Это случилось в 50-е годы – голодные и холодные. Отец вернулся с войны инвалидом, без ноги, но руки у него были золотые, он и печник, и плотник, поэтому был в селе нарасхват. Благодаря ему мы не голодали. В детстве я очень любила птичек, котов, собак, да и сейчас тоже, хотя из живности никого не держу – аллергия на шерсть, пух.

Рядом со школой, в которой я училась, был сельсовет, а ещё раньше это здание принадлежало помещику. Железная крыша, два дымаря, один рабочий, второй – нет, в нём почти год гнездились галки. Я, страстная любительница птичьих гнёзд, лазала с одним мальчишкой к трубе и наблюдала за птенцами. Сначала их было четыре, а ко времени, когда мы наведались, осталось два, и мы забрали их себе. Галчонка моего приятеля на третий день сожрал кот, а я своего уберегла, приручила и кое-чему научила. Он вырос в большую крупную галку, летом свободно на улицу летал. Вернётся в дом, поест – и опять на улицу.

Когда я шла в школу, галка сидела у меня на плече. На подоконник со стороны улицы я клала ей любимую еду – творог, а сама шла на уроки. Она полетает, сядет на подоконник, поклюёт и опять улетает к своим собратьям.

И вот в один из дней я опять оставила ей еду, а сама на уроки в класс пошла. Другие галки проследили за мной и всё слопали. Было начало июня, очень жарко, последняя четверть на исходе. Все в классе знали, что галка моя – ручная, почти учёная.

Учительница немецкого языка пришла в класс в элегантном светлом костюмчике. Поругав дежурного за то, что не проветрил помещение, открыла настежь окно возле своего стола, который стоял впритык к окну. А тут моя галка налеталась, проголодалась и прилетела на подоконник. А еды-то нет, поклевали собратья. Она не поверила своим глазам, прилетела на подоконник открытого окна, но учительница её прогнала: «Кыш, кыш». Галка испугалась, улетела, снова вернулась, учительница опять её прогнала. Внимание всего класса было сосредоточено на ней.

Несколько раз галка прилетала, и учительница снова и снова её прогоняла. Объясняя новый материал, повернулась к доске и стала писать мелом. В это время галка села на подоконник. Её никто не прогнал, и она проследовала на стол, где стояла чернильница. Опустила в неё клюв: чернила ей, видимо, не понравились –  и вытерла его о журнал. Класс замер в тишине.

Учительница поворачивается – это ещё что такое, а ну кыш! Моя галка то ли с испугу, то ли желая отомстить, взлетает и производит «артобстрел» по траектории: плечо учительницы – её грудь – угол стола. И улетает. Учительница расставляет руки, теряет дар речи, класс взрывается хохотом.

На шум сбежались учителя, директор. С трудом им удалось изобразить серьёзность на лицах. Наша немка убежала переодеваться, умываться. В школе до конца дня она так и не появилась. Директор всех спрашивал, чья это галка, но класс меня не предал, сказали, что ничья.

Галка по-прежнему улетала из дома и снова возвращалась. И в один из дней прилетела с другом. Друг сидел на воротах, галка каркала, сидя на подоконнике, и стучала клювом в окно. Я вынесла в мисочке еду, она сидела на руке и клевала. Наелась сама, а потом взяла еду в клюв и полетела к воротам кормить приятеля.

Долго она прилетала с другом, а потом исчезла. Мальчишки говорили: «села на гнездо».

Наше село расположено на дне речки, исчезнувшей тысячи лет назад. Берега её покрыты лесом. В нашем селе жил страстный охотник, который научил своему ремеслу и двух сыновей. У него двор, что зверинец, был весь уставлен клетками, погреб забит бочками солонины и банками всевозможной тушёнки.

И вот он позвал моего отца переложить печку. Тот, когда пришёл, поразился. Чего и кого только в клетках и вольерах не было. По двору свободно бегали маленькие дикие поросята и два маленьких волчонка, один с надрезанным ухом. И этот волчонок заладил играть с отцом: крутился под ногами, хватал его за штанину, падал на спину. А у нас овчарка старая была, совсем уже слепая, и отец попросил охотника продать ему этого волчонка. Тот сказал:
– Кириллович, я тебе его дарю.

И вот отец за пазухой принёс волчонка домой. Радости моей не было предела, назвала волчонка Амиром. В то время я окончила семь классов, и чтобы продолжить учёбу, нужно было ходить в другое село километров за пять от нашего.

Волчонок рос, на аппетит не жаловался, ел всё подряд. Свою порцию мяса я прятала за миску и потом отдавала ему. Также он любил молоко и творог. В школу тогда с собой брали у кого что было: хлебушек, сало, жареное или варёное яйцо и сахар-песок в кулёчке – на десерт. Но брали не все, многие голодали. В школе тогда буфетов не было. Раньше, без волчонка, я делилась едой с другими ребятами, а потом оставляла специально для него, и он лопал и сало, и яйцо, и хлеб, посыпанный сахаром.

Вечером брала его с собой на улицу гулять, он уже большой был. Мой Амир лежал в стороне, наблюдал. Если меня, балуясь, обнимали девчонки, он продолжал лежать, но стоило подойти парню – тут же подхватывался, рычал и показывал клыки. Один раз кинулся на парнишку, но я прикрикнула на него, и он остановился. Ребята и девчонки начали просить, чтобы я больше не брала Амира с собой, опасно стало.

Волк вырос очень крупным и высоким. По двору гулял свободно. Раньше к нам заходили соседи, теперь боялись, уж очень грозно выглядел. Соседи просили его привязать. Отец купил цепь и ошейник и привязал Амира. Боже мой, что было! Волк прыгал, валялся по земле, снимал лапами ошейник, но ничего у него не получалось. Тогда он прибегнул к другой тактике – отказался от еды. Три дня лежал и плакал. Да-да, плакал настоящими слезами! Но голод взял своё. Приходя из школы, я, как всегда, приносила ему оставленную еду, на третий день он её съел. Так Амир смирился со своим положением.

Ночью мы его отпускали сторожить двор, утром привязывали. Домашнюю живность он не трогал, наблюдал, как петух ел из его миски. Никогда не выл, не лаял, как собака, а если кто стукнет калиткой – встанет и рычит, показывая клыки.

Я уже ходила в десятый класс в дальнюю школу. Продолжала оставлять для него еду. Подхожу, только портфель расстегну, он лапой его у меня выбивает, еле успеваю книги вытащить. Засунет мордашку, всё слопает, потом, довольный, вытащит морду из портфеля и смотрит: дай ещё.

Амиру шёл четвёртый год. Последние полгода мы уже не отпускали его на ночь свободно ходить по двору – норовил влезть на погреб. И вот в начале апреля отец рано утром сказал нам:
– Амир сбежал.

Я в слёзы:
– Как? Почему? Чего ему у нас не хватало?
– Свободы.

Я ходила по улицам, заглядывала во дворы – может, кто поймал, привязал. А отец сказал:
– Не ходи, не ищи, он ушёл в лес к своим и никогда не дастся в руки чужому человеку.

Я долго рыдала, даже во сне звала Амирушку, но он не вернулся. Отец принёс другого щенка, овчарку.

Прошло полгода. Я была дежурной в классе, все ушли по домам. Я быстренько протёрла пыль, помыла полы в классе и домой пошла одна. Не доходя метров пятисот до первых хат, слева на пригорке возле леса увидела стаю волков, они стояли в ряд. Все смотрели на меня. Я очень испугалась, назад возвращаться далеко, ближе до села дойти. Иду, читаю молитву, бабушка научила, прошу Боженьку спасти меня. Поравнялась с волками, которые находились в 7–10 метрах от дороги, обратила внимание на крайнего, самого крупного. У него было надрезано ухо. Сразу воспрянула духом, позвала:
– Амирушка, миленький, иди ко мне!

Он не поверил своим ушам. Я снова позвала его.

И вдруг он срывается с места, бежит ко мне. Стая стоит не двигаясь. Добежал, положил лапы мне на плечи, лижет лицо, я его обнимаю.

Так стояли несколько минут. В стае два волка уже сели, три ещё стояли, наблюдали. И тут я вспомнила о еде, которую не съела на переменке, потому что делала домашнее задание. Еле успела вытащить тетради и книгу, как он лапой выбил портфель, засунул туда мордашку, съел всё, кулёчек с сахаром разорвал, чернильницу перевернул. Вытащил мордашку, она вся в чернилах и сахаре. Я вытерла ему промокашкой нос и говорю:
– Амирушка, пойдём домой?

Он было сделал несколько шагов вместе со мной, но остановился, оглянулся. Потом посмотрел на меня виновато: мол, прости, хозяйка, не могу, там у меня подруга, друзья. Пошёл к ним, опять оглянулся, посмотрел на меня и ушёл, уже не оборачиваясь.

Я залилась слезами: почему он меня предал, почему ушёл к ним? Амир подошёл к стае, один из волков облизал его мордашку, и все они ушли в лес.

Придя домой, я всё рассказала родителям, продолжая рыдать. Отец только сказал:
– Молодец Амир, помнит добро.

А вечером я побежала на улицу сообщить друзьям и подругам о встрече с Амиром. Кто-то промолчал, а большинство, как я поняла, мне не поверили.

На второй день меня в школу не пустили, погнала коров на пастбище. А друзья, идя из школы всей гурьбой, их было человек семь, увидели на том же пригорке шесть волков, и среди них волка с надрезанным ухом. Ребята очень испугались. Мальчишки приготовили перочинные ножики на случай драки, девчонки про себя читали молитвы. Но они прошли мимо волков, и те не тронулись с места. Отойдя, ребята оглянулись, но волков уже не было. Вот тогда-то они поверили моим словам, и об этом узнало всё село.

На третий день после встречи с Амиром я пошла в школу, и после уроков один парнишка, который мне симпатизировал, посадил меня на велосипед, и мы, отделившись от остальных, поехали вперёд. Он мне показал этот бугор, где они вчера видели волков.
– Да, – сказала я, – и я их здесь заметила. Но сегодня их нет, как видишь.

Мы уехали домой. А за нами шли четыре человека, три девчонки и парнишка. И они снова видели волков, у одного из которых было надрезано ухо. Со страхом проходили мимо, но стая не двинулась с места. Это было точно в то время, когда я встретила волков в первый раз. Три дня Амирушка выходил из леса, чтобы увидеть меня, но нам не суждено было встретиться.

Больше их никто никогда не видел.