Властелин сердец
27.10.2012 00:00
Девочки пришли!

Властелин сердецУважаемая редакция! Уже несколько лет я постоянный читатель и почитатель вашей газеты. Решился, наконец, послать вам одно из своих воспоминаний.

Наверное, стоило бы начать известной фразой: «Хотите верьте, хотите нет, а дело было так…» – настолько поведение этого попугая казалось нам естественным для человека, но не для маленькой птички.

Как-то мы пришли в гости к своим знакомым, и на входе нас предупредили, чтобы мы поскорее закрыли дверь, потому что по квартире летает попугай и может нечаянно вылететь в коридор. С первого взгляда Ромка особого впечатления не произвёл – обычный маленький волнистый попугайчик, каких полно на рынках и в зоомагазинах, летал по квартире, никого не боясь и явно чувствуя себя здесь главным. Когда хозяйка Вера стала чистить картошку, он нагло нырнул в кастрюлю, куда Вера бросала чистые овощи. Затем, отряхнувшись, подлетел к нам с Петей (хозяин семейства) и наблюдал, как мы играем в шахматы.

Заметив подлетевшего Ромку, Петя предложил мне взять крышку от жестяной банки из-под кофе и понаблюдать. Ромка, посмотрев на меня и решив, что особой опасности я для его особы не представляю, подлетел к крышке, посмотрелся в неё и вдруг заговорил.
– Птичка, птичка, красивая птичка, – поглаживал он клювиком своё отражение, явно им любуясь.

Через некоторое время, заметив, что хозяйка накрывает на стол, он, как главный дегустатор, спикировал на него и стал поочерёдно проверять все блюда. Заметив, что усевшиеся за стол гости кладут еду себе в тарелки, решил, что нечего тратить время на последовательную проверку всех блюд – люди явно знают, что из этого самое вкусное, и стал пробовать еду прямо из тарелок гостей.

В этот момент Петя, что-то мне рассказывая, поднял руку с хлебом. Ромка моментально устроился на руке и стал отщипывать хлеб. Позже стало ясно, что хлеб пришёлся ему по вкусу, потому что следующей фразой попугая было:
– Петя друг, Петя дру-уг-г-г…

Потом все подняли стопки с водкой, и Ромка, решив, что ему выпала честь испробовать этот напиток, моментально подлетел к хозяину и окунул клювик в стопку. Поскольку реакция Пети была запоздалой, бедный попугай успел хлебнуть. Отлетев к своей клетке, он тут же заявил:
– Ты что, дурак?

Похоже, хохот за столом после его фразы попугай воспринял как личное оскорбление. Забрался в свою клетку, сел на жёрдочку и, закрыв глазки, забормотал:
– Роме плохо, ой, Роме плохо…

После чего Петро рассказал историю появления попугая Ромки в своей семье.

В начале ноября дети позвали отца на улицу – увидели попугая, сидевшего на дереве рядом с домом. После продолжительной операции попугай был пойман, торжественно помещён в ящик, после чего дети вынудили отца пообещать купить клетку.

В выходные клетку приобрели и у Ромки появилось своё жилище. Попугай как попугай, ничем особо не выделялся, освоился в клетке и, по словам Петра, стал присматриваться к новым хозяевам.

О том, что попугай говорящий, они узнали, когда к ним пришли гости и попугай, подпрыгивая на жёрдочке, восторженно воскликнул:
– Девочки пришли, девочки!

А потом все поняли, что попугай не только говорящий, но и умный. После того как он заявил утром: «Ой, Роме плохо, Роме плохо!» – похоже, это было воспоминание о прошлом хозяине, – попугай получил имя.

Когда дети выпустили Ромку из клетки, тот, похоже, понял, что в его распоряжении не только она, но и весь дом, а через какое-то время (непродолжительное) он приватизировал и сердца хозяев, выучив их имена и домашние обязанности. Клетку теперь закрывали редко, и попугай пользовался полной свободой.
Главным членом семьи (после себя, конечно) он считал Веру, и она пользовалась его расположением. Утром Ромка прилетал к ней на кровать и, покусывая ушко, приговаривал:
– Вставай, Верочка, вставай! Проспиш-ш-шь, вставай!

А поскольку Вере не каждый день надо было вставать на работу, она, весьма недовольная тем, что ей не дают выспаться, отвечала:
– Не мешай спать! Сегодня выходной.

А если Ромка не успокаивался, весьма неделикатно добавляла:
– Заткнись, зараза! В суп брошу!

Эта фраза оказалась действенной. Отлетев на безопасное расстояние, Ромка добавлял:
– Поспи, Верочка, поспи!

С наступлением весны Ромка понял, что в его жизни чего-то не хватает, и всех приходящих стал встречать фразой:
– Девочка нужна, девочка!

Когда «девочку» достали и торжественно водворили в клетку к Роме, мы стали наблюдать за процессом создания семьи. Однако процесс явно затягивался. Самки волнистых попугаев и без того больше самцов, а эта была вообще дамой довольно крупной, и Ромка не знал как вести себя в обществе «девочки», вдобавок явно её побаивался. Так они и сидели по разным углам клетки.

Но голод не тётка, и после того как попугаиха потрапезничала, решил заправиться и жених. Однако, как только он подлетел к корму, самочка вдруг расчирикалась, и бедный Ромка моментально убрался в свой угол. Посмотрел, оттуда на «даму» и заявил:
– Чё орёшь, дура!

С этого дня, очевидно поняв, что прелести семейной жизни не для него, Ромка больше не просил «девочку». От греха подальше.

Прошло четыре года с появления попугая в семье. Однажды мы снова пришли к ним в гости. Стояло лето, и Вера занималась готовкой в летней кухне. Когда я заглянул туда, увидел пустую Ромкину клетку. Вера рассказала, что как-то раз они перенесли клетку с попугаем в летнюю кухню и тот случайно улетел на улицу. Думали – всё, пропал попугай. Но пока бегали, искали его на деревьях, тот, явно проголодавшись, вернулся к себе в клетку на обед.

После этого случая попугай стал изредка сбегать на волю, однако через какое-то время обязательно возвращался домой. Во дворе он облюбовал себе черешню и наблюдал оттуда за происходящим. Таким образом и заметил кошку Симу, которая любила принимать солнечные ванны, забравшись на крышу летней кухни.

Решив, что это животное создано для его, Ромкиного, развлечения, он выбирал момент, когда кошка начинала дремать, пикировал на неё, клевал, когда в хвост, когда в ухо, и, вернувшись на исходную позицию, с явным удовольствием заявлял:
– Симка дура!

Дура не дура, но она всё-таки была кошкой, и эти боевые вылеты закончились для Ромки трагически.

Из письма Григория Смишного,
г. Пермь