Первый взгляд не произвёл на него никакого впечатления: не то собака, не то крыса водяная, проворчал дед, глянув на Чапку. А уж второй – и подавно. Привыкший к порядку офицер запаса косо смотрел на нового члена семьи. Относился, впрочем, терпимо. Как к неизбежному злу.

Другая собака и на том спасибо сказала бы. Но не Чапа. Пораскинув умишком, она решила, что так жить нельзя, и объявила дедушке войну. Собака не знала, что в лице дедушки имеет перед собой целую армию, что деду есть куда отступать, а ей – некуда.

Воевать так воевать, решила Чапа. Она мстила за каждый окрик и возражала на каждое замечание.
– Я ей слово – она мне десять! – возмущался старый служака. – Хоть бы раз промолчала.

«Ещё чего», – ворчала из-под вешалки Чапа.

Обстановка в доме накалялась. Ты меня не любишь? А вот тебе! – веселилась Чапка, с нахальным видом восседая возле осквернённого дедушкиного носка. Она считала своим долгом «замочить» любую дедушкину вещь, случайно оказавшуюся на полу. А если случайно вещи на полу не оказывалось? Так вон сколько всего на стульях да на вешалках! Однажды она стянула с кровати дедушкину подушку – заметим, дедушкину, а не бабушкину, – и утащила её в туалет.

Но каплей, переполнившей чашу терпения, стал другой случай. После очередной ссоры, когда старый офицер прилёг вздремнуть для успокоения нервов, она уволокла на улицу его любимые армейские штаны. Операция не из лёгких. Нужно было стащить брюки со стула, отворить дверь, протащить их по лестнице и затем во двор. Накрывшись с головой парадными армейскими штанами – только нос торчал из-под ремня, – она волокла их по тропинке. Чапка пересекала дорогу перед приближающимся трактором «Беларусь», и водитель, офонарев от того, что увидел штаны, которые сами по себе тащились по дороге, не успел нажать на тормоз. Так закончился славный путь боевых штанов отставного офицера.

Это был финиш. Все поняли, что вместе им не жить. Но если Чапа думала, что гнать надо дедушку, то остальные члены семьи решили иначе. Только куда её девать? Благодаря дедушке все знали о её подвигах, и брать собаку с дурной репутацией никто не хотел.

И тут все вспомнили о маме. Кому же как не ей, опытной учительнице, умевшей «причесать» даже самых отъявленных разгильдяев, можно доверить такое сокровище?

Мы никогда не держали собаку в доме. У нас были кот Пушок дома и Шарик во дворе. Но маленькая короткошёрстая Чапа не годилась для улицы. Отец вообще был против. Собака в доме? Зачем?

Однако мама приняла это как вызов её педагогическому таланту и единственный путь спасения собакиной жизни. Уж ты люби её, предупредила она отца, отправляясь за Чапкой.

«Всё, что нам нужно, это любовь», – пели знаменитые «Битлз». Это был зенит их славы. Чапка вдохновенно вторила им, подвывая в сильных местах: всё, что нам нужно, – любовь. Людям и собакам! И когда получила её – даже отец не смог устоять перед её обаянием, – то превратилась во вполне мирную, хотя и проказливую собаку.

Вожаком стаи Чапка выбрала маму. «Мама – наше всё!» – словно утверждала собака, глядя на мать глазами, полными любви и обожания. Она часами сидела у её ног, служила ей, как могла, и защищала. Прежде всего от папы. Да кто он такой? Целый день отсутствует, бродит неизвестно где, а вечером приходит и – подумать только – смеет обнимать её сокровище! Чапину маму! Она хотела маму только для себя. Чапкина безмерная ревность стала аттракционом в нашем доме. В малюсенькой собачьей головке родилась идея: ближе чем на полметра к её обожаемой хозяйке никто не должен подходить. Кроме Чапы, конечно.

Она ревниво следила за соблюдением установленного ею правила. При угрозе нарушения начинала рычать. Зубки при этом обнажались, волосёнки на голове вставали дыбом, и если предупреждение не действовало, с лаем набрасывалась на нарушителя. Кто знает, зачем он подошёл? Лучше отогнать от греха подальше.

Я часто вспоминаю наш большой уютный дом. Сколько дел нужно было переделать маме! Кухня, хозяйство, печка, дрова… А вечером её ждали тетради. Проснувшись среди ночи, я видела светлую мамину голову, склонившуюся при свете лампы над стопкой тетрадей. Рядом, как часовой на посту, сидела Чапа. Она клевала носом. Голова клонилась всё ниже, ниже… Стукнувшись носом о коврик, она вздрагивала, просыпалась и, собрав всю свою волю, таращилась на мать. «Чапа, милая, иди спать, – шептала мама, – иди, ещё много тетрадей».

Чапка никогда не уходила и сидела с мамой почти до утра.

Такая нагрузка опасна. Мама заболела. Я не помню диагноза, но дела были плохи. Мама не вставала и почти ничего не ела. Сейчас, видимо, сказали бы что-то насчёт нервной анорексии, но тогда мы не знали таких слов. Потянулись страшные, тоскливые дни ожидания. А раз уж мама отказалась от еды, то Чапка – тем более. Она заняла постоянное место на коврике у кровати и не вставала без крайней надобности, а весёлые, полные озорства глазёнки внезапно потухли.

За несколько дней маминой болезни собака не съела ни крошки и превратилась в тощий скелетик, с трудом волочащий исхудавшие, похожие на сухие веточки лапы.
– Чапа, ну что ты? – чуть не плакала мама. – Что ты меня мучаешь? Мне и так плохо. Ну съешь хоть кусочек, пожалуйста.

«А ты?» – словно вопрошала собака, пристально глядя на мать.
– Я не могу.

«Тогда и я не могу», – вздыхала Чапа, полная решимости продолжать голодовку.
– Нужно встать, нужно есть, – уговаривали маму врачи.
– Хотя бы ради неё, – добавляли мы, показывая на Чапу. – Мам, ты что, угробить собаку хочешь?

Однажды утром Чапа не сумела подняться. Она пыталась встать, приподнимаясь на передних лапах, и падала. Зрелище было жуткое. Страшно, когда болеет человек. Страшно, когда вот так, на глазах, погибает животное, ставшее родным. Уходит жизнь – вот в чём дело. Уходит живое существо, с которым делили мы радость и горе, наши детские игры и проказы. Мы так измучились за время маминой болезни, что не знали, что сказать. Чапа погибала от любви к маме. Всё, что нам нужно, – любовь? Даже та, что убивает?

И тогда мать решила подняться. Отец помог ей встать. Собрав остаток сил, поднялась следом Чапа. И побрели все на кухню. Наконец-то!

Мама для начала съела немного, да больше было и нельзя, зато Чапка на радостях так объелась, что не неё напала икота. Но это было уже не смертельно. Все последующие дни упрямая собака продолжала настаивать на своём – принимать еду только в компании с мамой. Так и выздоровели.

Я не буду утверждать, что мама поднялась ради собаки. У неё были муж и дети. Ей было ради кого жить. Но и героическое упорство Чапки, её решимость – не будешь есть, подохну – сыграло свою роль.