В середине девяностых нам было по двадцать с хвостиком, мы только получили дипломы ВГИКа и катались по городам страны с гастрольным спектаклем, который поставили самостоятельно ещё в студенчестве.

В тот раз мы сыграли в Перми и весёлые, перевозбуждённые возвращались домой в Москву. В плацкартный вагон вломились громко, заняли свои полки и бурно обсуждали спектакль. Соседи по плацкарте, загружая свои тюки и чемоданы, косились на нас неодобрительно, предчувствуя неспокойную поездку с такими балагурами.

Но за несколько минут до отправления, когда проводница попросила провожающих покинуть вагон, влетела стайка юных девиц, запыхавшихся и очень буйных. Они зашумели так, что внимание вагона переключилось на них. Даже мы умолкли и в изумлении уставились на девушек. А посмотреть было на что.

Группу из пяти совсем молоденьких особ возглавляла девушка лет двадцати пяти с удивительно длинной косой. Она безуспешно пыталась утихомирить подруг, но девчонки прилипли к окнам и смотрели на провожающих. На перроне я заметила троих парней, чуть постарше девчонок, которые темпераментно общались с ними мимикой и жестами. Одна из юных пассажирок плакала навзрыд и даже кричала сквозь стекло: «Сашка, я люблю тебя!» – силясь опустить неподдающееся окно.

Потом рванула в коридор, намереваясь выскочить из вагона, но крупная девушка с косой сгребла её в охапку и держала, пока поезд не тронулся. Один из парней отчаянно бежал за вагоном до самого конца перрона. И только когда поезд набрал скорость, старшая разжала объятия и отпустила рыдающую. Та рухнула на сиденье боковушки против нас, уткнулась мокрым лицом в подушку без наволочки и продолжала вздрагивать от приглушённых рыданий. Старшая приказала остальным девушкам занять места и застелить бельё.

Пассажиры, ошарашенные этой сценой, тихо перешёптывались. Девушка с косой села за откидной столик напротив несчастной.

– Леночка, успокойся, прошу тебя, – заговорила она. – Жизнь на этом не заканчивается. Ты дала ему свой московский телефон, он будет тебе звонить. Вы ещё встретитесь.
– Когда мы встретимся?! – захлёбывалась слезами Леночка. – Летние каникулы через месяц закончатся, весь август он будет мотаться на своей фуре по Уралу. В сентябре мне снова в институт! Это конец, Ира Владимировна! Я люблю его больше жизни! – и девушка завыла в подушку пуще прежнего.
– Так, ладно, Дорофеева, хватит! – Ира Владимировна встала из-за столика с решительным видом, направилась в соседний отсек, вернулась с пятилитровой банкой розового напитка и гранёным стаканом в подстаканнике. Из-за перегородки высунулось несколько любопытных мордашек.
– Ира Владимировна, а можно нам тоже?
– Ещё чего! Брысь отсюда! – шикнула на них девушка с косой и сказала Леночке строго: – Выпьешь это как лекарство.

Она открыла банку, и в вагоне послышался сладкий крепкий аромат малины и самогона. Леночка залпом хлопнула стакан и на удивление быстро успокоилась. Кто же знал, что это только затишье перед бурей…

Спустя час пути девушки снова стали липнуть к окнам – какая-то фура мчалась по дороге рядом с поездом, из окошка кабины им отчаянно махал рукой водитель.

– Это он! Сашка! – воскликнула Леночка и впечаталась носом в стекло.
– Он едет за нами! За мной!

Фура неслась параллельно железнодорожным путям по просекам, порой пропадала из вида, объезжая поселения и разъезды, снова выныривала откуда-то и снова пропадала. Леночка билась в окно, как мотылёк, но в конце концов грузовик отстал или сбился с пути и больше не появлялся рядом с поездом.

Леночка обмякла и осела в совершенном бессилии. Она притихла, а вскоре задремала от переживаний и хмеля.

Через час подъехали к первой станции под названием Верещагино, время стоянки – две минуты. Леночка как по наитию вышла из дрёмы, вздёрнула голову, глянула в окно и бросилась в тамбур. Мы увидели её уже на платформе в объятиях того самого Сашки. Всё произошло стремительно, пока старшая была занята чаем у титана в другом конце вагона.

Когда поезд тронулся, Ира Владимировна обнаружила пропажу, заметалась по вагону с криком «Остановите поезд!», устремилась в тамбур к стоп-крану, но проводница её оттащила.

– Девушка, вы с ума сошли! Сядьте на своё место! Я сейчас начальника поезда вызову!

Ира Владимировна своего не добилась, поезд из-за сбежавшей Леночки не остановили, и дальше реветь начала уже она.

– Меня посадят. Я должна была довезти до Москвы всех в целости и сохранности. Меня посадят!
– Ирочка Владимировна, не плачьте, – утешали её девочки, – вы не виноваты. Вы всё равно бы их не догнали. Мы постоим за вас в Москве!
– Я не зачту ей эту экспедицию, и пусть собирает новый материал как хочет.
– Ирочка Владимировна, не волнуйтесь так. Сашка – хороший. Покатается она с ним ещё недельку и вернётся.
– Меня посадят! – как заведённая твердила Ира Владимировна.

Ближе к ночи, когда погасили общий свет и все пассажиры улеглись, мы с ребятами ещё резались в карты при тусклом свете ночника, а Ира Владимировна так и сидела сычихой за столиком на неразложенной нижней боковушке, задумчиво пялясь в тёмное окно.

Друг мой Мишка с досадой бросил свои карты и обратился к печальной девушке:
– Ира, вы бы, может, сами хлопнули самогонки – и спатеньки? Утро вечера мудренее.

Она повернула к нам измученное лицо и спросила:
– А можно с вами в карты? Вы умеете играть в «акулину»?

Я ответила, что люблю эту игру с детства. Ира Владимировна обрадовалась, схватила банку с малиновой самогонкой и кожаный портфель, пересела к нам.

– Вы не подумайте, – оправдывалась она, кивая на банку с самогоном, – это мы малины в лесу набрали, поставили в клубе на окно, а она от жары забродила. Но хорошая, жалко выбрасывать. Местные нам самогона принесли, говорят, давайте зальём ягоду, отличная настойка выйдет.

Надо ли говорить, что в «акулину» играть мы даже и не начали, а дегустируя ароматное зелье, с любопытством слушали историю, предшествовавшую бурным событиям в поезде.

Девочки окончили первый курс факультета филологии, Ира Владимировна являлась руководителем группы студенток, которую московский пединститут направил в лингвистическую экспедицию. В поездку с ними напросилась второкурсница Ленка, она готовила курсовую. И вот как чувствовала Ира Владимировна, что не надо связываться с этой баламуткой.

Путешествовали по югу Пермского края, знакомились с местными, опрашивали их на предмет фольклора и особенностей языка, переезжали из деревни в деревню, останавливаясь на постой в пустующих летом школах или сельских клубах.

Высокоморальная Ира Владимировна с подопечными напоминала наставницу женского пансиона «Небесные ласточки». Юные студентки ходили послушной стайкой за своей уважаемой начальницей, а поскольку она должна была во всём подавать пример нравственности, то девизом экспедиции стал её лозунг: «При любых обстоятельствах главное – держать лицо!»

Опросив с утра жителей очередной деревеньки об особенностях свадебной и похоронной обрядовой паремии, филологи отправились в лес по ягоду-малину, вооружившись лукошками. Но на обратном пути заблудились, вышли из лесу на незнакомую дорогу, и какой-то пастух посоветовал им идти к деревне через мост – так, мол, короче, и все деревенские по нему ходят.

Девушки вышли к мосту через речку. Пройдя треть, с ужасом обнаружили, что дальше мост разобран. Отдельные брёвна ещё оставались, но между ними такие прорехи, что ни перешагнуть, ни перепрыгнуть. Как здесь ходят местные, да ещё нагружённые покупками из областного центра, понять было невозможно. Но и другого пути через реку бедные филологини не знали.

Мост располагался на высоте метров восьми над бурной речкой Гремячей. Та оправдывала своё название и действительно пугающе гремела там, внизу, струясь по крупным камням. Осознавая всю унизительность своего положения, Ира Владимировна встала на четвереньки, взяла полное лукошко малины в зубы, отдала боевой приказ: «Гвавное девжать ийцо!» – и поползла по металлическим конструкциям разобранного полотна от бревна к бревну. Послушные воспитанницы последовали её примеру.

Но, несмотря на все старания, держать лицо не получилось: на середине пути ползучий отряд услышал голоса и, к своему изумлению, обнаружил за ржавыми перилами несколько ехидных мальчишеских лиц. Головы пацанов выглядывали на уровне их коленок и ладошек. Заливаясь смехом, пацаны указывали друг другу на студенток и крутили у виска.

– Вы чё ж в издоль не пошли, низом? – давился смехом один из пацанов.
– Айда ты! – гоготал другой. – Не вишь, они ж весёленькие, невсемечные!

Оказалось, сбоку под перилами был приварен металлический балкон-переход, он располагался гораздо ниже разобранного полотна, и девушки его просто не заметили.

Отступать было некуда, и, яростно сжимая в зубах корзинки, «небесные ласточки» во главе со своей наставницей, пунцовой от стыда, ползли до самого берега под хохот, свист и улюлюканье мальчишек.

Слух в деревнях разносится молниеносно, и к обеду поглазеть на московских дурёх собрались со всей округи. Появились и трое парней-дальнобойщиков, скупавших у местных овечью шерсть. А к вечеру, слово за слово, местные организовали досуг: кто притащил гармонь, кто балалайку, а Сашка-дальнобойщик – походную гитару. Забурились в сельский клуб, пели, плясали, девушки исполняли романсы и читали стихи, произвели большой фурор.

Им накрыли стол с горой пельменей в эмалированном тазу, соленьями, алябушками и самогоночкой. (Алябушки – оладушки, блинчики. – диал.) А уж сколько старинных потешек да пословиц услышали за вечер – только успевай записывать.

На единственный рейсовый автобус к 5.30 утра филологини проспали, остались ещё на день, а на следующее утро оказалось, что рейса нет. Так и проторчали в деревне три дня. И дальнобойщики остались, каждое утро приходили к девушкам в клуб, где те поселились.

Не обошлось и без неприятностей. Студентки имели успех не только у дальнобойщиков, но и у местной шпаны. Приходили под окна вечерами, стучали, а когда им давали от ворот поворот, кричали обиженно:
– Понаехали, барамыжки! Из клуба бардачок устроили!
– Ну-ка, пошли вон отсюдова! – вступались за студенток деревенские бабы. – Ща как баздырну по лбу, довредничаете! Не слушайте, девки, этих балабанов, всякую чушь белесят!
– Записываем, девочки, всё записываем! – в исследовательском азарте подгоняла студенток Ира Владимировна, вооружившись тетрадкой.

Был и опасный момент. Жил где-то на отшибе деревни Вован, «ахид-пропойца, без акыма в башане» – как говорили о нём местные, то есть «грубиян, без ума в голове», качок неприкаянный, отсидевший год за «хулиганку». Пришёл как-то поздно вечером к клубу, где студентки с дальнобоями под гитару пели, «поболтыхался» у ворот, а тут на двор Ира Владимировна вышла. Он хвать её за длинну косу – и нож к горлу: «Если никто из девок со мной не пойдёт, ты пойдёшь!» – и потащил в темноту.

Ира Владимировна заголосила, Вован от неожиданности поскользнулся в ямке, она вырвалась, а тут и дальнобои на крик выскочили, скрутили Вована и отвезли в милицию. Потом ходили героями по деревне.

Через три дня студентки успели-таки на рейсовый автобус, перекочевали в другое село, а влюблённые дальнобойщики устремились за ними на своей фуре. Так и путешествовали девушки по краю вместе со своими телохранителями.

Ленка с Сашкой вообще не расставались, днём вместе баб и стариков опрашивали, а по вечерам шептались и целовались в укромных уголках. Когда пришло время уезжать и девушки собрались на автовокзале у автобуса в Пермь, Ленка – в слёзы, а Сашка упал перед Ирой Владимировной на колени:
– Ещё один вечер! Мы вас сами на фуре до Перми довезём!

И остальные девчонки заскулили. Что было делать? Кондуктор из автобуса сигналит:
– Едете или нет?
– Нет, – приняла решение Ира Владимировна. – Вы нам только билеты верните, мы их сдадим.
– Не имею права, билеты мне для отчётности! – отрезала кондуктор, и полупустой автобус отчалил по расписанию. Так и приехали к железнодорожному вокзалу на фуре…

Ира Владимировна прилично захмелела, всё рассказывала и рассказывала, переходя порой на южно-пермский диалект. Лёгкой тенью мимо нас хотела прошмыгнуть девчонка из группы, но наставница успела на ней сфокусироваться.

– Таня, стоять! – Ира Владимировна старалась чётко артикулировать. – Ты куда?
– Я в тубзик, – испуганно пролепетала студентка.
– В ту-убзик! – горько передразнила её наставница. – Что за сленг, Зарубина? Ты ж будущий филолог.
– Простите, то есть в уборную, – исправилась Зарубина и кокетливо глянула на Мишку.
– Так, Зарубина, – постаралась сурово нахмуриться Ира Владимировна, – чтоб одна нога в тубзике, другая в постели! – и, подперев отяжелевшее лицо ладонью, посетовала: – Знаете, как она материал собирала? Был среди этих дальнобоев Серёга, такой хитрован, сам слова выдумывал, а потом выдавал их за местный диалект и менял ей на поцелуи. Остальные девочки честно работают, старушек опрашивают, каждое слово – как золотая песчинка, намытая старателями на приисках. А Зарубина вот такущую тетрадь исписала! Я глянула в эти записи, а там – то кальдюшка какая-то, то муташира, то сарабайка… или нет, постойте, сарабайка – это озорник… Минуточку, я должна свериться со своими записями, – Ира Владимировна потянулась неверной рукой к портфелю, потом устало махнула в его сторону и, уронив голову на моё плечо, забормотала сонно: – Сарабайка… А кабаламыга тогда что?.. Ох, алла-басмала, как же я наширкалась…

Мы решили уложить филолога спать, она изъявила желание залезть на уже застеленную верхнюю полку своей боковушки, даже попыталась вскарабкаться на приступочку со словами: «Как балдыхнуся щас!» – но Мишка вовремя её подхватил и уговорил лечь на его нижнюю полку.

Всю оставшуюся ночь Ира Владимировна тревожно вскрикивала во сне: «Меня посадят!» Мишка сказал, что надо бы завтра её разбудить заблаговременно, до пробуждения девочек, но вышло так, что чуть не проспали именно мы, а Ира Владимировна уже сидела за столиком, свежа и бодра, с туго сплетённой косой, заваривая нам в четырёх стаканах кипятка пакетики крепкого чёрного чая.

– Вставайте, подъезжаем к Москве, – скомандовала строго. – За меня не волнуйтесь, настрой боевой, доставлю этих красавиц – и обратно в поисковую экспедицию.

Я бы совсем забыла эту историю, если бы спустя двадцать лет мне не пришлось подыскивать сыну Стёпке репетитора по русскому языку. Знакомые порекомендовали очень опытного педагога.

Она почти не изменилась, только в её длинной косе появились седые пряди.

Степану повезло в тот день, урок оказался непродолжительным, потому что нам не терпелось остаться вдвоём с Ирой Владимировной и поболтать. Девочка Лена, сбежавшая к дальнобойщику, перевелась на второй курс в пермский педагогический, вышла замуж за своего Сашку и родила ему девочку Машу, потом мальчиков Вову и Лёшу. Сейчас работает в сельской школе в Пермском крае и счастлива со своим мужем Александром Игнатичем, начальником местной компании грузоперевозок.