грубо втолкнули в машину с зарешеченными окнами, и уазик уехал.

Евгения постояла ещё немного, провожая глазами машину, затем направилась домой, но на полпути передумала и завернула к калитке соседа.

Станислав Игоревич испуганно отпрянул от окна, чтобы Евгения не подумала, будто он злорадствует. Схватив гитару, он едва успел плюхнуться на диван, как в дверях появилась её крепкая фигура в халате.

– Всё поёшь? – спросила Евгения и аккуратно присела на краешек стула, выставив напоказ округлые колени.
– А что мне, холостому и неженатому, ещё делать? – хохотнул Станислав Игоревич, вобрав одним взглядом и полные колени, и обширные груди, и фингал под глазом.
– А чего не спрашиваешь, кто меня так? – поинтересовалась она кокетливо.
– Ясно кто, – не смог сдержать торжествующей улыбки Станислав Игоревич. – Твой зарубежный кавалер.
– Точно, – ответила дерзкая на язык Евгения, сверкнув на него глазами. – Ревновал меня страсть как, терпела только из-за того, что при нём с деньгами повольнее стало. А вчера совсем с катушек слетел, руку на меня поднял.

Она поелозила пышным задом на стуле. Уголки халата съехали вниз, обнажив бледные бёдра намного выше коленей.

– Игоревич, – Евгения маняще поиграла бровями, – может, это… Вспомним старое?

Станислав Игоревич мягко улыбнулся, снял очки и принялся не спеша протирать линзы рубахой. Близоруко щурясь, он ласково глядел на Евгению, вспоминая её трогательную заботу о нём, ежевечерние совместные прогулки в парке и жаркие объятия по ночам. Разве такое забудешь?

А потом вдруг появился этот самый Надир. Он неплохо зарабатывал на укладке асфальта. Составить конкуренцию молодому и наглому парню Станислав Игоревич не сумел. Ему 76, и он перебивался одной пенсией. Тем более что пятидесятилетняя Евгения такое вытворяла в постели, что у него дух захватывало. Разве мог он с его больным сердцем угнаться за высоким и жилистым Надиром?

– Ведь опять обманешь, – не поверил он. – Подвернётся очередной кавалер, ты и хвост на сторону.
– Ей-богу не обману, – Евгения даже перекрестилась.
– Считай, что поверил, – засмеялся Станислав Игоревич. – А я как раз яичницу собирался жарить на завтрак.
– Сегодня никакой яичницы! – воскликнула Евгения. – У меня дома знаешь сколько наготовлено? Сердце как чувствовало. Сейчас принесу. А хочешь, ко мне пойдём?
– Нет уж, – отказался Станислав Игоревич, – подожду, когда выветрится чужеземный дух.
– Ну, тогда я сейчас, – пообещала она и быстро направилась к двери, на пороге оглянулась и весело крикнула: – Игоревич, лучше тебя мужика на свете нет!

Евгения выбежала на улицу и скоро скрылась в своей калитке.

«Надо доски в заборе разгородить, – подумал Станислав Игоревич, – чтобы опять между дворами был проход». Он не таил на соседку обиды за то, что та собственноручно забила досками этот проход, когда приняла Надира. Чужая баба – она и есть чужая. А вот бывшей жене Насте измену простить не мог. Прошло уже больше года, как она сбежала из дома со своим ровесником, 68-летним Валерием, а незаживающая рана так же кровоточила. Будто всё произошло вчера.

Её новый сожитель оказался настоящим подлецом: изначально как бы клеился к их дочери Зинке, а на самом деле увёл жену. У Станислава Игоревича в голове не укладывалось, как она могла так поступить с ним после стольких лет счастливой семейной жизни. Будь его воля, без всякого сожаления расстрелял бы предательницу из пушки.
– Заждался? – раздался на пороге радостный голос Евгении, и она вошла, осторожно прижимая к себе поднос, заставленный тарелками. – Будем пировать!

С этого дня между Станиславом Игоревичем и Евгенией с новой силой вспыхнули прежние чувства. Они ходили друг к другу в гости, вместе смотрели любовные сериалы, с чувством пели самые разные песни и иногда играли в подкидного дурака. Для них настала счастливая пора.

А в один из ненастных сентябрьских дней пришла дочь Зинка. Недавно она вновь помирилась с первым мужем, но сегодня почему-то была расстроена. Она зябко куталась во влажное осеннее пальто.

– Я ненадолго, – сказала она отцу и даже не вошла в дом.

Станислав Игоревич уже слегка подтапливал, чтобы было тепло. Он встретил дочь в тренировочных штанах, майке и тапках на босу ногу.

– Что-нибудь случилось? – спросил он, глядя на её мокрую понурую фигуру.

Красивое лицо Зинки недовольно скривилось, она горячо заговорила:
– Бросил этот козёл маму, уехал в Москву и бросил. Небось, нашёл моложе, может, даже москвичку. Сама слышала, как мама ему позвонила, а он послал её на три буквы. Она снимает квартиру у знакомой. Попросила, чтобы ты выставил в соцсетях объявление о продаже холодильника, теперь он ей ни к чему, зима скоро. Он практически новый.

Зинка мокрыми пальцами вынула из кармана пальто влажный клочок бумажки и протянула отцу.

– Здесь название холодильника и номер её телефона.
– Доигралась, дрянь, – зло пробормотал Станислав Игоревич, но записку взял.

У Евгении в первых числах ноября был день рождения. Станислав Игоревич с утра отправился на центральный рынок за цветами. День выдался погожий, светило солнце. Как всегда после заморозков, воздух был пронзительно чист.

– Пап! – вдруг услышал он Зинкин голос, и через мгновение перед ним появилась запыхавшаяся дочь с сумочкой через плечо. – Удачно ты подвернулся. А я как раз спешу в квартиру к маме полить цветы. Она с гипертоническим кризом в больнице, уже вторую неделю. Стала похожа на мумию. Пап, сходи, пожалуйста, полей, я опаздываю на работу. За ключами забегу вечером, если успею. – Зинка взмахнула рукой и быстро заскочила в автобус.

Станиславу Игоревичу стало любопытно посмотреть, как жила сбежавшая жена. Старый двухэтажный дом постройки тридцатых годов выглядел мрачно, несмотря на побелку. Покосившаяся коричневая дверь из массивных досок держалась на одной ржавой петле и была распахнута настежь.

Пока Станислав Игоревич поднимался по скрипучим ступенькам, стараясь не касаться шатких перил, его не покидало ощущение, что он ведёт себя как вор. Уже даже хотел вернуться, наплевав на цветы, но любопытство пересилило.

Отомкнул замок, распахнул дверь, и в лицо ударил спёртый запах. В пустой комнате стояла лишь металлическая старая кровать, застеленная бельём из его дома, да на кухне имелось немного самой необходимой посуды и пылился хозяйский телевизор. Заглянул в платяной шкаф. Всё та же Настина одежда, купленная ещё при нём.

И до того стало тоскливо при виде всей этой убогой и неуютной обстановки, что он горько заплакал.

Вечером Станислав Игоревич принёс Евгении роскошный букет роз и коробку дорогих конфет. Несмотря на предстоящий праздник, гость выглядел смущённо, будто ему вдруг стало неудобно перед именинницей. Он без настроения спел детскую песенку крокодила Гены про день рождения, ещё немного посидел за столом с нарядной соседкой, которая говорила много и охотно, и, сославшись на головную боль, ушёл к себе. Там заперся, лёг на диван и стал мечтательно смотреть в потолок, время от времени улыбаясь непонятно чему.

Незаметно пролетели два часа, и в оконную раму громко постучали. Станислав Игоревич вышел на веранду. На пороге стояла Евгения, высоко держа в одной руке неполную бутылку вина, в другой – виноградную гроздь.

– Живой? – нетерпеливо спросила она через дверь. – А то я уж переживаю за тебя.

Чуть замешкавшись, Станислав Игоревич открыл ей, но на веранду не пустил.

– Ты не ходи ко мне больше, – попросил он. – У меня жена завтра возвращается.

Евгения оторопела, вытаращив глаза.

– Неужели примешь? После всего, что произошло?
– Жена всё-таки.

Станислав Игоревич неожиданно улыбнулся, вспомнив, как в больнице задрожала Настя, увидев его с гостинцами. Как потом они плакали, и эти слёзы были не печальные, а светлые, и прежняя любовь возвращалась в их настрадавшиеся сердца. Он стоял перед ней на коленях, а она целовала ему руки и искренне просила прощения.

– Жена всё-таки, – повторил он.

Евгении хотелось наговорить Станиславу Игоревичу много недобрых слов, но она увидела его счастливые глаза и всё поняла. Руки у неё непроизвольно опустились, она молча развернулась и ушла, по-старушечьи шаркая калошами.