Мама растила нас одна. Жили в посёлке городского типа, держали огородик и кое-какую живность, чтобы прокормиться. Мама себе во многом отказывала, чтобы обеспечить семью. Она нас очень любила, никогда не ругала, всегда всё объясняла ровным и спокойным голосом, поэтому нам не хотелось ей перечить, а лишь прислушиваться, осознавать и исправляться.

Старшая сестра первой вышла замуж и уехала жить за 600 километров от нас. Я выучилась в техникуме и тоже нашла свою вторую половинку. Жила недалеко от мамы, в соседнем городе. Мне было 23 года. Братишка ушёл служить в армию. Маму я навещала часто, помогала по хозяйству. Мамуля была гипертоником, но никогда не заостряла внимание на своём здоровье. Поболит голова, выпьет обезболивающее – и дальше работать.

8 Марта мы приехали поздравить её, а мама как-то невнятно говорила, губы не слушались, даже слюна подтекала изо рта. Состояние, как у изрядно выпившей женщины. Зная, что мама не пьёт вообще, я очень испугалась. Вызвали «скорую». Диагноз: «нарушение мозгового кровообращения». Рекомендовали ограничить физические нагрузки, подобрать лекарства и жить дальше. Мама же продолжала работать, обрабатывать огород и вести хозяйство, снимая головные боли простым анальгином. Позже приступы головных болей стали почти ежедневными. У меня к тому времени родилась дочка, и я не могла помогать маме, как прежде, лишь ежедневно звонила.

Свекровь, будучи с моей мамой в непростых отношениях, говорила, что «мама и ртом, и ж…й хватается за работу, но непонятно, ради чего». Сейчас я задаю себе тот же вопрос. Но мама не умела жить по-другому, она хотела помочь нам. Ей казалось, что без её домашних яиц и собственноручно выращенных овощей нам не прожить, а моя дочурка-искусственница должна пить непременно целебное козье молоко, заботливо выдоенное бабушкой. Свекровь, выросшая в городе, этого рвения не одобряла и, более того, высказывала неудовольствие, если её сын пытался помогать «на селе».

Когда мама не ответила на очередной звонок, я запаниковала. Оставила дочку с мужем и поехала к ней. Прибежала к дому, входная дверь оказалась закрыта изнутри. На мои крики прибежали соседи. Кто-то из мужчин вскрыл дверь. Мама лежала без сознания в коридоре, неестественно поджав под себя ноги и запрокинув голову. Живая, но еле дышащая. Я звала её, пыталась поднять, но тщетно. Маму увезли в реанимацию.

В больничных коридорах я просто впала в ступор, только просила Господа спасти мою маму. Домой меня привёз муж поздно вечером. С порога свекровь сказала:
– Ребёнка бросила и уехала! О дочке подумай, матери ты уже не поможешь.

Я с кулаками бросилась на неё. Тогда мне хотелось одного – стереть с лица земли этого человека, чтобы не слышать таких слов. Муж удержал нас от драки. Этот инцидент навсегда рассорил нас со свекровью. Я ненавидела её, она – меня.

Моя мамочка оказалась парализованной, ей требовались дорогие лекарства и ежедневный уход. Свекровь наотрез отказалась присматривать за моей дочкой, а меня отпускать на несколько часов ухаживать за мамой. От безысходности я сходила с ума, плакала и не спала ночами. А свекровь лишь лила масло в огонь:
– Найди матери сиделку, зачем самой пузо рвать, всё равно это бессмысленные труды, не встать ей…

Но средств на сиделку не было и возможности ухаживать самой – тоже. В смятении я позвонила сестре, попросила приехать. Та не смогла оставить работу и обещала приехать после майских праздников. Я плакала день и ночь, видела маму в нехороших снах, просыпалась в холодном поту с желанием бросить всё и бежать к ней. Помогли родственники со стороны отца. Его двоюродная сестра ежедневно стала навещать маму, собрала денег на лекарства и подгузники. В последних числах апреля мама пришла в себя, открыла глаза, но взгляд был какой-то туманный, чужой. Врачи увидели положительную динамику и 3 мая перевели в общую палату.

8 мая у мужа был выходной, и, оставив дочку с ним, я поехала к маме. Она неразборчиво что-то говорила, шевелила губами, как бы причмокивая. Я догадалась, что мамуля хочет пить. Поила из детского поильника. Она жадно выпила всё, потом уснула минут на 15. Я сидела рядом, целовала её натруженные руки, гладила копну волос, уже чуть тронутую сединой, и обещала, что после выписки из больницы ни за что не оставлю её одну. Надо будет – вернусь в посёлок, стану жить с ней. Понадобятся деньги на лечение – будем собирать всем миром. Мама проснулась. Снова сухие губы зашевелились и попросили пить. Я налила ей остатки воды. Уходить не хотелось, но дома ждала дочка, и я сказала:
– Мамулечка, завтра приду к тебе, принесу много-много воды, соков… Ты только дождись.

Дома я не сдержала слёз, уложив дочку спать, рыдала в подушку. Свекровь снова язвила в мой адрес, а у меня душа рвалась на части, я боялась потерять маму.

9 мая сварила бульон, купила пакетики сока и бутылочки с водой и ждала мужа с работы, чтобы оставить дочурку и поехать в больницу. Свекровь ходила темнее тучи, бросая недовольные взгляды в мою сторону и что-то бормоча себе под нос. Раздался телефонный звонок. Звонила папина двоюродная сестра. Я схватила трубку и затараторила, не слушая её, что всё купила и приготовила и скоро поеду к маме. Когда я выговорилась, тётя тихо сказала:
– Маме уже ничего не надо.

Я не поверила её словам. У меня случилась истерика. Прижала к себе дочку и плакала навзрыд, потом кричала до хрипоты и снова плакала. Свекровь забрала на руки внучку, оттолкнув меня в сторону со словами:
– Идиотка набитая!

Дальше были похороны, все плакали и недоумевали, как вполне здоровая женщина покинула этот мир так рано? Маме исполнилось бы 46.

Не буду описывать, как мы жили дальше; как я мирилась с этим чудовищным горем, не видя поддержки от близких; как меня унижала свекровь, говоря, что я приживалка в их доме и должна продать мамин дом и срочно получить свою долю; как не раз оказывалась на грани развода с мужем, устав от его чёрствости и непонимания.

Почему же я пишу своё письмо через столько лет, спросите вы? Отвечу. Сейчас моя свекровь находится в ситуации, подобной маминой. У неё из-за диабета отняли стопу. Ей требуются постоянный уход и лечение. Муж, с которым мы пережили тяжёлые времена и остались вместе, настаивает, чтобы я помогала в уходе за свекровью. Пытается приобщить к этому делу нашу 10-летнюю дочь. Относительно дочери я молчу, но о себе скажу: я категорически отказалась помогать этой женщине. Именно из-за свекрови я не смогла провести с мамой последние дни её жизни, именно из-за отсутствия поддержки с её стороны пережила сильнейшее нервное потрясение, которое сказалось на моём здоровье, и именно поэтому я считаю, что имею полное право заплатить ей той же монетой.

Я ни разу не посетила её в больнице, ни разу не узнавала о её состоянии, ни разу во мне ничто не дрогнуло при воспоминании о ней. Для меня этот человек перестал существовать десять лет назад, в тот день, когда не стало моей мамы, женщины-трудяги, которая всю жизнь посвятила своим детям.

На данный момент я готова пожертвовать отношениями с мужем, потерять отца ребёнка, разойтись в разные стороны, но только не помогать этой женщине, которая была чёрной полосой в моей жизни.