– Ну, помянем…
Куриные окорочка, варёная картошка, салат: огурцы, помидоры, лук – девушки с аппетитом закусывали.
– Памятник ставить пора.
– Ага.


– У Фёдора закажем, в Мироновке. Из чёрного гранита…
– Может, крест?
– Креста на нём не было…
– И не будет…
– Да не-е, памятник надо. От троих всё-таки. Одни мы у него…
– Это он у нас один! Кобель.
– Не надо так… сейчас…
– Сами мы, девки, виноваты. Гнать его надо было. Договориться и гнать к чёрту.
– Зато мальчишки дружат.
– А что им не дружить. В одном классе…
– Они и после школы – втроём.
– Это – да…
– Так, насчёт памятника… Я выходная завтра. Съезжу, закажу, чтоб не откладывать. Деньги лежат.
– Молодцы мужики – собрали. Уложимся.
– На памятнике написать что-то надо, ну, кроме имя-фамилия…
– «Дорогому, любимому мужу».
– И моему «дорогому, любимому мужу».
– И моему…
– Так не бывает.
– Ну вот, приехали – «не бывает». Все знают, что он к нам троим ходил. И дети, опять же…
– «Трое в лодке, не считая собаки».
– Кобеля…
– А что, надо было нам всем вместе жить. А то бегал, бегал… и добегался.
– Ага, а он бы ещё на стороне троих завёл.
– Не завёл бы. У него, кроме нас, никого не было.
– Он мне как-то раз сказал, что всех троих взял бы к себе. В шутку вроде, но с грустью получилось…
– Сейчас бы я согласилась, а тогда – нет.
– И я бы согласилась.
– Не хватило нам мудрости.
– Или дурости.
– Может, «помним и скорбим»?
– Так все пишут.
– «Вы, листочки, не шуршите, Алексея не будите».
– Ага. «Как хочется кричать от боли, что нет тебя на свете боле».
– Надо так, чтобы все видели, что от нас.
– Ну да, чтобы официально… хоть, после смерти…

В это лето я наконец-то собралась заказать бабушке памятник. Ходила по кладбищу, разглядывала, у кого какой. В основном из чёрного гранита, да и мастер, похоже, один: кладбище – сельское. Мелькали фамилии, фотографии, даты рождения-смерти. «Купцов Алексей Викторович», – прочла я на очередном граните. «Двадцать восемь лет», – подсчитала я. Молодой. А дальше – эпитафия: «Вера, Надежда, Любовь, – с большой буквы, как будто имена, – всегда с тобой». Симпатичный парень улыбался с фотографии. Вдруг я заметила какое-то движение у основания памятника. Змея. Показалась и ушла вглубь. «А вот и мать их – Софья», – подумала я. Мудрость – с древнегреческого.

На психологическом тренинге было задание: придумать себе эпитафию. В голову ничего не приходило. Хотелось встать и уйти. По причине гордой застенчивости или просто по дурости я осталась, но так ничего и не написала. Дальше все торжественно читали свои эпитафии: «всегда с вами», «не проходите мимо», «она», «не отрекаются, любя», «мне сверху видно всё», «я знаю, чем всё кончится»… Тут я вспомнила эпитафию, которую придумала себе Фаина Раневская, и выпалила: «Умерла от отвращения». А психолог сделал своё резюме: «Таким образом, – сказал он, – я украл тридцать минут вашей жизни».

С тех пор я пишу только короткие рассказы.