Ничто не предвещало такого развития событий: второе лето я как белка в колесе. Уборка, готовка, магазины, уход за стареньким отцом, в прошлом году ЕГЭ сына, его поступления в вузы, провал по баллам, армия. А этим летом – вечное дежурство у телефона, посылки в армию, попытки свиданий, работа, съёмки, тексты для газеты, быт, отец, какие уж тут поездки на отдых.

«Знаешь, каждую ночь я вижу во сне море» – звучит в памяти старенькая песенка Цоя. И ведь правда, я вижу его во сне очень часто, это прекрасное море. Много лет один и тот же сюжет: вот оно набегает волнами совсем рядом, я стою на берегу, только нырнуть и поплыть, но вдруг оказывается, что лето закончилось, пора уезжать, а я почему-то так и не окунулась ни разу. Кошмарный сон…

Писала рассказ о море ещё в июле – сдавило грудную клетку от нежной тоски. Набрала телефон кузена-капитана, он уже три года как переехал с семьёй в Питер, но в Новороссийске у него ещё оставалась квартира. Глупый порыв, ведь знаю, что не вырвусь из этой рутины. Кузен ответил, что поздно пить боржоми, они едут продавать квартиру, им не до гостей. На том и разошлись.

Через месяц после нашего разговора я уже обо всём позабыла, махнула рукой на мечты, август отсчитывал последние дни.

– Не прошло и полгода, звоню. Мы едем, – сообщил мне кузен рано утром по телефону. – Ты как?
– Ой, Женечка, я – нет, конечно, – грустно усмехаюсь спросонья. – Это был детский порыв, фантазия, навеянная воспоминаниями.
– Ну смотри. Мы на пару недель, – продолжал брат. – Оформим сделку, соберём коробки и обратно. Позвонил просто потому, что обещал.
– Стой! – вскочила я в постели. – Дай мне несколько часов на раздумье!

Это было совершенно невозможно, денег в обрез, куча незавершённых дел и масса проблем, а главная из них – на кого оставить отца? Нет, это безумие, такие дела не решаются просто так, с кондачка. Но почему-то я уже ищу в интернете билеты на поезд, обзваниваю знакомых в поисках приходящей няни для отца, закупаю ему продукты, готовлю еды впрок, судорожно бросаю вещи в чемодан, вылизываю квартиру, стираю постельное бельё и свои единственные тапки, чтобы сиделке было комфортно, оплачиваю все счета, покупаю в дорогу пару книг, какой-то нелепый купальник – и в полночь на Казанском вокзале беру билеты.

Поезд ночью, надо познакомиться с сиделкой, ввести её в курс дела, объяснить все нюансы.

– Марина – очень ответственный, добрый, светлый человек, – говорит мне по телефону подруга Оля, рекомендуя знакомую сиделку. – Только она плохо говорит, но всё понимает.
– Иностранка, что ли? – настораживаюсь.
– Нет, просто она после инсульта.
– Ты в своём уме? – совершенно пугаюсь. – Как она будет ухаживать за дедом и объясняться с ним?
– Я оставляла Марину со своими котами, когда уезжала, – обижается за выдвиженку подруга. – С котами ведь она как-то находила общий язык!

Без комментариев. Спорить с кошатниками бесполезно, у них питомцы даже выше людей по интеллекту.

Договорились встретиться с этой Мариной на остановке. Предчувствия у меня самые скверные, я видела людей после инсульта. Какие из них помощники по хозяйству? Это за ними нужен серьёзный уход.

Марина стоит в нарядном платье, с аккуратно уложенными волосами, широко улыбается, вижу, очень волнуется, подбирает слова.

– Зда-рав-ствуй… это самое… привет, Бу… как это… хорошо приятно, Сара!
– Так вы Сара? – удивляюсь.
– Нет. Ты, это самое, Сара! – растерянно моргает на меня Марина и показывает свой телефон. В вотсапе под моей фотографией стоит имя Сара Барабу, подруга именно так подписала мой номер.
– Балда! – закатываю глаза и смеюсь, но тут же торопливо оправдываюсь: – Не вы, Марина, конечно! Оля – большая шутница, меня зовут Наташа.
– Ой, хорошо, – с облегчением кивает Марина. – Бара-сара-бара… очень трудно.

С нянями для отца у меня всегда были серьёзные проблемы, поэтому в последние три года я не позволяю себе путешествий и больше чем на пару дней одного его не оставляю. Побриться, заварить себе чай, сделать бутерброды он может самостоятельно, но вот приготовить серьёзную еду и тем более сходить в магазин отец уже не в силах. Кроме того, восьмидесятилетнему человеку необходимо общение.

Первый мой грустный опыт с няней был, когда мы отправились с сыном и друзьями на неделю в Венецию. Няню тогда я искала долго: одна заламывала бешеную цену, другая устанавливала неприемлемый для нас график приходов, заявляя, что у неё таких стариков пятеро за день, третья вроде бы подходила по всем параметрам и согласилась с условиями, но бесследно пропала за два дня до нашего отъезда. Я судорожно искала ей замену, и в социальном центре мне предложили тихую таджикскую женщину, работница центра за неё поручилась.

ЧП случилось на третий день нашего пребывания в Венеции. Няня написала мне сообщение, что где-то потеряла ключ от двери. Я пришла в ужас: «Дед заперт в квартире один? Вы с ума сошли! Ищите ключ где хотите!» Позвонила соседям по общему тамбуру, они оказались на даче и возвращаться в ближайшую неделю категорически не собирались.

В панике я попросила у сына телефоны его друзей и уговаривала их сломать нашу дверь. Эти отъявленные хулиганы перепугались не на шутку и сказали, что их «заругают родители», а потом перезванивали моему Стёпке и спрашивали: «Твоя мама сошла с ума?»

А я действительно обезумела и названивала среди ночи работнице социального центра, поручившейся за няню, и требовала, чтобы они вооружились фонариком и в поисках ключа обошли все тропы, которыми в последний день ходила таджикская женщина. По счастью, утром няня написала мне, что ключ обнаружили в одном из магазинов на кассе вместе с забытыми ею же кошачьим кормом и кошельком.

В следующий раз, перед двухнедельной поездкой в Грецию, я уже поостереглась нанимать няню и решила определить отца в более-менее приличный пансионат для пожилых. Там запросили немалые деньги, но обещали медицинское сопровождение, хорошее питание, прогулки на свежем воздухе и культурную программу.

В подмосковном пансионате, куда мы прибыли, культурная программа шла полным ходом: старушки и старички в летней беседке перебрасывались воздушными шариками, пели под аккордеон «Виновата ли я» и разные частушки. Наш дед поморщился, закурил сигаретку и сказал, что не любит такие песни.

– И что же вам нравится? – поинтересовалась администраторша.
– Джаз и вальсы Страуса, – важно прошамкал дед.
– А он у вас с гонором, – усмехнулась администраторша.

Пока определялись с комнатой, раскладывали вещи и оформляли документы, возле нашего деда в холле крутилась какая-то весёлая старушка с фиолетовыми волосами, что-то ему активно рассказывала, строила глазки. Прощаясь, я обняла его и спросила:
– Смотрю, ты уже закадрил себе подружку?
– Та Мальвина, что ли? Нет, не понравилась, – проворчал дед. – Болтливая, лёгкого поведения. А вот Танька-администратор вроде ничего, но я ещё присмотрюсь…

В целом две недели в пансионате прошли прилично, однако по возвращении домой, уже через несколько дней, дед подозрительно стал чесаться, а за ним и мы с сыном. Начался настоящий ад – оказалось, что в пансионате деда наградили чесоточным клещом. Я всё прокляла, несколько раз в день вымывала квартиру с хлоркой, натирала всех домашних специальной мазью, кипятила постельное бельё и одежду и зареклась ещё куда-либо отправлять нашего бедолагу.

И вот теперь у нас появилась Марина.

Весь день перед моим отъездом мы репетировали её несложные обязанности: сварить приготовленные замороженные фрикадельки, разогреть щи и картофельное пюре, которые я тоже заготовила впрок, дать вовремя таблетки, поговорить по душам о том о сём, сходить в магазин, если надо что-нибудь докупить.

Дед с Мариной понравились друг другу и на каком-то своём птичьем языке премило щебетали. Я же внимательно вслушивалась в речь няни, стараясь предугадать или подсказать ей слова, которые она подбирала с трудом, сама же говорила с ней слишком громко, сопровождая речь жестикуляцией.

Марина долго наблюдала за мной с сочувствием, но в какой-то момент не выдержала:
– Наташа, это самое… зачем ты кричать… крикаешь… и махать руками? Я тебя отлично слышать и вижу.

Я смутилась, ведь именно так мы почему-то разговариваем с иностранцами. Помню, как мучительно когда-то объяснялась с одной хорваткой в городе Пореч, она с интересом наблюдала за мной, даже пригласила к нашей беседе свою подругу, та тоже с любопытством смотрела мою миниатюру под названием «Где у вас можно арендовать велосипед?», а потом сказала на приличном русском:
– Очень смешно показываешь. Но зачем так орёшь?

Два дня мы с Мариной репетировали сцены «где что лежит», «как работают газовая плита и микроволновка», «как открыть окна и опустить роликовые шторы». В своих суетливых объяснениях я доходила до абсурда, а Марина терпеливо слушала. Но иногда с улыбкой притормаживала моё рвение:
– Наташа, будь спокойным… я знать… это самое… уметь, как ходить в магазин.

Самой сложной в нашей постановке оказалась сцена с закрыванием двери на ключ. Ох уж этот трижды проклятый замок! У Марины оказались проблемы с мелкой моторикой и пальцы плохо слушались. Замок двери в тамбуре у нас очень коварный, сколько сражений с соседями происходило возле общей двери! Если вынуть ключ из замка не под тем углом или не довернуть его – всё, замок заедает намертво и остаётся только ломать. И сколько раз мы меняли эти замки, но беда в том, что к нашей двери подходят только аналогичные, такие же проблемные.

В прежние времена, когда сын был маленький и дед ещё выходил на улицу самостоятельно, они оба блокировали дверь, и мне крупно прилетало от соседей. Но за двадцать лет и без того немолодые супруги стали сильно сдавать, и теперь уже они устраивали нам проблемы с дверью. Я же, напротив, так освоила замок, что стала настоящим асом и нередко слышала нервную возню за дверью в предбаннике, отчаянные возгласы соседки, адресованные мужу: «Всё, Серёжа, хватит мучить замок! Ты нас окончательно запер! Надо звать Наташу!»

С благородным видом Бэтмена я выходила в тамбур, отгоняла всех от двери и под восторженными взглядами соседей нащупывала то единственно правильное положение ключа в замке, чтобы провернуть его и вынуть. Без преувеличения, после многих лет скандалов и упрёков наградой мне теперь были аплодисменты и ласковое «Наташенька, ты – наш спаситель!»
Ключ стал моим жезлом – символом власти.

А теперь в этой проблеме накрепко залипла Марина. Мы были в отчаянии, репетируя эту сцену по двадцать дублей, которые летели в корзину. Марина страшно волновалась, старалась очень, с нас обеих градом лился пот. Я включала не только режиссёра, но и педагога, вспоминая, как ставила отрывки для поступления в театральный своему сыну.

– Марина, не суетись, не педалируй… прислушайся к пальчикам, пусть ключ станет продолжением твоей руки, сама стань этим ключом… представь, что ты ночью в тёмной комнате и должна аккуратно нащупать выход, не врезаясь по пути в предметы. Вообрази, что ты домушник, а лучше медвежатник, и тебе надо нежненько вскрыть сейф с миллионами и бриллиантами…
– Я… это самое… никогда сейфы не брать… я быть того… медсестра, – беспомощно вздыхала Марина.
– Ну вот! Ты же делала уколы, ставила катетеры и капельницы? Дверь – это твой тяжелобольной пациент, замок – это вена, очень плохая вена, которую трудно найти у больного, тебе надо точно попасть ключом-иглой в эту спрятанную вену.

Марина честно старалась, хотя на лице её читалось полное отчаяние. Признаюсь, я тоже потеряла всякую веру, что сцена нам удастся, и уже готова была вымарать её из сценария и оставить открытый финал, точнее – открытую дверь на все десять дней моего отсутствия.

Измотанные, мы плюнули на это дело и пошли пить чай. Но лицо Марины было напряжённым, ей не давала покоя профессиональная гордость. В какой-то момент она внезапно вышла из-за стола, взяла ключ и решительно направилась в тамбур.

Я замерла в тревоге – сейчас заблокирует замок, и нам конец, останемся здесь втроём замурованными, и я никуда не уеду. Но я заставила себя сидеть смирно и отпустить ученицу в свободное плавание. Через несколько минут тяжкого ожидания я услышала её победоносный крик:
– Наташа… это самое… я попасть в вену! Я поставить катетер!

Я осторожно вышла в прихожую – Марина сияла и без труда открывала и закрывала замок!

– Маринка, ты – боец, умница! Я тобой восхищаюсь! – радовалась я. – И платье у тебя сегодня очень красивое, необыкновенно тебе идёт!

Марина светилась, как ребёнок.

С лёгким сердцем я уехала на море. Марина наговаривала мне голосовые сообщения дважды в день с отчётами, приветами от деда, рассказами, как славно у них всё получается. Потом пошли импровизации, она начала готовить что-то на своё усмотрение, рекомендуя мне хорошенько отдыхать и не вмешиваться в их дела с дедом.

Когда я вернулась, квартира блистала чистотой, все цветы на окне оказались живы, хотя при мне они частенько теряли свою стойкость. Даже моя пепельница на подоконнике была чисто вымыта. Мы тепло обнялись с Мариной, но она погнала меня к отцу:
– Иди… это самое… обними Юру! Он очень добрый… хороший… помогать мне, не мусорить… рассказывать, как работал, воевал…
– Где он воевал? – удивилась я.
– Как… это самое… – растерялась Марина. – В Великий… как это… Отечественный…
– В Великой Отечественной войне в сорок первом? – хихикнула я.

Марина охотно закивала.

– Ну, дед в своём репертуаре! – я расхохоталась. – Мариночка, он сорокового года рождения, во время войны ещё под стол пешком ходил.

Во время прощания с дедом они как-то по-особенному обнимались и даже чмокались в щёчки, Марина сказала, что будет по нему скучать.

На днях я позвонила Марине и спросила, как у неё дела. Сказала, что дед поминает её добрым словом. Марина расплакалась.

– Мариночка, милая, ты – прекрасная, ты наша настоящая Мэри Поппинс! Обязательно приходи в гости, выпьем шампанского, посплетничаем, поболтаешь с дедом, он будет очень рад.

После разговора я пошла к деду, передала ему привет от Марины, спросила, не против ли он, чтобы она приходила к нам в гости. Дед расплылся в беззубой улыбке, а через несколько минут сам ко мне пришаркал и объявил:
– Знаешь, я тут подумал… неплохо бы мне на Марине жениться.
– Чего?! – поперхнулась я чаем. – И что вы будете с ней делать?
– Как что? Жить тихо, спокойно, – важно ответил дед.
– Ну вы даёте, ребята! Стёпка мне на днях звонил из армии, спрашивал, приму ли я их с его девушкой Ирэн. И ты туда же? Вы, мальчики, как-то поскромнее в своих фантазиях!
– А чего, нормальный ход, всё путём! – одобрил дед. – Будешь жить вместе с нами!