Пётр Кащенко: Снимаем смирительные рубашки
28.07.2022 00:00
Пётр КащенкоКак много династий влияли на устройство мирового порядка: Бурбоны, Габсбурги, Романовы. Сколько семей поколениями считались истинными ценителями прекрасного: и Третьяковы, и Морозовы, и Мамонтовы. Но как бы правили те государственные мужи и сеяли доброе, вечное меценаты, если бы рядом не было талантливых врачей, которые излечивали их от физических недугов и душевных страданий?

Недетское увлечение

Мало кто знает, что фамилия Кащенко, ставшая в народе нарицательной, принадлежит не одному психиатру Петру Петровичу Кащенко, но и ещё трём замечательным врачам из той же семьи: Петру Фёдоровичу, Всеволоду Петровичу и Анне Всеволодовне.

Собственно, именно Пётр Фёдорович, отец Петра и Всеволода, стал основателем династии врачей Кащенко. Сильный и волевой, потомственный казак Пётр Фёдорович окончил медицинскую академию в Петербурге. Во время Крымской войны 1853–56 годов Кащенко-старший спас такое количество раненых, что был удостоен высших наград Российской империи.

Пётр Фёдорович довольно рано женился на дочери коллежского асессора Александре Павловне Черниковой. Супруга родила ему семерых детей, старшим из которых был Пётр – будущий основатель «Канатчиковой дачи». Так народ прозвал знаменитую московскую психиатрическую больницу (ныне – имени Н.А. Алексеева).

Пётр-младший родился в 1858 году Тамбове, но вскоре семья переехала в Ейск. Ребёнок с пятилетнего возраста проявил серьёзный интерес к анатомическим атласам отца, который, как ни странно, поощрял это недетское увлечение сына. Пётр Фёдорович сразу понял, что Петруша пойдёт по его стопам и станет врачом. Сын внимательно следил за отцовской работой: присутствовал на приёме пациентов, не боялся вида крови и увечий, но к хирургической деятельности интереса не проявлял.

Отец и сын были духовно близки. Помимо страсти к медицине, Кащенко-старший постарался привить сыну и свои прогрессивные взгляды. Петру повезло, отец многому успел его научить, хотя ушёл из жизни очень рано – в 44 года. На тот момент старшему сыну исполнилось 16 лет, а младшему ребёнку в семье – всего несколько месяцев.

Денег у семьи после кончины Петра Фёдоровича почти не осталось, но, несмотря на это, хлопотами Александры Павловны её дети смогли получить хорошее образование. А когда все семеро встали на ноги, Александра Павловна удалилась в монастырь.

Гимназистки-неврастенички

После гимназии Пётр легко поступил в Киевский медицинский институт, но средств на обучение не хватало, и талантливый студент был вынужден перевестись в Москву.

Кащенко заметили сразу – ему пророчили большое будущее, но годы учёбы как раз пришлись на реформы Александра II и период студенческих волнений. Петруша стал активным членом революционного кружка, провозглашал идеи жёсткой борьбы с царизмом, за что был исключён из института за два месяца до вручения диплома и выслан в Ставрополь-Кавказский. Когда молод, всё успеваешь! Так и Пётр Петрович: успел и поучиться, и в революцию поиграть, и страстный роман закрутить.

В Ставрополь за любимым Петрушей отправилась Вера Горенкина, фельдшерица с такими же, как у мужа, радикальными политическими взглядами. Ранее за связь с революционерами на неё даже было заведено отдельное дело, которое, правда, быстро закрыли.

В ссылке Петру Петровичу запретили работать врачом. Единственным невинным занятием для подозрительного субъекта, по мнению полиции, могли быть уроки музыки. Кащенко стал преподавать в женской гимназии, благо у будущего отца русской психиатрии имелись и слух, и приятный баритон.

Возможно, именно общение с романтичными гимназистками-неврастеничками повлияло на выбор специализации Петра Кащенко. Во всяком случае, вернувшись из Ставрополя и в итоге окончив Казанский университет, Кащенко получил диплом врача-психиатра. Его наставником был профессор В.М. Бехтерев, о котором тогда говорили: мозг человека знают только двое – Бог и Бехтерев.

Кащенко решил вплотную заняться лечением психически больных, вернее, переосмыслением уже существующих программ лечения и отношения к таким пациентам. «Врач должен смотреть на смирительную рубашку как на страшилище, а на себя, если применяет её, – как на палача», – эти слова стали профессиональным кредо Петра Петровича.

Чертят нолики, вяжут веники

Свои новые методы Кащенко начал применять в колонии Ляхово Нижегородской губернии. Ляховская психиатрическая больница приводила местных жителей в недоумение: они никак не могли понять, почему «психи» не сидят в подвале, прикованные цепями к стене, а стройным рядком идут с удочками на речку.

Первые же эксперименты показали, что социализация и трудотерапия творят чудеса. Кащенко отменил решётки на окнах и ввёл новый вид персонала. Теперь санитары были и воспитателями, которых называли «дядьками» и «няньками». За любое необоснованно жестокое отношение к больному следовало немедленное увольнение. А поскольку деньги Кащенко платил приличные, дядьки и няньки за свои места держались крепко, осваивая трудную премудрость человечного отношения к умалишённым.

Пётр Петрович оказался прекрасным организатором и очень целеустремлённым человеком. Он быстро завоевал авторитет в медицинском сообществе, много общался с богатыми и влиятельными меценатами, средства которых помогали внедрять его новаторские методы. А для этого необходим ораторский талант, потому что объяснить богачам, зачем психбольнице нужны струнно-духовой оркестр, любительский театр и теплицы, где пациенты сами выращивают овощи и зелень для больничной кухни, – человеку без артистических способностей было бы очень трудно.

Пётр Петрович имел этот дар – располагать к себе людей и внушать им свои идеи. Он легко мог войти в палату к буйно помешанным без сопровождения дядек, и беснующиеся люди затихали, лишь услышав его голос. Доктор Кащенко считал, что между безумием и гениальностью очень тонкая грань, а отличить бред от прозрения практически невозможно. Поэтому психиатр должен искать индивидуальный подход к каждому пациенту. Племянница Петра Кащенко Анна Всеволодовна вспоминала, что дядя был человеком спокойным, весёлым, доброжелательным и даже лучезарным. Создавалось впечатление, что само его присутствие – это лекарство.

Но доктора волновали не только медицинские проблемы. Юношеское увлечение всем запрещённым вылилось в тайное диссидентство. Когда цензура запретила издавать слишком откровенную по тем временам повесть Льва Толстого «Крейцерова соната», Кащенко тут же организовал подпольный «самиздат»: произведение переписывалось вручную, и драгоценные экземпляры передавались из рук в руки.

Горькая ирония судьбы

Слухи о враче-новаторе дошли до обеих столиц. Вскоре Пётр Кащенко занялся переустройством работы как московской, так и петербургской психиатрических клиник. Московская – это та самая больница, расположенная на территории бывшей дачи купца Канатчикова. С 1922 по 1994 годы она называлась больницей имени Кащенко.

Но не всё так просто складывалось с наименованием этого заведения, которое признавали лучшим в Европе. Больница была открыта на частные пожертвования, большую часть которых внёс купец Николай Александрович Алексеев, двоюродный брат Константина Сергеевича Станиславского (Алексеева).

Алексеев был личностью выдающейся, с 1885 по 1893 год даже занимал пост московского городского головы, то есть мэра, его правление называли «золотым веком». При нём Москва активно отстраивалась, а кроме того, Алексеев жертвовал на благие цели сотни тысяч рублей: возводились больницы, школы, столовые для бедных.

Увы, до торжественного открытия психиатрической больницы, построенной на его деньги, Николай Александрович не дожил: по горькой иронии судьбы его застрелил душевнобольной человек. Тем не менее, в своём завещании меценат успел отписать солидную сумму на содержание Канатчиковой дачи.

В 1994 году историческая справедливость была восстановлена: больницу имени Кащенко переименовали в больницу имени Алексеева.

Больница в огне

Революционные события Пётр Петрович принял с восторгом. В 1918 году он стал заведующим отделом нервно-психиатрической помощи комиссариата здравоохранения.

Одним из первых Кащенко заинтересовался спецификой психических заболеваний солдат, побывавших в боях. Ввёл понятие учёта душевнобольных в России. Он приходил к пациентам с добром и получал ответы на свои вопросы. Но на один вопрос гениальный психиатр ответить не смог даже сам себе: когда он проглядел сына Юрку?

Юра Кащенко рос мальчиком активным, почти неуправляемым, с независимым характером. Знаменитый отец, который, казалось, знал все тёмные закоулки человеческого сознания, не нашёл общего языка с сыном. Последней каплей, переполнившей чашу отцовского терпения, стал пожар, устроенный Юрой на чердаке больницы. Чтобы дело не приняло неприятный оборот, подростка отправили к дяде Всеволоду, родному брату Петра Петровича.

У братьев была большая разница в возрасте – 12 лет, но, несмотря на это, они сохраняли очень тёплые отношения. Жили братья в разных городах: Пётр – в Петербурге, налаживал работу психоневрологической больницы в Гатчинском районе, а Всеволод – в Москве.

У младшего брата была большая и дружная семья. Редкие приезды Петра очень радовали детей Всеволода, поскольку дядя сразу же организовывал весёлые игры, музыкальные вечера и домашние спектакли. Можно предположить, что дома у Петра Петровича было не всё в порядке: проблемы с сыном, да и жена Вера из прогрессивно настроенной девушки с возрастом превратилась в чопорную горделивую даму. Наверное, поэтому в гостях у брата, где не соблюдались условности, а смех и розыгрыши считались в порядке вещей, Пётр Кащенко чувствовал себя хорошо.

В семье дяди Юре уделяли много внимания – и мальчика как будто подменили, он стал ласковым, отзывчивым, спокойным. Считается, что, общаясь с Юрой, Всеволод Петрович пришёл к главной идее своей жизни – трудные подростки особенно нуждаются в психологической помощи. А Юрий Кащенко перерос все свои проблемы и стал известным оперным певцом, работал во многих театрах России.

Дочь Анна и сын Санаторий

Пётр Петрович для брата Всеволода стал образцом для подражания. Он тоже пошёл в медицину, также участвовал в антиправительственных организациях, был исключён из Московского университета и также стал реформатором в своей области.

Репутация «неблагонадёжного» закрепилась за Всеволодом Кащенко надолго – в 1904 году министр внутренних дел подписал приказ, запрещавший ему занимать государственные должности. Это не сильно расстроило Всеволода Кащенко – он занялся дефектологией, наукой об особенностях развития детей с психическими или физическими недостатками, о специфике их обучения и воспитания. Но он скорее был не теоретиком, а практиком, создавал школы-санатории для таких детишек.

Первое такое заведение открылось в 1908 году в Москве и состояло из девяти домов. Впоследствии Кащенко не раз говорил с гордостью: «В этот год у меня родились двое детей: дочь Анна и сын Санаторий». Спустя много лет отец продолжал гордиться Анной, которая стала выдающимся логопедом.

В школу-санаторий Всеволода Кащенко в начале ХХ века принимали мальчиков с различными отклонениями: клептоманов, пироманов, больных с признаками психопатии и истерии в возрасте от четырёх до шестнадцати лет. Здесь собирались и так называемые трудновоспитуемые дети. Ребят группировали по «семьям», которые жили в отдельных домах под надзором воспитателей. «Семьи» не контактировали друг с другом, имели раздельные мастерские, где осваивали различные профессии. «Ручной труд имеет громадное и притом двойное значение, с одной стороны, как изучение ремёсел, которые дадут учащимся по окончании школы возможность иметь заработок; с другой стороны – ручной труд непосредственно влияет на развитие интеллекта», – слова Всеволода Кащенко, которые стали основой его методики.

Тайный пациент

Но не только трудотерапия могла помочь юным пациентам. Всеволод Петрович считал, что воспитанием занимается не один учитель, а общество в целом, атмосфера, «вся живая повседневность, в которой нет мелочей». Он призывал взрослых следить за каждой фразой, произносимой при ребёнке, даже за интонацией, поскольку всё это отражается на его нервной системе.

Школа-санаторий и результаты её работы произвели большое впечатление на коллег Кащенко. Многие из них с удовольствием консультировали пациентов Всеволода Петровича, «вытаскивая» даже самые запущенные случаи.

Любимыми праздниками в школе были новогодние и рождественские дни, когда наряжалась ёлка и в разноцветные ситцевые мешочки складывались милые подарки для каждого ребёнка, которого общество признало «дефективным».

И хотя в 1927 году Кащенко отстранили от работы в школе, он всё равно оказался нужен новой власти. Однажды в доме врача раздался звонок. Строгий голос предупредил, что в такой-то день и час к Кащенко приедут на консультацию посетители и чтобы дома никого из посторонних не было. Конечно, домработнице дали выходной, а высоких гостей встречала супруга Всеволода Петровича.

Посетителями оказались Надежда Аллилуева и её сын Василий Сталин, который страдал дислексией и дисграфией. То есть у мальчика наблюдались трудности с чтением и письмом. Сталин-старший не видел в этом проблемы, считая, что таких болезней просто не существует, а сын шалит, и это лечится легко – ремнём. Надежда Сергеевна привела сына втайне от мужа.

Очень многое о семье Кащенко мы знаем благодаря воспоминаниям Анны Всеволодовны – остроумной и жизнелюбивой женщины, которая является живым свидетелем событий вековой давности.

Пётр Кащенко, страдавший болезнью желудка, скончался на операционном столе 19 февраля 1920 года. Его младший брат Всеволод ушёл из жизни в ноябре 1943-го. Оба брата-реформатора покоятся рядом на Новодевичьем кладбище. Ну а Анна Всеволодовна Кащенко в прошлом году отметила свой 105-й день рождения, и информации о её кончине на сегодняшний день не поступало.

Наталия ЛАЛАБЕКОВА

Опубликовано в №26, 2014 года