– Сегодня многие певцы на нашей эстраде не имеют музыкального образования и бравируют этим. Вы, напротив, музыкой занимаетесь с детства.
– Музыкальное образование – это колоссальный стимул к работоспособности. Занятия музыкой с детства приучают человека трудиться. Хочешь не хочешь, но ты должен сесть и позаниматься. У меня до сих пор остался синдром невыученных уроков! (Смеётся.) Если за день не сделаю что-нибудь полезное, я испытываю чувство вины.

– Но, бывает, родители насильно заставляют ребёнка играть на фортепьяно, а потом он всю жизнь ненавидит классическую музыку.
– Меня никто не заставлял! Ещё в детском саду я простаивала у пианино, а во время «тихого часа», когда всех детей укладывали спать, выдёргивала нитку из одеяла, наматывала на палец, делала из неё струну и пыталась на ней играть. Потом, когда мы жили в военном городке, вместе с подругой пошла на прослушивание в музыкальную школу. Вообще-то мы с мамой должны были прийти туда на следующий день, но я опередила события. Меня прослушали и взяли.
Хотя, признаюсь, моя история с музыкальной школой – это «роман с расставанием». В Минске я училась в школе, где общеобразовательные и музыкальные предметы шли вперемешку. Каждый день вставала ни свет ни заря и в переполненном автобусе отправлялась на другой конец города. Помню, что ровно в семь утра должна была стоять на автобусной остановке, иначе опаздывала на уроки. Но когда я окончила восьмой класс, наша школа переехала в новое здание, которое находилось ещё дальше от моего дома. И я не выдержала! Подумала: в конце концов, пианисткой я не стану, зачем же так мучиться? И пошла в обычную школу рядом с домом. Но через месяц затосковала по старой школе, по одноклассникам, а через два стала проситься обратно. Но меня не взяли из-за каких-то строгих предписаний, которые школа не могла нарушать. «Мы сможем принять тебя только в следующем году», – сказали мне. Весь девятый класс я самостоятельно занималась музыкой, а в десятом вернулась в старую школу. Однако этот пропущенный класс сказался на моей судьбе, у меня не было уверенности в музыкальных навыках, и я не стала поступать в консерваторию.



– И куда же вы поступили?
– В педагогический институт на музыкальное отделение. Потом год работала в школе учителем пения. Было тяжело. Случалось, что в день приходилось проводить подряд шесть-семь уроков, во время которых ты «весь вечер на манеже» и всё время поёшь. После уроков я не могла говорить, с домашними общалась жестами.
Но я вспоминала этот опыт работы в школе позднее, когда уже стала профессиональной артисткой. Мне легче провести сольный концерт, чем урок пения в седьмом классе. (Улыбается.) Во всяком случае, в зале никто не будет беситься и залезать под парты. Хотя все люди – те же дети, которые притворяются и делают вид, что они взрослые. Есть, правда, те, кто забыл о том, что когда-то был ребёнком, но такие, наверное, не ходят на мои концерты.

– В вашей новой песне «Се ля ви» есть такие строки: «Мы не подвержены риску умереть от любви». Вы считаете, что можно умереть от любви?
– От любви нельзя, но можно умереть от страсти. Страсть – иррациональная история, и особо эмоциональные могут не выдержать. Любовь – это более глубокое чувство, чем страсть, хотя мы порой путаем эти понятия. Но думаю, что жизнь сама по себе настолько прекрасна – даже в те моменты, когда в ней происходят негативные вещи. Может быть, они посланы нам для того, чтобы мы понимали различие между печалью и радостью.

– Вы счастливо совмещаете певческую и актёрскую карьеру. И одна из ваших первых ролей на сцене – в мюзикле «Бюро счастья», где работали вместе с Людмилой Гурченко.
– Я серьёзно отношусь к профессии, поэтому не могу воспринимать себя как актрису. Моя первая роль – Алкмена в комедии Мольера «Амфитрион» в Минском драматическом театре имени Максима Горького. Следующая работа была уже в «Бюро счастья». По сути, это оказался первый российский мюзикл, многое приходилось делать с нуля, не хватало средств на постановку, и Людмила Марковна буквально свернула горы, чтобы проект состоялся. У нас был потрясающий коллектив – Гедиминас Таранда, Николай Фоменко, Александр Михайлов. И с Людмилой Марковной мы подружились. От меня потребовались определённые артистические способности для участия в проектах «Старые песни о главном» и «Военно-полевой романс». А серьёзную драматическую роль Ирины Вороновой я сыграла в фильме «Смерть по завещанию». И как сказали мои друзья, в роли злодейки я была очень убедительна. Правда, не думала, что этот фильм станут так часто показывать по телевидению. (Смеётся.)
Актёрский труд очень тяжёлый – ты проводишь много времени в бесконечном ожидании, а затем по щелчку должен вдруг «прыгнуть» в нужный образ. И физически актёрское ремесло трудное. Моя профессия лучше! И лучше оплачивается.

– Вы человек, любящий юг и тёплый климат, но при этом у вас в песнях часто упоминается зимний сезон, например в моих любимых «Просто кончилась зима», «Падал снег».
– Для меня зима, мокрый снег – символ грусти, несбывшихся надежд. Именно этот образ отражает для меня неуверенность в будущем. Но эта печаль не так фатальна, потому что зима всегда заканчивается, значит, и горести наши не вечны – они пройдут. Когда я пишу песни, то представляю определённую картинку. И в голове у меня «прокручивается кино», а дальше я будто пишу сценарий фильма. У меня такой склад мышления: могу выучить наизусть большой кусок текста, потому что вижу картинку. Чтобы написать песню, мне необходимо одиночество – нужно закрыться одной, настроиться на другую волну. Ведь муза – пугливая девушка.

– Вы часто участвуете в акциях по защите природы, животных. Например, в акции по защите морских котиков.
– В знаменитом фильме «Дерсу Узала» Акиро Куросавы главный герой говорит, что всё живое – звери и деревья – имеет душу. И я с ним согласна. Природа, а не человек – венец творения. У меня есть кот Клаус, которому 18 лет, у него с возрастом испортился характер – стал эдаким гнусным стариком. Но я его понимаю и отношусь уважительно. В Крыму у меня есть домик, который стоит в абсолютно запущенном саду. Как-то раз выдался неурожайный год, в округе ни у кого ничего не выросло. И вдруг в моём саду заплодоносило старое абрикосовое дерево! Было такое чувство, что оно просто мне обрадовалось.

– Седьмого ноября у вас намечается сольный концерт в Москве, посвящённый двадцатилетию творческой деятельности. Почему именно эта дата, это связано с коммунистическими взглядами?
– Нет! Просто седьмое ноября у меня с детства ассоциируется с каникулами, с демонстрациями. С тем, что ты идёшь по главной улице города, вокруг тебя радостные лица, продают пирожки, и есть ощущение праздника. На моём концерте будут представлены лучшие песни из альбомов, а также песни «Высота», «Когда я стану ветром», любимые более искушёнными слушателями, – песни, которые я редко исполняю. Мы уже привыкли, что многие баллады, написанные от мужского имени, поют женщины. А я хочу, чтобы мои друзья – Владимир Пресняков, Сергей Мазаев, Александр Маршал, Валерий Меладзе – спели мои песни от женского лица. Я им даже сказала: «Парни, вы, наконец, поймёте, что чувствуют женщины!»

– Ваш концерт будет в одном отделении или в двух?
– В одном. Ведь на концерте ты погружаешь зрителя в особую атмосферу, как в кино. Если сделать перерыв, во время которого люди захотят посетить буфет, ты разрушишь тонкий иллюзорный мир.

– Это позиция артиста. Я часто хожу на эстрадные шоу и, честно говоря, не понимаю такой новации. Простояв два часа в московских пробках, ты, взмыленный и голодный, прибегаешь на концерт, а потом ещё минут сорок ждёшь его начала, ругая себя за то, что сразу пошёл в зал, а не в буфет. А ещё через полтора часа тебе не до искусства, потому что одолевают мысли о еде и не только.
– Я вас поняла! (Улыбается.) Я была в лондонском Альберт-холле на концерте Стинга. Концерт проходил в одном отделении и начинался в семь часов. Мы с друзьями с трудом успели к назначенному времени. Пришли и увидели табличку «Мистер Стинг выйдет на сцену в девять часов». Пошли в соседний бар, не спеша поели. Вернулись около девяти – к тому моменту зал был уже полон и все зрители были настроены благосклонно. Когда на сцену вышел Стинг, зал встал после первой песни. Так что в подобной организации концерта есть свой резон.

– У знаменитого польского режиссёра Анджея Вайды есть фильм «Всё на продажу», и сегодня многие знаменитости продают свои истории любви, свои тайны – «скелеты в шкафу».
– Людям свойственны природная стыдливость, инстинктивное желание оберегать свой внутренний мир. Мне близки строки Шекспира «торгует чувством тот, кто перед светом всю душу выставляет напоказ». Как только ты продал свою историю, свой сокровенный секрет, – всё, тебе самому ничего не осталось. Конечно, я не могу сидеть в подполье: хожу на концерты, благотворительные акции, светские рауты, где меня фотографируют. Но я не смотрю о себе новости в интернете, чтобы ненужная информация не мешала мне работать и жить.

– Вы волнуетесь пред выходом на сцену?
– Раньше я за всё переживала. У меня комплекс отличницы, я перфекционист. И самое интересное, что из-за моих переживаний на сцене происходили всякие сбои – постоянно отключалась аппаратура, перегорали розетки, лампочки. Как-то на моей фотосессии у одного известного фотографа заклинила абсолютно исправная камера, он взял другую – она тоже перестала работать. И только третья со мной справилась! (Смеётся.) Был случай, когда я летом выступала на открытом стадионе. Вышла на сцену – и всё электричество сгорело. Тогда я начала петь без аккомпанемента и микрофона. Воцарилась абсолютная тишина. Зато потом были бурные овации! Понадобились годы, чтобы я перестала нервничать и получать удовольствие от процесса выступления на сцене.

– Такое ощущение, что вы поменяли стиль одежды.
– Да, я из «мальчика» превратилась в женщину. (Смеётся.) И сама изменилась – стала мягче, ощущаю себя стопроцентной женщиной. В Крыму растёт персик, который созревает только в конце сентября, вот и я – как тот поздний персик. Что касается одежды, раньше я любила дурацкие вещи в стиле клипа «Бедная овечка», а теперь мне импонируют более женственные наряды. Осталась лишь непроходящая любовь к белым носочкам, такая же страсть была у Майкла Джексона.

– У вас маленький сын Гриша, вы ходите на родительские собрания?
– Конечно, я хожу на родительские собрания и сама отвожу ребёнка рано утром в школу. Сын учится в третьем классе и ходит в музыкальную школу. Но мне кажется, в нём больше актёрского таланта, чем музыкального. Гриша хорошо лицедействует и здорово умеет копировать знакомых.

– Мой любимый вопрос: что главное для певицы и для женщины?
– Для певицы – чтобы муза не оставила, не иссяк источник энергии. А для женщины – чтобы дети и близкие были здоровы и счастливы. Несмотря на все наши декларации о том, что мы такие сильные и для нас главное – работа.