Мафиозная паутина опутала всю Италию. Во второй половине XX века было не так много лидеров страны, которых бы не обвиняли в связях с мафией. Эти обвинения большей частью не доказаны. Но очень вероятны. И дело здесь не в корыстности и аморальности итальянских политиков, а прежде всего в том, что организованная преступность давно срослась со здешней государственной системой.

Заражение началось с юга страны. По сравнению с высокотехнологичным индустриальным севером, этот регион в основном занят добычей ископаемых и сельским хозяйством. А это совсем другие деньги. Если на севере средний ВВП на душу населения составляет примерно 32 тысячи евро, то на юге – 16 тысяч, в два раза меньше. Бедность способствует развитию криминала.

Кроме того, психология крестьян намного архаичнее городской (архаичный – устаревший. – Ред.). Сельский работник равнодушен к крови. Для человека, привыкшего резать кур, свиней и баранов, убийство себе подобного не является такой трагедий, как для изнеженного горожанина. Если нужно для дела, почему не убить? Кушать-то надо.

Ну и биология, конечно. Генетически северяне и южане сильно различаются. Среди миланцев и римлян часто встречаются голубоглазые блондины. А сицилийцы, калабрийцы, неаполитанцы – обычно кудрявые волосатые брюнеты с толстыми губами и глазами навыкате. По крови южные итальянцы ближе к албанцам и арабам, что не способствует миролюбию, усидчивости, дисциплинированности.

Но поскольку Италия всё же является единым государством, правительство должно быть в контакте со всеми гражданами. В случае с южанами контакт часто выливается в банальную коррупцию. И, похоже, эту проблему трудно ликвидировать, не разрушив единство страны.

Язык жестов

Как все южные люди, итальянцы «говорят» руками не меньше, чем ртом. Это само по себе признак архаичности. Есть версия, что наши первобытные предки, ещё не освоившие голосовую речь, общались с помощью жестов. В случае мафии эта особенность проявляется в квадрате.

Преступный мир Италии издавна выработал разнообразную и непонятную посторонним жестикуляцию. Малозаметное движение пальца или кисти может нести богатую информацию, означать для кого-то обогащение, а для кого-то смерть. Тайный язык не ограничивался движениями рук. Например, с XVIII века на Сицилии человек, желающий вызвать обидчика на поединок, должен был крепко его обнять и укусить за мочку уха. Там же издавна существовал богатейший язык увечий. Камень во рту убитого свидетельствовал о болтливости этого человека. Отрубленная рука, положенная на грудь трупа, поясняла, что её хозяин присвоил деньги мафии.

Если на шею покойника подвешивали его же отрезанные половые органы – значит, он кого-то изнасиловал или просто пофлиртовал с женой члена мафии. Вырванные глаза, зажатые в кулаке, означали, что убитый был киллером, метко стрелявшим по другим мафиози.

Такая наглядность служила отличным пиаром. Все понимали, что нарушившего «блатной» закон не спасут ни деньги, ни полиция, ни телохранители.

При этом крутые сицилийцы избегали открытых угроз или хвастовства. Настоящий мафиози одевался скромно, говорил вежливо и с братским радушием. Иногда он мог даже косить под дурачка и с открытым ртом выслушивать «лоха». Днём мог терпеливо сносить угрозы и даже побои. А вечером убивал дерзкого собеседника.

Вертикаль власти

Сицилию часто завоёвывали, её народ сопротивлялся оккупантам, благодаря этому и родилась мафия. Поначалу это были просто партизанские отряды. А в мирное время бывшие партизаны превратились в рэкетиров, навязывающих свои услуги сицилийским помещикам, у которых возникали проблемы с крестьянами-арендаторами, и крестьянам, которых доставала жадность помещиков.

К началу XX века мафия превратилась в организацию, практически неуязвимую для атак государства. Во многом неуязвимость достигалось за счёт семейных связей. Костяк мафиозной структуры состоял из родственников, что затрудняло внедрение провокаторов и сводило вероятность предательства к минимуму. Но для больших завоеваний родичей не хватало, приходилось брать людей со стороны, втягивая их в родственные отношения посредством браков и крестин.

При этом отношения между членами братства считались более важными, чем кровные узы. И если кто-то оказывался предателем, его ликвидацию поручали ближайшим родственникам. Перед убийством будущий киллер выпивал в присутствии старших мафиози и, разбив стакан, говорил «Вино сладко, а человеческая кровь слаще». Многие прошедшие через этот жестокий ритуал потом кончали жизнь самоубийством, но схема всё-таки работала. Убийств здесь происходило на порядок больше, чем во всей остальной Италии.

При этом большинство из них не раскрывались, потому что преступники тесно сростались с властью. Газеты XIX века буднично сообщали, что: «Из шести главарей мафии один местный командир милиции, а пять других – офицеры Национальной гвардии». Или: «Одно из подразделений мафии возглавляет священник, который сам и отпевает свои жертвы». «Запах цветущих лимонов и апельсинов на Сицилии превращался в смрад трупов».

Мафиозная структура стала слепком с государственной. Появилось название «коза ностра» – «наше дело». Родилась жёсткая иерархия. Наверху стоял всевластный, жестокий, но зачастую неграмотный Дон. Его необразованность компенсировал советник – Консельери, как правило, отличный юрист. Посредничество между Доном и боевой организацией осуществлял его помощник, а самими боевиками руководили капореджиме. При такой системе «прокладок» взять главных мафиози с поличным было практически невозможно.

При демократическом режиме. Но мафия оказалась почти беззащитна против диктатора Муссолини, который не особенно заморачивался правовыми доказательствами, а просто расстреливал заподозренных.

Основатель фашизма почти уничтожил мафию. Тем не менее, остатки сохранились и при нём. Так, известный мафиозо Вито Дженовезе стал при Муссолини не последним человеком из-за того, что поставлял героин его зятю-наркоману.

А после краха фашистского режима мафия восстановила и увеличила былую силу.

Здравствуй, Маша, я Дубровский

Коза ностра не является единственной преступной организацией Италии. Эта территория ещё до сведения в одну страну считалась гнездом разбойников. Разумеется, благородных.

В XIX веке итальянские бандиты были популярны во всей Европе. О них сочинялись оперы и романы, в их честь называли спагетти и бифштексы. Одним из самых разбойничьих регионов была Кампания со столицей Неаполем. Местная преступная организация возникла в XVIII веке и назвалась каморра, что означает «ссора, драка».

В отличие от сицилийской организации, в каморре не было общей иерархии. Существовало много независимых друг от друга разбойничьих шаек. При этом, если членство в сицилийской мафии было организованно по принципу «вход – рубль, а выход – два», то покинуть каморру можно было легко. А если тебе не нравился атаман твоей банды, ты мог вызвать его на поединок и, победив, сам стать атаманом. Все атаманы были равны и не признавали никакой власти. Теоретически, конечно. А если доходило до дела, разбойники очень хорошо понимали свою выгоду и сотрудничали с государством.

Например, известный атаман Гаэтано Мамоне получил от короля Сицилии и Кампании титул барона и звание полковника за борьбу с наполеоновскими оккупантами. При этом никого не волновало, что эта борьба велась зверски, а сам Гаэтано перед обедом обязательно выпивал кружку крови, нацеженной из его противников. Впрочем, партизаны не церемонились с врагами даже в XX веке, а уж в наполеоновские времена – тем более. Французов тогда распиливали живьём, сжигали, опустив головой в костёр и заживо варили в масле. И это никого не шокировало.

Не бери на понт, мусор!

Неаполитанская каморра не может сравниться с сицилийской мафией по степени организованности, а её влияние редко выходит за пределы провинции Кампания. Но уж свою территорию она держит крепко, при всём анархизме местных банд. Одним из ярких проявлений влияния каморры стал мусорный кризис в Неаполе.

Вообще утилизация мусора является общей болячкой всей Италии. Отходов зажиточное население оставляет много, а территория маленькая.

Но в Неаполе просто катастрофа. Этот город уже лет 15 тонет в помоях. Свалки переполнены, а на строительство мусоросжигающих заводов не хватает денег, да и экологи против них выступают. Экологами отчасти манипулирует каморра, зарабатывающая на вывозе мусора. Раз в несколько лет кризис обостряется, и тогда на улицах Неаполя вырастают дурно пахнущие завалы.

При этом каморра специально кризис не создаёт, он возникает сам, по объективным причинам. Но уж усилить его и воспользоваться результатом преступность может. Например, отстреливая штрейкбрехеров, которые слишком дёшево вывозят отходы, или договариваясь с соседними муниципалитетами, чтобы они не принимали неаполитанский мусор. Правительство принимает экстренные меры, присылает солдат для уборки, твердит о вредительстве, угрожает каморре уничтожением, но, в общем, решить проблему не может.

Мафия смертна?

Про мафию написано много книг и снято много фильмов. При этом, если в Америке с организованным итальянским криминалом начали бороться всерьёз начиная с 30-х годов, то в самой Италии ему после Муссолини почти не уделяли внимания. Считалось, что есть отдельные бандиты и мошенники, а никакой организации не существует и все сведения о ней – это так… теория заговора.

Перелом наступил только в 1980-х годах, когда разразилась большая война мафиозных кланов, затронувшая и «мирное» население. Пошла цепная реакция. Правительство начало расследовать взрывы и убийства, мафия стала уничтожать следователей и судей, и последние наконец поняли, что им противостоит реальная мощная организация. При этом убийства госчиновников мафия поначалу даже не воспринимала как войну. С её стороны это скорее был презрительный пинок. Чтобы под ногами не путались.

Но с государством так обращаться всё-таки нельзя, даже с итальянским. Власть оскорбилась и начала мстить. Ужесточились законы. Было решено отнимать имущество не только у арестованных мафиози, но и у их родственников. Если раньше попавшие в тюрьму боссы мафии жили там как короли, удовлетворяя все свои потребности и свободно общаясь с оставшимися на воле подельниками, то теперь для них ввели жестокий режим «41-бис». Это одиночная тёмная камера, скромная пайка и общение с родственниками не чаще раза в месяц.

Мафия сегодня начала хиреть. Одним из признаков её угасания стало письмо нескольких важных донов, в которых они просят правительство отменить жестокий режим содержания, а в обмен обещают распустить свои организации. Даже если это тактическая хитрость, всё равно она говорит о слабости мафии.

Анализируй это

Мафиози – люди страшноватые, но по-своему и благородные, с принципами. Моральный кодекс у них жёсткий. Не укради у своих, не обмани своих, не смотри на жён своих соратников, будь готов пожертвовать собой для организации, вообще будь правильным и честным, как пионер.

Между тем мир меняется, и жёсткие моральные нормы иногда становятся обузой в конкурентной борьбе. Чего стоит только обет не врать перед членами организации! В то время как для карьеры в той же организации и уничтожения конкурентов требуются враньё и лицемерие. При этом член мафии, единожды пойманный на лжи, становится не просто изгоем, но покойником.

А ещё существует большая вероятность, что, даже не нарушив правил, он станет жертвой клеветы и… опять же покойником.

А ещё возникают сексуальные проблемы: любовь к жене босса или, упаси бог, тяга к однополым сослуживцам. Тут уж в пору самому застрелиться, не дожидаясь разоблачения.

Всё это корёжит психику бандитов. По исследованиям университета Палермо, клиническое беспокойство было выявлено у 20 процентов членов семей мафиози, а различные расстройства личности – у 17 процентов. Среди наиболее частых проблем доктора называют расстройство пищеварения, беспокойство и депрессию, проблемы с потенцией, ощущение собственной неполноценности и стыда из-за невозможности соответствовать стереотипу мачо. В связи с этим всё большее количество мафиози обращается к психоаналитику. А сам факт такого обращения сохраняется в тайне и становится новым поводом для стресса. Словом, замкнутый круг.

Мафия в зоопарке

Между тем итальянскую мафию в мире давно уже воспринимают как культурное явление, как бренд. Так, власти городка Карлеоне, который прогремел после выхода фильма «Крёстный отец», недавно открыли Музей мафии на вилле, конфискованной у одного из преступных боссов Тито Рино. И хотя сам Тито отбывает пожизненный срок, по словам мэра городка, «здесь ещё осталось много его друзей и родственников, и значит, история жива».

Ещё в Италии запущен проект «Консорциум надежды», в рамках которого на отнятых у мафии землях устраивают туристические лагеря, выращивают на них зерно, овощи и виноград, которые потом пускают в общеевропейскую продажу. Макароны, вино и оливки, на которых красуется надпись «Выращено на землях, конфискованных у мафии» или «Произведено из зерна, собранного на поле киллера N», пользуются большим спросом и уходят по тройной цене.

Также во многих европейских городах популярны диски с блатным итальянским шансоном, на обложках которых изображены окровавленные трупы, отрубленные головы и руки, а тексты песен обычно рассказывают о горестной судьбе невинно арестованного, или о том, как благородный человек вспорол живот зажравшемуся менту, или о том, как заключённый тоскует по старушке-маме. Всё как у нас, только на порядок дороже.